(Наша родословная. Часть вторая)

Алексей Тверитинов

Я родился спустя 19 лет, после того как моего деда Михаила Ивановича Тверитинова не стало, и судить о нем могу лишь по рассказам своего отца – Дмитрия Михайловича и двоюродных теток Зинаиды, Екатерины и дяди Пети Александровичей Тверитиновых, которые его очень любили. Особенно к нему тянулся их старший брат, впоследствии репрессированный Александр Александрович, старавшийся во всем подражать своему младшему дяде и являвшийся его неизменным спутником на охоте и рыбалке. Тут еще видимо сказывалась относительно небольшая разница в возрасте.

Оставшись в 7 лет круглым сиротой, дед рос в рязанском отцовском доме на Садовой улице в семье своего старшего брата Ивана Ивановича Тверитинова в окружении веселой молодежи – племянниц и племянников и был всеобщим любимцем.

Сейчас трудно сказать, кто от кого перенял царившую в доме атмосферу с присутствием артистизма и розыгрышей – племянницы ли с племянниками от дяди или наоборот – но это увлечение, зачастую разряжающее напряженность обстановки, всегда присутствовало в непростом характере деда. Вот пример из его ранней молодости, рассказанный мне отцом.

Деду с неким приятелем - однокашником предстояло осуществить какую-то поездку. Необходимо отметить, что приятель тот, имя его, к сожалению, не осталось в памяти, обладал солидной комплекцией в соединении с заметной скупостью. Желая проехаться за чужой счет, он, ссылаясь на безденежье, попросил деда купить ему билет на поезд. Разумеется за счет деда. Дед, конечно, не мог отказать ему в этом, но задумал шутку. Итак, было условлено, что дед приобретает для них на поезд два билета. Но при встрече на вокзале перед отправкой оказалось, что дед приобрел только один билет для себя. Он объяснил это недоразумение тем, что они превратно поняли друг друга.

- Что же теперь делать? Как быть? – Запаниковал приятель деда.
- Ничего. Поехали. Как-нибудь доберемся, – попытался успокоить его дед.
Сели, поезд отправился. Через некоторое время появляются ревизоры. Приятель в отчаянии заметался, и дед предложил ему спрятаться под лавку, что тот не считаясь со своей комплекцией, незамедлительно и выполнил, проявив неожиданную сноровку.
Но вот ревизоры подходят к деду.
- Ваш билет?
Дед, как ни в чем не бывало, достает из бокового кармана два билета и протягивает их ревизорам.
- Так. А где второй?.. Где Ваш попутчик?
- Да вот он там, под лавкой сидит.
- А зачем он туда залез?! – Изумились ревизоры.
- А кто его знает?.. – Слегка пожав плечами, безразлично ответил дед.

Продолжая движение, долго потом вагон трясся... От смеха. При этом дедов приятель нисколько не обиделся, смеялся со всеми и был очень доволен благополучным исходом дела.

Характер деда отличался большой оригинальностью, совмещая в себе прямо противоположные черты. Например, его удивительная легкость сочеталась с необыкновенным упорством и трудолюбием. В связи с трудолюбием и врожденной социальной активностью он был однажды курьезно награжден портретом Ленина с надписью: “Герою труда тов. Тверитинову М. И.. Настоящий портрет преподносится в день 5-летнего юбилея Союза Работников просвещения за широкую общественную работу на фронте Народного просвещения”. Это было 29 июля 1924 года. Курьезность этого дара, становится очевидной, если вспомнить, что дед был монархистом. Причем не по каким-либо мировоззренческим соображениям. Он считал, что обязан быть таковым по одному своему происхождению.

Кроме того, склонность к экстремальным поступкам и совершенное бесстрашие в любых жизненных ситуациях сочетались у деда с интеллигентской мягкостью, простотой в общении, доброжелательностью и деликатностью. В нем, как говорил отец, было, по крайней мере, два разных человека.

Михаил и его старший брат Александр Ивановичи Тверитиновы 1908 г.

