Добро пожаловать!
На главную страницу
Контакты
 

Ошибка в тексте, битая ссылка?

Выделите ее мышкой и нажмите:

Система Orphus

Система Orphus

 
   
   

логин *:
пароль *:
     Регистрация нового пользователя

Боярин Борис Морозов - владелец села Киструсь

Хозяйство боярина Бориса Морозова.

Ближний боярин двух Московских царей Михаила и Алексея Романовых Борис Морозов к концу своей жизни владел огромными имениями. Кроме прочих в Рязанском крае в его владении были Селецкая слобода, села: Киструсъ, Борок, Красная Слобода, Сасыкино; в Ряжском — Петровское-Канино. Как же велось управление в его владении? На этот вопрос можно найти ответ в трудах историка Ивана Забелина. Приводим выдержки из его труда.

"Управление … вотчинами до последних мелочей сосредоточивалось в руках самого боярина, но главным образом, конечно, в руках его дворовых людей, из которых двое, самые приближенные, сидели в Московском дворовом боярском приказе, центральном месте вотчинного управления, откуда выходили всякие боярские указы и приказы и куда тянули все дела всех вотчин. Из дворовых же, непременно, в каждую вотчину назначались прикащики или управители. Так делалось по старому неизменному обычаю, который шел от самого начала нашей истории и в ХVII-м столетии, оставался памятником еще варяжской древности. Князья и их дружина—бояре, получая от земли кормление, в первое время должны была сами его и собирать, а потому и поручать этот сбор могли только людям вполне им преданным, на которых можно было надеяться и потому надеяться, что, в случае обмана, можно было их преследовать как свою же собственность. Словом сказать, сбор кормления и всяки подробности управления землею по этой статье должно было поручать людям своим, попросту людям крепостным, холопам. Вот почему в древней период нашей истории, как скоро кто делался тивуном (прикащиком) или ключником дворецким), тот по необходимости становился холопом.

Надо было делать особый уговор, чтобы не попасть в холопы, принимая на себя эти должности. А так как кормление составляло существо самого управления землею, то ясно, что исполнительная власть этого управления почти вся находилась в руках холопства, в руках дворовых княжеских ли, боярских ли людей. Из холопа вырастал так называемый приказный человек, т. е. которому была приказана, поручена какая-либо доля власти и управления, для того, чтобы собирать кормление. Таково начало приказной службы, из которой потом образовалась служба государева, а затем государственная. Но, изменяя свой облик, переходя с медленною постепенностью из частного, личного, к общему, она очень долго сохраняла свое первоначальное существо, т.е. свой крепостной, холопский характер, отчего и прежние дружинники и все без исключения государевы слуги или собственно уже слуги государству именовались обыкновенно холопами. Приказная служба во всех своих видах была по существу своему служба холопская, ибо вотчинник, был ли то государь или помещик- все равно, как общий тип управления землею, управлял ею посредством своих дворовых, своих крепостных, которые в старину, по пребыванию во дворе вотчинника, именовались дворянами. Таким образом, дворня, как во всем государстве, так и в каждой вотчине и повсюду представляла существенную силу всякой управляющей власти, драпируясь только в широкие имена бояр, наместников, воевод и т. д., а по существу дела, все тех же тивунов-прикащиков. Главное, что характеризовало эту правящую и владеющую силу и чем отличалась она от земли—народа—это были ее особые нравы, обычаи, навыки, приобретенные ею в незапамятные варяжские времена и стоявшее на том, чтобы побирать с земца свое кормление. Ясно, какие это были нравы, обычаи и навыки. Кормитель - земец должен был оплачивать этой силе каждое свое движение на земле, каждый свой шаг. Сила развивала в себе непомерную жадность, взяточничество, своеволие, самовластие, всяческое коварство, все пороки холопства и все его добродетели, что для земца было одинаково, ибо холопская добродетель есть собственно только наиболее усердное угодничество пред властью, смотревшею лишь за прибытком в своем кормлении. Никто, конечно, не приносил в крестьянскую среду столько обид и притеснений, как эти приказные люди всякого названия. Народу они очень хорошо были известны с самых первых времен. Еще в имени княжеского и боярского тивуна соединялось для него все ненавистное и страшное в его жизни, и поэтому при всякой народной расправе первыми жертвами всегда являлись тивуны (прикащики) и отроки (слуги).

