В последний день 2008 года, 31 декабря, исполнится 155 лет со дня рождения Степана Дмитриевича Яхонтова, историка, археографа, краеведа, музееведа, педагога, одного из организаторов Рязанской Ученой Архивной Комиссии (РУАК).

В последнее время это имя стало более «на слуху» - многие рязанские краеведы и профессиональные исследователи обратили внимание на научное наследие историка; его именем окрестили ежегодные «яхонтовские чтения», собирающие в Рязанском кремле сотрудников гуманитарных ВУЗов, музеев, архивов из десятков регионов Центральной России. Первая научно-практическая конференция имени С.Д. Яхонтова состоялась в 2000 году. Очень хочется верить, что научный форум, названный в память видного ученого и общественного деятеля, не прекратит свою работу, даже если главный музей Рязани (ранее - Рязанский историко-архитектурный музей-заповедник) сменит свое местонахождение…

А ведь почти полвека, с кончины в 1942 году до конца 1980-х, о Яхонтове в научном мире не говорили и не писали. Первые статьи о нем в газете «Приокская правда» опубликовал Андрей Мельник, заместитель Государственного архива Рязанской области (ныне, к сожалению, покойный).

В середине 1990-х вашей покорной слуге довелось прикасаться к наследию историка как в буквальном, так и в переносном смысле. Я тогда училась в аспирантуре Историко-Архивного института Российского Государственного Гуманитарного Университета. У меня была задумка написать кандидатскую диссертацию на основе изучения пятнадцатитомных рукописных воспоминаний С.Д. Яхонтова, хранящихся в областном архиве, в личном фонде историка. Диссертация не состоялась, как и вся моя научная карьера, но от работы над ней осталось какое-то чувства родства, близости к судьбе, прошедшей через все тяготы «страшных лет России».

Степан Яхонтов был современником трех революций и трех войн. Потерял сына в Брусиловском прорыве. Потерял жену в гражданскую. Сам умер в разгар Великой Отечественной. Но рукописные воспоминания свои Яхонтов начал с восклицания: «Слава Богу за все!» А продолжил вступление признанием, что вся его жизнь прошла под сенью храма – при храме он родился, учился, сочетался браком с дочерью священника, работал как светский педагог, но глубоко знал историю Церкви, и на закате жизни жил в домике на улице Введенская, откуда была видна теперь давно разрушенная церковь Введения во храм Пресвятой Богородицы на одноименной площади (сегодня площадь Мичурина). «Вставая и ложась, смотрю на храм через окошечко… Слава Богу за все!» - писал Степан Дмитриевич.

Вот как складывалась его непростая биография.

Степан Дмитриевич Яхонтов родился 19 (31) декабря 1853 (по некоторым сведениям – 1854; увы, мне не удалось выяснить, какая из дат подлинная) года в селе Ухорь Пронского уезда Рязанской губернии, где его отец служил дьяконом в церкви. Степан был старшим из детей дьякона. Начальное образование он получил у своего деда по материнской линии, священнослужителя и народного педагога Николая Кирилловича Толпина. По традиции семей сельских священников, Степан стал получать духовное образование - в Скопинском духовном училище, в Рязанской семинарии, в Московской Духовной Академии при Троице-Сергиевой лавре. Однако освоил не только богословские, но и «светские» гуманитарные дисциплины.

Обширную научную деятельность Степан Яхонтов сочетал с преподаванием истории и ряда смежных дисциплин после учебы в Екатеринославской (теперь Екатеринославль называется Днепропетровском), а с 1883 года – в Рязанской семинариях. Кроме семинарии, он читал лекции и курсы практически во всех учебных заведениях дореволюционной Рязани. С 1884 года, с момента создания РУАК, научная работа С.Д. Яхонтова активизируется и становится напрямую связанной с этой первичной организацией краеведов. В РУАК входили люди, не являющиеся историками в полном смысле этого слова, но образованные, порой из привилегированных слоев общества, и неравнодушные к прошлому своей земли. Это А.И. Черепнин, И.И. Проходцов, В.А. Городцов, Д.Д. Солодовников, А.П. Мансуров и многие другие. Кстати, РУАК пользовалась покровительством «сильных мира сего» - многие дворяне и купцы, не входя в ряды краеведов, тем не менее, жертвовали деньги на их изыскания и иные мероприятия. Можно с уверенностью утверждать, что систематические археологические исследования на территории Рязанской губернии начаты членами РУАК.