Разрешение на вступление в брак. 1909 г.

Михаил Иванович Тверитинов с супругой Анной Петровной,
урожденной Перовой. 1909 г.

Михаил Иванович Тверитинов. Предположительно 1913 г.

Паспортная книжка (образца 1895 года) Михаила Ивановича
Тверитинова, выданная в 1913 г.

Сын Дмитрий не показан в паспорте, так как родился спустя полгода после его выдачи.

Переходя к военному периоду, я хочу завершить тему розыгрышей отрывком из фронтового письма деда от 21 февраля 1917 года. За кажущейся легкомысленностью этого да и других писем, проступили нелепость и бездарность общей обстановки на фронте, вызванные разлагающим влиянием большевизма. И все же цель письма – как-то успокоить близких во всеобщей зловещей обстановке того времени – как будто ничего и не происходит: “Милая моя Женушка! Сижу пока да посиживаю. Руковожу ловлей мышей (живых – А.Т.). Очень интересное занятие... Мой прапорщик набрал мышей в банку, а затем и начал их запаковывать: кому в журнал, кому в газету, в книгу и т. д. и рассылать своим приятелям. Конечно, через час телефон еле выдерживает ругань. Заканчивается же все смехом”.

Вообще дед своеобразно воспринимал фронтовую обстановку. Он имел рыцарское суждение о том, что находится в лучших условиях, чем его семья и близкие. Казалось, здоровье и бытовые проблемы родных его заботили больше, чем военные тяготы с возможностью быть убитым. А о своем быте он зачастую отзывался так, как будто находился не на войне, а на каком-нибудь курорте, в доме отдыха.

Начало войны застало Михаила Ивановича в Смоленске, где он жил с семьей и служил по распределению в учительском институте преподавателем физических и естественных наук после окончания Московского Императорского университета. Под Смоленском с июля 1914 года начал формироваться 222 Краснинский пехотный полк, куда и был мобилизован Михаил Иванович Тверитинов из запаса прапорщиков. 31 июля 1914 года полк в полном составе прибыл в крепость Ковно. Он входил в состав 56 пехотной дивизии 10 армии Северо-Западного фронта. В ведении полка некоторое время находился Виленский тыловой эвакуационный пункт, куда Михаил Иванович был временно назначен офицером для поручений и “за отлично-усердную службу и труды, понесенные во время военных действий” на этом поприще, был награжден орденом Св. Станислава 3-й степени. Далее продвижение полка шло по Восточной Пруссии. Полк был создан только на период войны и отнюдь не предназначался для штурмов и подвигов, так как числился резервным, второочередным. Однако, попав в 1915 году в окружение – “в мешок”, на самое его дно – как пишет дед, полк оказался в непосредственном соприкосновении с противником. Но полку удалось из мешка с боями выйти и затем принять деятельное участие в «Виленской операции» и противостоянии «Свенцянскому прорыву» немцев.

Так, в мае1915 года полк успешно вел бои в районе местечка Велионы. Где-то в это время Михаил Иванович был назначен командиром 12 роты. 27 июня 1915 года “за отличия в делах против неприятеля” Михаил Иванович был награжден орденом Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость». В августе и сентябре полк вел бои в Виленском районе. В этих боях полк добился успехов, “заставив противника отступить с занятых им позиций”. Однако немцы предпринимали контратаки. Особенно запоминающимся для деда оказался бой 6 (в его день рожденья) – 7 сентября 1915 года, в результате которого “наступление немцев было остановлено”.

После наступления затишья полк снова занял свое место в резерве фронта. Ожидался приезд Императора. Для предстоящего Высочайшего смотра приказом по 56 дивизии от 17 ноября за № 150 от полка была сформирована сборная рота в составе 158 человек с тремя наиболее образцовыми офицерами: подпоручиком Александром Капуцким, прапорщиком Михаилом Тверитиновым – моим дедом и прапорщиком Алексеем Зекуновым.