Таким образом, по свидетельству самих же князей, тивунъ-прикащик был типом земского насильника и взяточника. Трудно было изменить установленную прадедами систему кормления, трудно было, так сказать, вынуть душу из приказной холопской среды, посредством которой они добывали себе это кормление.

Боярский обычай содержать при себе многочисленную дворню, от 100 до 1000 человек, относится к той же глубокой старине и происходит из условий и потребностей дружинного быта. Как вольные люди, переходя от одного князя к другому, бояре необходимо должны были иметь свою крепостную дружину (чад, челядь), т.е. достаточное число даже вооруженных слуг, готовых в случае нужды и в защите, и к нападению. Этот крепостной разряд дружины именовался тоже двором. В древнее время он имел значение, по преимуществу дружинное, военное. В царский период, утратив прежнее значение, боярские дворы приобретают значение так сказать, декоративное и притом официальное. В ХVII м веке при встрече послов выставлялись для церемонии не только придворные люди государя, но и дворы бояр и даже вдов боярынь, за которыми оставлялись мужнины вотчины. В начале ХVII-го столетия, первые государевы стольники Борис и Глеб Морозовы выставляли в этих случаях—первый 25, второй 15 человек, дворовых конных в цветном платье. Постольку же или немного больше выставляли и бояре. Впрочем, эти числа не были всегда одинаковы, а увеличивались или уменьшались, смотря по важности церемониала.

Все это, конечно, приводило к необходимости или вполне поддерживало древний обычай содержать во дворе приличное, т.-е. соответственное знатности и богатству число дворовых быта вообще, а боярского в особенности, когда, напр., простая, поездка боярина в деревню требовала весьма значительного подъема людей и достаточная конвоя, ибо дороги повсюду не были безопасны; грабить выезжали даже сами помещики и притом еще князья. Точно также и в московском дворе жить было безопаснее среди крепостного многолюдства.

Само собою разумеется, что это дворовое многолюдство вместе с своим боярином сидело на хребте того же земца-кормителя, земца-пахаря и промышленника. Кроме так называемой месячины и застольной, т.е. кроме корма, а также и одежды, бояре выдавали дворовым женатым еще денежное жалованье от 2 до 10 руб. в год, смотря по человеку и по службе. Но иным, особенно холостым, жалованья вовсе не давалось; да и корм не во всяком боярском доме бывал достаточный, или по скупости, или по бедности. Во многих дворах выдавались только харчевые деньги, да и то, что называется, в обрез, так что едва их доставало на прокорм. Оттого праздный боярский люд нередко добывал себе продовольствие посредством воровства, грабежей и разбоев, чем всегда славилась старинная Москва, как центральное и столичное место для всякой дворни, жившей при своих господах-боярах.

В обычных, повседневных случаях жадная, да большою частью и бедная, дворня занималась всякими поборами с тех, кому был нужен доступ к боярину. А кому же не нужен был такой доступ, если каждый боярин, и старших, и младших чинов, сидел в каком-либо приказе, или в каком-либо городе на воеводстве, или исполнял другие какие наказы правительства, шли в боярский двор нуждающиеся люди и оплачивали там каждый свой шаг, платили за каждое боярское слово. Эту сторону боярского быта раскрывают нам со всею наивностью расходные памяти или записи земских людей, когда им приходилось о чем-либо хлопотать у властей или в приказах.

Все это были порядки и навыки очень старинные, укоренившееся в земле еще со времен варягов, со времен княжеских путей, объездов по земле для сбора даней и пошлин. Примечательно, что крестьяне и воевод называли безразлично с дьяками и подьячими тоже приказными, ибо и на самом деле это были приказщики - тивуны от правительства. Примечательно также, что дворяне этих воевод, как и других приказных властей, составляли нераздельную с самими властями среду для собирания взяток и всяких поборов. Они являются тоже как бы чиновниками только младшего разряда. Так ставила их подле себя управляющая власть, так понимали себя и дворовые, когда въезжали в среду управляемых. Таким образом, весьма естественно, что и в частном быту, старинное вотчинное управление должно было сосредоточиваться в руках тех же дворовых, из которых каждый вотчинник выбирал для своих вотчин управителей - прикащиков, чтобы дать заслуженным холопам возможность поживиться от крестьянских достатков: «Да их же женатых добрых людей посылают бояре погодно в вотчины свои, в села и в деревни, по приказом, по переменам, и укажут им с крестьян своих имати жалованье и всякие поборы, чем бы им было поживиться». С тем же рассуждением были посланы от царя и бояре-воеводы по городам на кормление. Так в сущности одинаковы были в допетровской Руси порядки жизни и вверху, и внизу, потому что все эти порядки вырастали из одного очень древнего корня, из права кормления землею, которое в то время понималось еще непосредственно и прямо, и распространяло взяточничество в неимоверной степени, мало или вовсе не помышляя о том, что это вещь беззаконная.