С.Д. Яхонтов с 1894 года занимался редактированием трудов РУАК, выходивших в свет ежегодными сборниками и освещавших все достижения и открытия комиссии. Под его руководством вышло 29 томов трудов ученой архивной комиссии, а также множество других изданий.

Позже С.Д. Яхонтова пригласили стать своим действительным членом столичные исторические организации: Археологический институт, Московское военно-историческое общество, Общество естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете. Он участвовал в разработке проекта архивной реформы, имевшей общегосударственное значение. Рязанский архивист мыслил реформу как облегчение доступа к архивным документам и упрощение работы механизма отечественных архивов в целом. Говорить о существовании в Рязанской губернии исторического архива на конец XIX века было преждевременно. Сбор огромного числа краеведческих материалов в виде письменных исторических источников (некоторые современные историки полагают, что было собрано до 200 тыс. документов) и их археографическая разработка стали основной «страстью» С.Д. Яхонтова. Те документы легли в основу создания ГАРО. До недавних пор он был первым в России по числу архивных фондов и количеству единиц хранения.

«Вещественные» находки РУАК, описанные Яхонтовым, составили ядро Рязанского краеведческого музея. Так что фактическим основателем и музея, и архива Рязань может считать этого человека.

Львиная доля работы по организации архива пришлась на первые послереволюционные годы и проводилась в рамках ленинского декрета «О реорганизации и централизации архивного дела» от 1 июня 1918 года. В потрясенной России немногие способны были понять важность сбережения документов - «пустых бумажек», как казалось кухаркам, пришедшим к управлению государством. К счастью, в Рязани нашелся круг единомышленников, знавших архивное дело и в тяжелейшую эпоху гражданской войны и революции собравших богатейшие архивные фонды: Д. Солодовников, М. Черменский, Н. Котельников и другие. Их духовным центром был Степан Яхонтов.

Кстати, 1919 – 1929 годы называют «золотым десятилетием» отечественного краеведения. В эти годы был собран максимум архивных дел и музейных экспонатов, написано множество статей по местной истории практически каждого региона России. Смею предположить, что произошло так потому, что над развитием краеведения как науки работали люди старой закалки, с классическим образованием и бережным отношением к истории. Формирование научного краеведения продолжалось до тех пор, пока на представителей старой интеллигенции, краеведов, педагогов, музейных работников не начались гонения. Когда «старая гвардия» оказалась истреблена или покинула этот мир естественным путем, в силу возраста, краеведение надолго стало уделом чудаковатых одиночек, напоминающих знаменитого героя В. Шукшина – Николая Николаевича Князева, в глуши райцентра писавшего трактат о государстве.

Не избежал гонений на инакомыслящих и Степан Дмитриевич Яхонтов. Личная жизнь его без того складывалась тяжело. Один из его сыновей умер еще до первой мировой войны от какой-то детской болезни, которую сегодня наверняка бы вылечили. Другой, офицер, как уже говорилось выше, погиб на фронтах «империалистической» войны во Франции. Горячо любимая жена историка Мария Петровна скончалась в годы послереволюционной разрухи от истощения. В довершение всех этих горестей в декабре 1929 года директора музея Степана Дмитриевича Яхонтова забрали в ГПУ, затем посадили в тюрьму (в ту, что располагалась в здании областной больницы № 8, так называемой «женской больницы»; здание с тех пор ничуть не изменилось ни снаружи, ни изнутри, разве что запоры и решетки с окон убрали).