В 1916 году полк участвовал в боях при реках Грабарка и Серет, у деревень Усичи, Шашковщина, Инница, в районах Прончейков-Дорохи, Сувозди-Лужаны, у деревень Бороковщина и Явидовщина, позже в районах реки Стрыпы, озер Тресно и Долгое, окрестностях местечка Рудня. Надо полагать, что Михаил Иванович Тверитинов, продолжая командовать ротой, в составе полка участвовал во всех этих делах с неприятелем.

Столь подробное, взятое из РГВИА, описание действий полка я привожу в связи с отсутствием в этом архиве послужного списка деда. Это связано с тем, что, как мне объяснили сотрудники РГВИА, он был мобилизован из запаса и не являлся кадровым офицером. Но в нашей семье среди прочих документов сохранился подлинный военно-учетный билет деда, выданный Раненбургским военкоматом 27 02. 1926 года за № 74/73. В этом документе отмечено, что дед в рядах Красной армии не служил, а в «старой армии» показано его следующее прохождение службы. 16 июля 1914 года Михаил Иванович был призван из запаса в чине прапорщика по мобилизации и назначен младшим офицером роты. 3 февраля 1916 года он был произведен в подпоручики и в ноябре того же года – поручики . 20 июня 1917 года Михаил Иванович вследствие 3-х ранений был переведен заведующим хозяйством перевязочного отряда. 6 января 1918 года Михаил Иванович был уволен в запас как учитель. Графа о царских наградах в этом документе отсутствует.

В марте 1918 года был расформирован и сам 222 Краснинский пехотный полк.

Основным источником информации об участии деда в Первой мировой войне являются его частично сохранившиеся фронтовые письма, адресованные в основном его жене - моей бабушке Анне Петровне, урожденной Перовой, написанные на одном дыхании и без соблюдения стиля; в которых кроме проявления человеческих особенностей автора я нахожу и уникальный исторический колорит того непростого времени. Письма деда предоставляю преимущественно в современной орфографии, то есть без «i», «ять» и «ъ»; в некоторых случаях «з» заменено на «с». Остальные особенности орфографии по возможности сохранены.

ПИСЬМА С ПЕРВОЙ МИРОВОЙ МИХАИЛА ИВАНОВИЧА ТВЕРИТИНОВА

Милые мои и дорогие папа, мама, бабушка и Аничка с Леней и Димой. При всем моем старании, я не мог выбраться к вам, чтобы обнять вас и благословить детей. Но, во всяком случае, особенно беспокоиться нечего, т. к. я назначен в запасный полк и может быть он совсем не пойдет в бой или, во всяком случае, не скоро. Пишу Вам письмо и все-таки не знаю, куда я еду. Знаю, что на запад и где-то остановимся, но где – в Ковно или Вильно – ничего неизвестно. Так или иначе, но будем сначала стоять в городе. Адрес же мой: 222-ой пехотный Краснинский полк, в канцелярию, прапорщику 6-й роты. Если бы Вы знали, как мне грустно уезжать не простившись, но что же делать – в военное время мне никуда из лагерей нельзя, а тебе, моя дорогая Аничка, приехать и совсем нельзя было. Ведь теперь ходят почти одни воинские поезда. Смоленск – тыл нашей армии и что здесь делаться будет одному Богу известно. Почти все учебныя заведения пойдут под раненных. Вещи перевезут в институт, и ты не беспокойся за них. Сохранней. Продать же не стоит. Ведь я надеюсь, что мы с тобой увидимся и заживем великолепно. Не правда ли? Да, кроме того, и тяжело будет тебе продавать их. Не говоря уже о цене – за них ничего не дадут, но будет казаться, что все кончено, хотя в сущности никакой опасности нет. Пиши обо всем откровенно и почаще. Давай хоть перепиской каждый день видеться... Ты меня любишь и я тебя, поэтому не горюй. Место в институте оставлено за мной и поэтому мирно заживем в Смоленске. Не расстраивайся ради Бога, пожалей себя. Помни, что мы нужны нашим родным детям. Я все-таки пожалуй, и не выдержал бы и вызвал тебя, но ведь ты так была расстроена в Раненбурге, что в Смоленске свалилась бы под поезд и уже, наверное, слегла бы. Да и со мной не знаю, что было бы. Что касается денег, то будешь получать не меньше, чем прежде из института 120 или 130 руб., да, кроме того, я буду высылать тебе руб. 75, не знаю, больше я, вряд ли буду в состоянии. Всего жалованья мне будет рублей 100. Мне не дали ста рублей при поступлении, и мне не хватило на обмундировку.
Пока. До свидания, опять повторяю, что не огорчайтесь, Георгиевским кавалером я не вернусь, т. к. придется где-нибудь отсиживаться.