При посылке дворового человека на приказ в какую-либо вотчину, в прикащики, ему давалась особая память или собственно наказ о том, как вести вотчинное управление. Начиналась эта память обозначением года, месяца и числа: «Лета 7157 г. июня дня»; и словами: «По приказу Бориса Ивановича память человеку моему (такому-то). Ехать ему в (такой-то) уезд в вотчину мою в село, в деревню, а приехав — и исполнять (то-то)». Если вотчина была совсем новая для боярского хозяйства и управления, то прежде всего ставилось прикащику в обязанность переписать в вотчине крестьянине и бобыльские дворы и во дворах людей, их детей, братей, племянников, внучат, зятей, приемышев, сосед, подсоседников, захребетников, след, все родство, жившее во дворе, и всех работников двора, всех по именам с отцы (с отчеством) и с прозвищи, и что под которым крестьянином тягла».

Затем прикащик взяв с собою добрых крестьян, должен был произвести досмотр всей вотчинной земле,— осмотреть межи, урочища, всякие признаки, т.е. границы владенья, также сенные покосы, леса, бортные ухожеи, рыбные ловли и всякие угодья—где вотчинная земля или угодье сошлись с чужими землями и угодьями, нет ли где спору, не завладел ли кто чем; все это пересмотря, записать в, книгу, порознь, по статьям. Составленные таким образом переписные книги крестьянам, земле и угодьям должно было закрепить поповою рукою и своею и прислать к помещику в Москву, а копию оставить у себя для ведомости.

Сельский священник являлся в этом случае, как и во многих других действиях вотчинного управления, свидетелем и закрепителем правды, или правильности в действиях прикащика, а, в сущности он являлся только звеном той цепи вотчинных и вообще земских отношений, которая известна под именем круговой поруки. Круговое ручательство подвластной среды было в то время единственною основою надежных к ней отношений со стороны всякой власти, и помещичьей и государственной.

Затем прикащичий наказ объяснял круг ведомства для прикащика В то время вотчинное управление сосредоточивало в своих руках всякую управу над, крестьянами во всяких делах, какие только возникали между ними и касались их. Оно пользовалось полным правом их судить поэтому прикащику вменялось: ведать крестьян и бобылей и их судить и расправу меж ими чинить безволокитно, безпосульно, бескорыстно, судить в правду, правого виноватым, а виноватого правым не чинить Судить, однакож, он должен быть по старому обычаю, вместе со старостою, с целовальниками и с выборными крестьянами, для чего боярин приказывал, чтобы крестьяне всею вотчиною с приселками, деревнями и починками, выбрали из своей среды десять человек, кого излюбят, крестьян добрых, разумных, правдивых, которым (с прикащиком) у дела моего быть, и дали бы помещику на тех выбор оных письменное удостоверение, выбора за поповою рукою. Эти выборные составляли необходимое, по понятиям времени, деревенское, вотчинное представительство, которое существовало не для одного только суда, но и для всяких дел вотчины, как крестьянских, так и помещичьих, какие вотчинники почитали необходимым отдавать на решение вотчинного мира, конечно, с главною целью ограничить им произвол прикащика и тем охранить свои интересы. Староста, кроме того, был обязанность наряжать крестьян ко всякому делу. Вообще в помещичьем быту деревенский мир являлся какою-то натуральною силою, хотя и бесправною пред самовластием вотчинника или его прикащика, но без которой, все-таки, по понятиям старины, не мыслимо было устройство вотчинных дел и вотчинного управления.

В отношении крестьянских дел, судимых с их представителями, в наказной памяти прикащику особенное внимание обращалось на споры о земле, т.-е. на раздел тягольных участков. «А где доведется итить на землю у крестьян или на миру, и ему ходить со старостою, целовальниками и с выборными и разводить в правду без поноровки и безпосульно,- не наровя ни кому. А будет где гораздо учинитца спор, что развесть нельзя, — тогда прикащик должен спрашиваться у старшего прикащика в старшей вотчине, если такая находилась вблизи, деревенский у сельского; а, если и тот не мог развесть спора, тогда прикащик доносил самому помещику.»