Обвинения в адрес Яхонтова были туманны. Дом его обыскали на предмет обнаружения «поповского золота» и прочих предметов роскоши. Судя по этому знаку, дело «шили» уголовное, на тему хищения ценностей из музея, который сам же историк и создал. Понятно, что тотальной причиной этого послужила политика партии – в 1929-м, в год «великого перелома генеральной линии партии» и начала коллективизации, краеведение было признано занятием вредным. Интерес людей к своим корням противоречил формированию единой многонациональной общности «советский народ». Да и в документах, накопленных местными историками по всей стране, беспристрастные исторические свидетельства сильно расходились с утверждениями официальных учебников о «направляющей и руководящей роли партии большевиков».

Надо отметить, что Яхонтову несказанно «повезло». Гонения на краеведов синхронно начались по всей стране, и многие коллеги Степана Дмитриевича пострадали гораздо сильнее. Так, активного воронежского историка С.Н. Введенского отрешили от преподавательской деятельности в ВГУ, заклеймили в печати, а годом позже арестовали по обвинению в создании и руководстве так называемой Воронежской областной монархической организации «Краеведы». «Монархиста» Введенского осудили на пять лет лагерей, и реабилитирован он был посмертно. В Ярославском педагогическом институте с 1929 года ополчились на кафедру экономической географии, руководитель кафедры М.Е. Кадек был в 1930 году уволен из вуза. В Екатеринбурге в 1929 г. было распущено Уральское общество любителей естествознания. На Алтае в 1931 г. прекратила свое существование артель «Краевед», а вскоре органами НКВД были арестованы лучшие краеведы: В.И. Верещагин, А.П. Велижанин, П.А. Казанский. Заодно были ликвидированы Общества старых большевиков и политкаторжан, закрыты их журналы «Старый большевик», «Каторга и ссылка», «Общество изучения Сибири и ее производительных сил», репрессированы как «враги народа» члены редакции «Сибирской советской энциклопедии». И так далее…

На этом фоне четыре месяца в тюрьме выглядят просто мирволением властей. Через четыре месяца С.Д. Яхонтова неожиданно выпустили, хотя ранее обещали, что будет суд. В 1930 году, оказалось, еще можно было освободиться за недоказанностью преступления.

Двумя годами позже, после вступления в силу страшного «Указа семь-восемь» (Об усилении борьбы с хищениями социалистической собственности от 7 августа 1932 года), директору музея, боюсь, не удалось бы опровергнуть обвинение в воровстве ценных предметов из музейных фондов.

Однако отпущенному под «домашнее» наблюдение органов ОГПУ ученому запрещалось работать в органах Центрального архива шесть лет. Это был удар, пожалуй, страшнее тюрьмы и смертной казни. Но и его Степан Дмитриевич вынес. После тюремного заключения он прожил двенадцать лет, и главной его задачей в эти годы было написание мемуаров. Цепкая память историка хранила много деталей, со временем ставших бесценными историческими источниками. От руки он исписал 15 толстых тетрадей, фактически – книг, которые сейчас хранятся в личном фонде С.Д. Яхонтова в ГАРО.

Остается дождаться исследователя, который захочет их подготовить к публикации…

Однако за годы вынужденного исчезновения имени Яхонтова из научной среды Рязани его памяти нанесен существенный ущерб. Один из учеников С.Д. Яхонтова, слушавший его лекции в гимназии, впоследствии заслуженный врач РСФСР Н.М. Алфеев оставил о своем учителе трогательные и подробные воспоминания, также оказавшиеся в архиве. Там указано, как найти на старом Скорбященском кладбище могилу С.Д. Яхонтова. Это своего рода фамильный склеп, где также покоятся дети и супруга историка. Увы, по этим координатам можно найти лишь безымянные холмики – нет на кладбище ни креста, ни плиты с именем краеведа. Не было и мемориальной доски на доме Яхонтова в Рязани, где он провел все последние годы. Теперь нет и самого дома – снесен, заменен «элитным жильем». К слову, жил Степан Дмитриевич вовсе не на улице Яхонтова в центре города, как большинство думает, исходя из ее названия. И названа эта улица не в честь бескорыстного архивиста, а в честь первого председателя Губисполкома. Однофамильца нашего героя. Я не дочитала мемуары до революции, чтобы понять – не являлись ли эти два Яхонтова родней...