Милые мои и дорогие!
Пока еще жив и здоров, надеюсь, и дальше будет то же. Дела наши идут пока недурно. Во всяком случае «мешок» немцам не удался, да еще им досталось порядочно. По крайней мере, 14 они так поспешно отступали, что растеряли свои зарядные ящики и орудия. Дух у нас теперь бодрый. Дивизия пока еще на отдыхе, но сегодня кажется идем на позиции. Не пугайтесь. Сидеть в окопах не представляет почти никакой опасности. Погода дивная. После холодов и дождей, кажется, и не могло быть такой погоды. Ходим в рубашках, а на ночь даже раздеваемся и иногда еще сидим на бревнышках и беседуем. Голодны не бываем, а вот папирос и табаку – одно горе. Попробуйте, пожалуйста, выслать еще 1000 папирос, авось дойдет. От Вас писем не получаю. Вчера была почта, но мне ни одного письма и никому нет с той стороны. Из Петрограда есть.
Теперь почта, по всей вероятности, наладится. Почтальон поехал за ней по городам, но еще не возвращался. Да и не могло быть никакого порядка при отступлении. Ведь немцы взяли нас в мешок – на 90 верст в глубину, а выход был всего на 30 верст. А в самом дне была наша дивизия. Как шутят – Вильгельм зачислил нас на довольствие и приготовил поезд для нашей отправки, но дело не вышло, а вместо этого немцы сами попали к нам на довольствие.
Как раз сейчас получил от Вас одно письмо, да еще со вложением фотографической карточки. Вот была радость для меня, да и гордость за сына. Леня радовался и прыгал, что у меня лошадь? Передайте ему, что у меня теперь есть действительно собственная лошадь. Поймали солдаты на позиции. Должно быть немецкая, так как мы в то время постреляли немецкий разъезд. Ничего себе жеребец – лет 4.
Действительно, Командир дивизии представил меня к Владимиру 4-й ст. за бой с 6 по 7 сент. Если награда эта пройдет, то будет хороший подарок в день имянин. Да больше мне и никаких наград не надо будет. Очередныя – это все не то.
Передайте Ане, что приписками она не отделается. Пусть пишет большия письма. Интересно, на сколько продали всего сена с овсом в Танинском, и почем продавали. Если Аня с ребятишками еще в Танинском – напишите, пожалуйста, ей. Она писала, что в первых числах сентября едет в Москву, и где она теперь – не знаю.
Спасибо, мама, за Ваши письма, они меня немного утешают. Крепко всех целую. Ваш МТ.