Для полицейского надзора в вотчине боярин предписывал « выбрать закащиков, крестьян коих добрых и приказать им накрепко тово смотреть и беречь, чтоб у крестьян воровским людям приезду не было». Не сказано, кто именно выбирал этих закащиков, — прикащик ли своею, волею, или крестьяне всем миром. По-видимому, они состояли в полной власти прикащика и, потому, вероятно, и избирались им же.

Это были надсмотрщики за порядком между крестьянами, и полицейскими, так сказать уличными, и рабочими, когда крестьяне выходили на барщину. Полицейские их обязанности состояли в том, чтобы крестьяне тотчас являли им, закащикамъ, кто каков человек к кому придет, и станет ночевать, и точно также отъявляли бы того человека, который от них поедет. Закащики в свой черед являли и отъявляли такие приезды прикащику. Соблюдался, стало быть, в вотчине теперешний городской порядок о прибывших и выбывающих с постою.

Закащики строго также наблюдали, чтобы крестьяне у воров лошадей, разбойных и краденых, и никакой такой же рухляди (пожитков, вещей) не покупали и сами б не воровали и с ворами б не знались. Если в вотчине появлялись такие пристанодержатели и воры, то прикащик должен был их смирять вместе со старостою, целовальниками и выборными на сходе, перед всеми вотчинными крестьянами, чтоб все ведали и видели.

«Первая вина — спустить, смотря потому, если небольшая вина, побранить словом и дать (на поруки; а сворует в другоряд — и таких бить батогами; а сворует в третий, и такова бить кнутом», и, в обоих случаях, отдавать их на крепкие поруки с записями. «По ком порук не будет, а видимо, что он вор, таких сажать в тюрьму, покамест поруки крепкой не будет и писать о том к боярину в Москву». Если открывалось, что из приезжих кто продавал какую рухлядь (пожитки) или лошадей, того должно было тотчас вести в вотчинную съезжую избу и расспрашивать гораздо. Когда из расспросов узнавали, что тот человек не вор, его отпускали; а который в расспросе начинал плутаться и оказывался вором, таких велено было сажать в колоду или в железа ( цепи) и потом отсылать с поличным в Губу, т.-е. к общему суду в город. (Колодою, откуда «колодник», назывался снаряд, состоявши из двух притесанных друг к другу бревен с вырезанными посредине для помещения ног дырами. Когда требовалось сажать в колоду, то колодников сажали на лавку, бревна под ногами раздвигались, ноги помещались в упомянутые дыры и потом сдвинутые бревна запирались замком или другим каким запором.)

Таким образом, вотчинный суд, во главе которого стоял все-таки прикащик, пользовался правом сажать в тюрьму, в колоду, в железа, бить батогами и даже кнутом. Ниже увидим, что он мог подвергать подсудимых и пытке.

Оберегая крестьян от всякого воровства и от всякого сообщества с ворами, боярин предписывал также, чтобы крестьяне, ездя по городам и по торжкам (ярмаркам), лошадей без записи не покупали; кто где купит, записывали бы и пошлины государевы платили и брали купчия на помещиков или вотчинников или за поповою рукою. «Да заказать накрепко, писал еще боярин, чтоб крестьяне безъявочно ни-куды не ездили; а куды кому случится ехать и им являться прикащику, и старосте, и выборным и закащикам». Вследствие -этого заказа устроено было так: крестьянин, если куда хотел ехать, писал на имя боярина челобитье на клочке бумаги и подавал прикащику, который на обороте помечал: «По указу боярина Бориса Ивановича Морозова приказный такой-то отпустил туда-то крестьянина такого-то до такого-то сроку», причем обозначалось также, для чего именно и с чем, с товаром продавать или покормиться ремеслом отъезжает крестьянин, и предписывалось, если отправка была в Москву, явиться с этой отпускной челобитной на двор боярский к тамошнему прикащику. В утверждение прикладывалась прикащичья печать.