Справедливость требует отметить, что не только о Яхонтове – обо всей РУАК в советские годы было известно лишь небольшому кругу ученых и просто неравнодушных. Ни один из первых рязанских краеведов – ни Черепнин, ни Солодовников, ни Мансуров – не удостоился мемориальной доски. И, кажется, только у Д.Д. Солодовникова на Лазаревском кладбище г. Рязани стоит «нормальный», с читабельной надписью, памятник на могиле. Зато на бывшем здании Губернского присутствия (площадь Соборная, ныне здание фабрики «Рязаньвест») появилась доска о том, что здесь работала ученая архивная комиссия. В такие-то годы. Такие-то лица. В общем списке Степан Дмитриевич Яхонтов фигурирует…

Елена Сафронова

Вместо эпилога.

Хотелось бы предложить читателям небольшой фрагмент воспоминаний С.Д. Яхонтова – практически единственный, подготовленный мною к публикации. Этот отрывок из первой книги воспоминаний «Из моей жизни обрывки памяти, до школьных лет» публиковался 13 апреля 1999 года в газете Рязанских профсоюзов и общественно-экологического центра «Экологический набат» - и при чтении мигом станет ясно, почему именно эта газета заинтересовалась мемуарами С.Д. Яхонтова. Публикация назвалась «Тогда и теперь».

Отрывок публикуется с незначительными сокращениями, отмеченными многоточиями. В авторской (яхонтовской) орфографии и пунктуации. Мои уточняющие пояснения сделаны на основании данных из той же первой книги мемуаров С.Д. Яхонтова.

«… Село Ухорь расположено в долине реки Прони по течению речки Ухорки. Каким-либо красивым местоположением не славится, но зато необычайно уютно засели в этой равнине и издали представляется кучей хуторов, заросших деревьями так, что строений почти не видать. … Зато каким уютом и тишиной дышат от всего села, когда на него посмотришь с головнинского бугра *. … Вся долина Прони оттуда видна… (рядом с Ухорью села Пустотино, Курбатово, Толпино, где была оригинальная одноглавая церковь XV века, Незнаново – 2 тысячи жителей, большое, богатое село, Неретино, Пехлец. – Е.С.) …

А теперь (имеется в виду конец XIX века. – Е.С.) вот послушники Пронской Спасской пустыни везут сено с пронских лугов в свою обитель, безобразничая по дороге, проезжая через Ухорь… правее (Ухори. – Е.С.) безбрежная кажется степь – поле Пехлецкое – ковыльное, историческое. Еще южнее пойма реки Алешни, луга и хутор Болтова* «Иванычи». Заросшие осокорями и рощей сторожевые избушки. Местность летом, в жару кишащая комарами и оводами и дичью. Благодатная пойма, покрытая гнигантской травой (пырей в три аршина *), кишащая рыбой по озерам, заводям и протокам… Кругом все жужжит, лошади не в силах отбиться от слепней и оводов. По глубокому чернозему млеет бурьян, непереводимый, неискоренимый. Берега Алешни в ковре цветов. Да каких?!

Всякая травка по Алешне – толстая, сочная, буйная. Беда – попадешь в этот бурьян. А ястреб… над головой, цапля в протоке, утка с семейством в заводях. Недостаток их – топкие илистые берега. Попадешь в глубокую колдобину и не вылезешь. Страшно и не для ребят – и гибельно для животных, неосторожно ступивших на берег, заросший «кугой», осокой и дехтярником. Недаром там рыба независимая, республиканская, непуганая и ходит себе стаями перед носом. Клюет наживку, не стесняясь, на твоих глазах. А какие упитанные лини и красноперые окуни, длинные четырехгранные пискари!.. да чего только нет! Это благодатный уголок, он полон естественных богатств… К западу по высокому перевалу, что отделяет Алешню от Прони – черноземное поле, хлебородное, - взор останавливается на высоком, обрывистом берегу Прони, которая тут делает колено, меняя течение с юга на запад.