Папа наверно узнает свои конверты и бумагу .
Милая моя Аничка!
Ты мне писала, что переехала в Раненбург. Дорогая моя, не лучше ли будет тебе снять квартиру и жить самостоятельно. Обстановка теперь есть. Мне кажется, что слишком уж будет шумно и беспокойно старикам. Папа, как писала мне Варвара Петровна, начал сильно прихварывать. Про бабушку и говорить нечего. Что касается мамы, то ведь у нее тоже силен только один дух, а тело немощно. А ведь им и приткнуться негде, чтобы хоть немного отдохнуть днем. Да и ночью покоя нет. Тебе тоже нужна отдельная комната для работы над сочинением. Поэтому подыскивай себе квартиру и переселяйся. Ведь и вещей-то, должно быть девать некуда. Весь дом заставлен ими. Надо дать покой хоть теперь. Нервы Варвары Петровны тоже надо пощадить. (И это он пишет, будучи сам на войне! – А.Т.).
Пиши мне, голубка, и, надеюсь, что ты сообщишь, что квартиру уже сняла. Пиши почаще. Тебе можно писать каждый день...
Я живу по-прежнему. По-прежнему командую ротой, что хоть немного отвлекает меня от грустных дум о Вас. Ведь с командованием связано много хлопот, на первый взгляд и мелочных, но очень важных для солдат. Большое получаю иногда нравственное удовлетворение, когда присылают письма мои раненые сотоварищи, безграмотно написанные, но полные теплого чувства.
Ждали Государя и деятельно готовились к встрече, но, оказывается, на смотр полк не пойдет, а выделит сборную роту по 13 нижних чинов от каждой роты, преимущественно георгиевских кавалеров, при трех офицерах. Одним из офицеров назначен командиром полка и я. Честь высокая быть представителем полка, но, мне кажется, незаслуженная. Занят сборами. Надо одеться и просто и прилично. Время идет так незаметно и так покойно, как будто бы находишься не на войне, а где-нибудь в лагерях в мирной обстановке. Только изредка буханье орудий напоминает о настоящем. Дух в войсках бодрый, несмотря и на выступление Болгарии. Состояние материальной части, по крайней мере, в нашем полку, блестящее. Сапоги почти у всех совершенно новые. Шинели выдали тоже с иголочки. Вообще повоюем! Не беспокойся, Аничка, обо мне. Господь не выдаст, немец не съест. Три раза Бог спасал меня. Теперь формируются химическия команды. Хочу и я подать рапорт, но как-то жалко расставаться со своими молодцами. Не шутка – 4 месяца провести в такой обстановке с ними. Они меня знают и я – каждого из них со всеми недостатками. Они мне дали и представление к Св. Владимиру и вот теперь итти на смотр к Государю. А если бы ты знала, как они отнеслись к моей контузии. Когда на другой день сменились – прибегали навестить в околоток и все: “Скорее к нам, Ваше Благородие!” Ужасный день был. Я находился с ротой в резерве, и приказано было утром итти на поддержку. В четырехстах шагах от немецких окопов. Они из винтовок били на выбор. Ну, да все хорошо, что хорошо кончается.
Послал две каски Алексею Венедиктовичу. Жалко не могу переслать в Раненбург ребятам. Да теперь и нет их. Надо опять дожидаться боев. Во время нашего наступления ими хоть пруд пруди было. Бросали. Ну, пока довольно, и так разболтался. Крепко целую тебя, моя милая женушка и своих ребятишек. Передай Лене, что открытки кончились, а новых достать не могу – негде. Поэтому наша с ним переписка кончилась на время. Крепко целую Папу, бабушку и маму. Целую мою милую куму и ребяток. Воображаю, как они выросли и похорошели.
Ваш МТ.
27
19 --- 15.
Х
Пиши чаще и откровеннее о своем здоровье.
Пиши на 12 роту, несмотря на печать 9-ой роты. Моя печать утерялась. Не нервничай.
Я здоров как никогда.