Без такой отпускной грамотки крестьяне Морозова не смели выезжать из вотчины. По свидетельству самого боярина, это делалось для их же береженья. Он не раз подтверждал прикащикам: «которые промышленные крестьяне станут ездить к Москве с товары и они б имали проезжия памяти, а к Москве приехав являлися в приказе у меня людям моим - Ивану Лунину да Степану Киселеву (главным управителям), а без памятей и неявяся, меня в приказе отнюдь не ездили бы для их же крестьянскаго береженья». Это береженье отчасти заключалось уже в одном имени сильного боярина, который всегда способен был крепко защитить своего крестьянина от всяких городских и дорожных прицепок. Но, с другой стороны, эти крестьянские явки, особенно в Москве, весьма, надобны и полезны были собственно для вотчинного управления: приехавшие крестьяне должны были исполнять разные поручения с вотчины и разные работы на московском дворе. Поэтому боярский приказ на той же проезжей памяти или отпускной челобитной всегда отмечал и местожительство приехавшего, с запискою того же и у себя в книгах.

В отношении домашних крестьянских дел прикащик должен был заказать накрепко, « чтоб крестьяне на продажу вина не сидели (не курили) и табаку не держали и не пили (не курили) и не продавали и зернью и картами не играли и плашками (бабками?) не метали и на кабаках не пропивались; о табаке Морозов прибавлял, чтоб однолично в вотчине ни, у кого табаку продажнаго и дарового не было, а будет кто учнет табаком торговать, или кто у кого купит и кто станет пить, и тех бить батоги нещадно и давать на поруки; а будет кто неуймется и его бить кнутом». Однакож, что касается, вина и пива, т.-е. их домашнего приготовления, то разрешалось сидеть вино и варить пиво, если кто захочет, только к празднику, к родинам, крестинам, к свадьбе и непременно с объявлением о том прикащику, не в большом количестве, больше осмины или четверти хлеба употреблять не позволялось. Боярин присовокуплял об этом в наказе следующее: «а буде у котораго крестьянина хлеба Бог уродит и слишком, и они б пиво варили не часто и больше четверти не варили. А вино крестьянину сидеть или пиво варить часто, ино не прибыльно, убыточно».

Строго наказывалось прикащику крестьян в обиду никому не давать и от сторонних людей оберегать и во всем за них стоять, а также и самому с своими крестьянами сторонних людей никого не изобижат и жить в соседстве смирно и без задорно и в совете. С этою целью, между прочим, запрещалось принимать в вотчину прихожих крестьян от мелких помещиков, из-за дворян, из-за детей боярских, хотя бы и из дальних городов, которые станут называться вольными, некрепостными, — отнюдь их не принимать, ссоры в том не чинить. Но это, однакож,- были только разумные слова, соответственные тогдашним узаконениям. На деле прикащик остерегался только уже слишком явных случаев в подобном приеме чужих беглых крёстьян, ибо в том же наказе ему предписывалось вотчину строить, крестьян старых (своих) собирать, в пустые дворы сажать, вообще предписывалось, чтобы пустовыя тяголъные места были заселены. Он очень хорошо помнил общий смысл наказной памяти, в которой боярин, между прочим, говорил: «И во всем бы (тебе, прикащик) радеть и прибыли искать и работа своя и правда показать. А вашему брату, прикащику, то и надобно, чтоб во всем мне больше радеть и правда и раденье показати. А кто, ваш брат, государю своему, при своем брате (т.-е. перед другим прикащиком) прибыль учинит и во всем радеет, и тех больше и жалуют». Вслёдствие такого указания управитель, конечно, старался всеми силами полнить вотчинные пустовавшие тягла и принимал приходящих, лишь бы они были люди обстоятельные и были бы соблюдены все необходимые формальности. Что действительно так было в вотчинах Морозова, как и во всяких других богатых и бедных вотчинах, на это указывает множество сохранившихся челобитных к боярину от разных мелких помещиков, просивших об отдаче им беглых крестьян, проживавших за боярином, под видом людей, пришедших к нему в крепость с воли. Вообще должно заменить, что, судя по числу пустых дворов, составлявших не малый процент почти в каждой вотчине, и по безмерному множеству исковых челобитных о беглых крестьянах, знаменитое право перехода от одного помещика к другому, упраздненное законом, на деле существовало в весьма значительных размерах. Мужичек всегда имел возможность и способы откочевать и со всею семьею куда либо подальше от тягости излишних работ или поборов. Стоило назваться только другим именем и обозначить себя другим местожительством. Развивалось стало быть и самозванство, которое, в первое время по издании указов .о запрещении перехода, выросло даже в самозванство государственное.