Под этим обрывом очень глубокий омут. По берегу раскинулись две усадьбы помещиков… Золотое дно! (так характеризует Яхонтов перспективы помещичьего хозяйства в этом регионе. – Е.С.). А за нею (усадьбой. – Е.С.) – уходя покатом вверх, на юг, черная степь, ковыльна, чернозем неистощимый и бездонный. За этим бугром – виднеется линия верхушек леса… (там расположено с. Малая Алешня, оно же Назарьево. – Е.С.) Самая хлебородная местность. Там все гигантское родится. Это уже Ряжский уезд. (Западнее по реке – железнодорожный мост через Проню, за ним – большая деревня Николаевка, дальше на запад – «свеклосахарный завод» княгини Шахневой на «бездонном черноземе». Село Мальвина Слобода, славящееся своими мельницами, и имение Анновка, «где и тракторами давно пашут»; эти сельскохозяйственные новшества относятся к концу XIX века. – Е.С.).

Поднимемся по левому берегу Прони; нашему. Тут селения в пойме реки, они жмутся к реке. Против Семиона и Толпина – д. Лужки. Среди лугшов и огородов живут мелкие дворяне. Живут привольно – против Незнанова за речкою… Астраханский тракт, широкий, засажанный деревьями по сторонам, весь изрезанный колеями. Когда-то обозы тянулись непрерывной цепью в несколько рядов… Гонят гурты с юга. К вечеру тут по обе стороны дороги заблестят огоньки, запылают костры становищ гуртовщиков. Громадная луговая пойма – незнановские, лужковские, чудовские луга привлекали к себе гуртовщиков, которые… снимали известное пространство лугов для выпаса и оправки гуртов… круторогих донских быков!.. На реке виднеется водяная мельница в несколько поставов. Громадная плотина подпирает реку до Филатовской мельницы, отчего Проня смотрится солидною глубокою рекой… Ухорские выселки. Деревня Ухорского прихода, дворов 30-40, преимущественно населена мелкопоместными дворянами, носящими громкие фамилии… (тем не менее «дворянская» деревня была небогата. – Е.С.)

У каждого дворянина лодка, к известным дням ловили лещей… Особенно славились лещи. По несколько десятков пудов вытаскивали зараз. А теперь ничего. Куда девалась эта благодать? (здесь Яхонтов имеет в виду уже время написания основного массива мемуаров – 1932 – 1934 гг. – Е.С.)… (Яхонтов также рассказывает весьма длинно, как была устроена типичная помещичья усадьба времени его детства в Пронском уезде: дом, часто двухэтажный, гумно, сад, а перед домом – огород и ягодный кустарник. – Е.С.)

… Река делает дугу и вся дуга – один луг. Представьте десятин 20-30 сплошных цветов – преимущественно красного клевера, луговых астр и т.п. Когда, бывало, ветер… в Ухори чувствовался дивный запах с лугов. На противоположном берегу (Прони. – Е.С.) – тоже луга… принадлежали Ухорским крестьянам, где они убирали для себя сено, пасли скот и «ночное». Против «Вязья» западнее впадает тенистая и коварная, «мирная» Алешня… (у этой реки берег был крутой, каменистый, прорезанный перекатами. – Е.С.) Из гор бьют стремительно, бегут вниз к реке светлые-светлые, холодные-прехолодные ключи. И все по камням, большим и мелким… Это место с ½ версты – «Каменья». Вечером и ночью какая музыка слышится здесь. Это поют арфы-ключи, скачущие по камням. Милые!.. Какая в них прозрачная вода! В летнюю жару – спасители и целители. Вкус воды необычайно приятный. Недаром избалованные водой Ухорки, - тоже ключевой, мои домашние посылали и меня, и братьев с кувшинами за этой водой. Зачем самовар? Зачем чай? Ее не напьешься! Боже, сколько дивных даров твоих разлито в созданном струйками, а то и всему бьющему из-под камней озерку, и тянуть в себя дивно приятную воду!.. Но никогда желудочных заболеваний не бывало! – Недаром ершу полюбилась эта вода. Он любит воду целебную и прозрачную. И уж если идти куда за ершами с удочками, так на «Каменья». Да и ерши!..