Милые мои и дорогие! Сегодня уже “хужее”, как говорят солдаты. Проснулся ночью, а подо мной лужа. С трех часов ночи зарядил дождик. Вот как крепко спал. Встал только, когда шинель промокла насквозь. Сейчас же пришлось разбивать палатку. Встали. Солдаты развели костер, наломали нам сосновых сучьев и даже просушили их над костром. Постелили и опять спать. Да ведь какая роскошь на этих сучьях лежать. И мягко и запах дивный. Все-таки солдаты никак не могут согласиться, как я ни стараюсь, что я такой же, как они. Считают, что я и простудиться могу скорее и “харч” должен быть для меня другой и т. д. Вчера у нас не было сахара и им тоже не выдавали дня два, но все-таки достали несколько иссосанных кусков и все настаивали, чтобы я “внакладку”. Сейчас лежу в палатке – делать абсолютно нечего. Собираюсь съездить в Белосток. Поеду в баню, а то насекомые начинают пробирать. Солдаты вываривают их в котелках, из которых потом и едят. Ну да на походах на это внимания обращать много не приходится. Лишь бы сыт, одет и ладно.
Вчера был прекрасный вечер. На поверке поют «Отче Наш» и «Спаси Господи Люди». Произвело сильное впечатление. Громадныя сосны, тишина, уже темно. Костры кое-где, и поют то там, то здесь молитвы. И вдруг сегодня пасмурно, холодно даже, немного голодно. Зато чай можем сервировать настоящий. Есть и шоколад, и ландрин и клюквенный экстракт и все, что угодно. А обед сервируется – котелок со щами и горчица. А все-таки сытно, хотя и без разносолов. Кажется, скоро двинемся вперед. Пишите мне почаще. Всех крепко целую. Всем привет. Ваш МТ.

Сыновья Михаила Ивановича Дмитрий
и Алексей Тверитиновы. Фото 1915 г.

Михаил Иванович Тверитинов в кругу сослуживцев в период Первой мировой войны.
Предположительно лето 1917 г.

После демобилизации в 1918 году Михаил Иванович вернулся на прежнее место работы в Смоленский институт, теперь уже переименованный из учительского в педагогический. На создавшемся тогда общем послевоенном уровне образованности дед выделялся своей блестящей подготовкой даже в самой преподавательской среде, и это было естественно, так как в университете его учителями были: Дмитрий Николаевич Прянишников, Владимир Иванович Вернадский, Иван Алексеевич Каблуков, Сергей Николаевич Реформатский и Николай Дмитриевич Зелинский. В нашей семье сохранилась зачетная книжка деда с автографами этих выдающихся ученых. Вскоре дед показал такие результаты в своем деле, что вопреки всем правилам он был назначен на должность профессора, и это избавило его от неизбежного вовлечения в дела Красной армии. Сам он относился к своему профессорству с иронией, считая его незаслуженным. Тем не менее, такой факт был, и был он в то время явлением не единичным.

Со временем Михаилу Ивановичу удалось перебраться поближе к родным местам в г. Раненбург, Рязанской губернии. Здесь он жил с семьей в просторном и многолюдном доме Перовых с большим двором и сказочным садом. На территории двора у деда был отделен специальный участок для ботанических опытов. Дед приводил сюда своих учеников – студентов Раненбурского педагогического института для проведения практических занятий по агротехнике и биохимии растений.

Профессорское удостоверение Михаила Ивановича Тверитинова

Командировочный документ Михаила Ивановича Тверитинова
из Смоленска в Раненбург. 1919 г.

Живя в Раненбурге, Михаил Иванович целиком посвятил себя делу народного образования и просветительского движения. Он был председателем правления Раненбургского пединститута, института народного образования, заведующим педтехникумом. Одновременно он заведовал краеведческой организацией и культурной деятельностью Союза работников просвещения. Особое внимание Михаил Иванович уделял просветительской работе в далекой от политики области естествознания . В нем пока еще нуждались, и это как-то отдаляло неотвратимость репрессии.

Михаил Иванович скончался в 1932 году, когда ему было 44 года, от чахотки,

которую приобрел на войне. Кто знает, может быть, дед, как бывший офицер и потомственный дворянин, своим преждевременным уходом из жизни в то мракобесное время в какой то степени и спас свою семью от неизбежного клейма «врагов народа» и расправы.

Как-то в 1970-х годах находясь в гостях у родственников матери в г. Чаплыгине Липецкой области, что раньше было городом Раненбургом Рязанской губернии, я зашел в местный краеведческий музей и обнаружил в составе его экспозиций фотографию деда с информацией о его деятельности. Значит помнят….