Непосредственно для вотчинника заботы и служба прикащика заключались в том, чтобы вотчину строить, крестьян собирать, в пустые дворы сажать и за ними смотреть, чтоб они дворы себе строили не оплошно и всякие дворовые заводы заводили, и лес под пашню расчищали и пахали не оплошно; чтобы держать боярскую пашню тоже не оплошно, заставлять крестьян пахать ее во всех трех полях указанное количество десятин, «а десятинам (боярским) мера 80 саж. длиннику, а поперечнику тож, сажен трех аршин»; чтобы посев, ужин и умолот вести на строгом отчет; бортные леса беречь накрепко, сечь их под пашни и под сенные покосы сторонним людям никому не давать, за то стоять. «А которые вотчинники и помещики—писал боярин—около вотчины моей поблизу и люди их учнут ездить для хоромного лесу и для всякой лесной угоды в мои бортные леса, и с тех брать на меня явку (известную пошлину), кто даст, смотря по людям и по тамошнему рассмотренью». Этот пункт очень любопытен отметкою о явке—кто даст, следовательно, другие могли и не давать, и боярин оставляете это тамошнему рассмотрению, т. е. вообще, мирволит соседям помещикам в отношении лесных порубок и сам признает, таким образом, обычное право пользоваться безданно, беспошлинно чужим лесом.

Таковы были общие основания прикащичьего наказа, который, разумеется, всегда дополнялся множеством разных других повелений, смотря по обстоятельствам времени и местности, и многое оставлял произволу самого прикащика, его раденью и уменью угодить своею службою выгодам вотчинника. За службу прикащику назначалось приказное жалованье: с крестьян в год на три праздника с дыму (со двора) по алтыну, на Рождество Христово, на светлое Воскресенье и на Петров или на Ильин день. В те же дни крестьяне должны были, принося эту дань, приходить к нему с хлебами, т.е. с хлебом-солью, как водилось. Потом он получал с судных дел пошлинные деньги, с рубля по алтыну; также свадебные куничные:—кто женился дома в своей волости, с того убрусного шло прикащику 2 алтына 2 деньги; кто девку или вдову отдавал за волость, с того выводу шло 4 алтына 2 деньги; но если чужые боярщины брали больше за свой вывод невесты в вотчины Морозова, то прикащику предписывалось брать столько же, против их, выводу. «А будет позовет крестьянин на протраву и за протравной борон на виноватом взять 2 алт. 2 деньги; а дворовой борон, кто позовет на лишек, и на виноватом взять 2 алт. 2 деньги». Сверх того, боярин жаловал прикащика пашнею в поле по десятине, а иногда по пяти десятин, и сенными покосами копен по 40 или по 50, с условием, чтобы он пашню пахал и сено косил собою, сам по себе, а крестьян насильством не заставлял ни пахать, ни косить. «А кто честью по доброте станет на него пашню пахать и им в том заказу нет», прибавлял боярин. Но это-то самое разрешение и отдавало крестьян в руки прикащика, который всегда мог добиться от них подобной ему чести и доброты и, след., всегда обработывал свою пашню крестьянскими руками.

Получив такой наказ, прикащикъ получал вместе и особую грамоту от боярина к вотчинным крестьянам, в которой объяснялось, что боярин такого-то года и числа пожаловал к ним на приказ человека своего (имя), велел ему их крестьян ведать, судить и расправу меж- ими во всем чинить и от сторон от обиды оберегать; «чтобы они во всем его слушали и ни в чем не огурялись; и под суд к нему приходили и против наказу жалование: праздничное ему давали, а не будут слушать и учиниться боярскому делу какая поруха и за то им от боярина быть великом наказании.

Если прикащик являлся только на смену другому прикащику, что случалось обыкновенно через год и через два, то новый управитель должен был принять у старого все деревенские письменные дела и бумаги, хлеб в житницах и полевой в одоньях, и на скотном дворе животину и пр., и во всем со старым расписаться, причем и составлялась подробная опись хозяйству или расписной список за рукоприкладством приемщика и отдатчика.

Денежные оброки, всякий мелкий помещичий доход и всякое вотчинное изделье крестьяне платили в иных случаях с дворов или дымов, а главным образом повытно, т.-е. соответственно количеству пахотной земли, на которой сидело население и которая для распределения оброков и поборов была разделена на известные доли, называемые выти."

Уважаемый читатель, приведенный отрывок свидетельствует об изрядном уме наших дорогих предков, которые могли в условиях крестьянского хозяйства организовать твердое управление всеми людьми. Конечно, это основывалось на ужасном угнетении огромной массы крепостных.

0
 
Разместил: Мелединский    все публикации автора
Состояние:  Утверждено

О проекте