Кончаются «Каменья», опять луга заливные, цветистые, и Ухорка наша впадает в Проню по вдающейся в реку песчаной отмели. Идут зараские луга, головинские (наши), стоит железнодорожная водокачка. На лугах озерки небольшие. Во время полноводья вылившая река загоняет в них много рыбы, которую любители спешат вылавливать «наметками». (Дер. Быково и имение Салтыки на берегу Прони славились резанием гребней и расчесок из клена. «Теперь все забыто!» - восклицает С.Д. Яхонтов. – Е.С.)

… С бугра видно чудное поместье (Биркиных. – Е.С.)… Великолепные сады, роща липовая и обычная роща… За садами в ½ версте водяная мельница. Молоть туда! – головлей, судаков ловить туда же, под колесо! (Далее следует пространное описание села Филатова, принадлежащего помещику Муратову: верхний и нижний пруды, сады, парк, плотина, мельница, огромный дом, плавни, винокуренный завод в версте от усадьбы; от усадьбы к заводу шла аллея пирамидальных тополей в два обхвата, высотой под небеса. «Вот где приволье!» Пруды с огромными мощными плотинами были полны рыбой, среди плавней душистые хмельники, необъятные выгоны охвачены крестьянскими постройками. Но восхищение этим гигантским слаженным хозяйством не заставляет Яхонтова идеализировать крепостничество или видеть все прошедшее в розовом свете. Тут же историк вспоминает, что недалеко от процветающего хозяйства Муратова находилась бедная деревня Лоша, у которой был строгий барин, не заботившийся о своем народе настолько, что необразованность, грубость, бедность и грязь в округе клеймились поговоркой «Эх ты, Лоша!» Помещик в этой деревне был суров – «запорет». – Е.С.).

… Так любили мы сиживать на заросшем кашкой и гвоздикой… головнинском бугре с своей незабвенной женой-другом. А у ног наших, уходя все ниже и ниже покато к селу – с севера на юг – поля, поля и поля… И все это хлеб, добытый своим потом, за плугом, бороной, сеялкой и жнейкой!.. Как хорошо!..»

В дальнейших воспоминаниях С.Д. Яхонтова нет более той нежности, даже сентиментальности, которой буквально насыщен этот отрывок. Далее историк в Яхонтове берет верх над сказочником, он обращается сначала к доисторическому прошлому, затем к обозримой истории своей малой родины. И мне не пришлось читать более ни одного отрывка, посвященного природе. Вероятно, детская память и самая крепкая, и самая добрая… А уж за то, что эти благодатные края стали при Советской власти «зоной рискованного земледелия», так, что в воспоминания верится с трудом, спрос явно не со Степана Дмитриевича.

Примечания (*):

Ухорь – село Пронского уезда Рязанской губернии, ныне Кораблинского района Рязанской области, родина С.Д. Яхонтова.

Головнинский бугор – невысокий холм недалеко от Ухори.

Пустотино, Курбатово, Толпино, Пехлец, Малая Алешня (Назарьево) – все эти села существуют и сейчас, под прежними названиями, в Ряжском и Кораблинском районах Рязанской области.

Правильнее Болотов И. – один из местных помещиков.

Аршин – 72 см.

Вязье – местное название обширных приречных лугов.

Биркины – помещичий род Ряжского уезда, знаменитый тем, что происходил от потомков Козьмы Минина, героя 1612 года.

Основание: ГАРО, ф. Р – 2798, оп. 1, д. 83, с. 2 об. – 11.