«Врут зеркала! Какой же я старик?» - истерично верещал Шекспир в своих голубых сонетах, натужно пытаясь провалиться из объективной реальности в наркоз самообмана.

У меня сложнее: Шекспиру на его преклонный возраст указывало бессловесное зеркало – мне на то же указывают люди. Причём не словами, а поступками. Стал я замечать, что если раньше, ещё совсем недавно, в любой беседе я, в основном, играл роль слушателя, почтительно внимающего кому-то более опытному, нежели я сам, то теперь, уже ко мне, как к гуру, идут люди дабы вопрошать меня о непонятном. Видимо, седые мои власы и глубокие морщины наводят их на мысль, что я обязан ведать что-то, что молодым знать по возрасту не положено.

Одной из таких ко мне обратившихся оказалась замечательная девушка Ольга Сидорова, на нашем сайте публикующаяся под ником Ollga. Всех её достоинств мой костный язык перечислить не сможет, да, это и не есть тема нашего разговора – ограничусь тем, что скажу про неё, что она не только работает у меня музой, но и активно паломничествует по достопамятным местам Рязанской области и объехала их практически все.

Летом 2008 года Ольга работала на раскопках в Старой Рязани, откуда привезла массу интереснейших материалов.

Старая Рязань (из собрания Ольги Сидоровой).

А ко мне, как к специалисту по сакральному знанию, её привело изображение на медном медальоне, найденном в ходе раскопок. На трёхфигурной композиции медальона благообразного вида мужчина ловко управляется с двумя фантастическими существами.

Таинственный медальон из Старой Рязани.

Опознать существ мне труда не составило. В мировой мифологии львиное тело с орлиной головой или орлиным, как на медальоне, клювом имели только грифоны. А с грифонами я сталкивался, буквально, накануне, работая над серией статей «Горная фантазия равнинных обитателей».

У античных авторов грифоны населяют предгорья Рипейских гор. Первое авторское свидетельство об этих монстрах оставил во второй половине VII века до нашей эры греческий поэт и путешественник Аристей Проконесский.

Аристей совсем не походил на современных ему греков и не был отягощён присущим им прозелетизмом. Подавляющую часть жизни он провёл в путешествиях, которые красочно и довольно правдиво излагал в стихотворных отчётах. Спутешествовав в Скифию, он пишет эпическую поэму «Аримаспея», описывая в ней земли, которые посетил, и народы, обитающие на северо-востоке Европы.

По Аристею за скифскими владениями располагаются земли племени исседонов. Исседоны постоянно воюют со своими северными соседями аримаспами (отсюда и название поэмы «Аримаспея» ). А аримаспы живут тем, что промышляют набегами в предгорья Гиперборейских гор, где похищают золото, охраняемое грифонами.

К сожалению, сама поэма до нас не дошла, а отрывочные сведения из неё мы получили лишь благодаря тому, что её без конца цитировали другие авторы:

… Аристей, сын Каистробия из Проконесса, в своей эпической поэме сообщает, как он, одержимый Фебом, прибыл к исседонам. По его рассказам, за исседонами обитают аримаспы – одноглазые люди; за аримаспами – стерегущие золото грифоны, а ещё выше за ними [севернее] – гипербореи на границе с морем. Все эти народы, кроме гипербореев, постоянно воюют с соседями. Аримаспы изгнали исседонов из их страны, затем исседоны вытеснили скифов, а киммерийцы, обитавшие у Южного [Чёрного] моря под напором скифов покинули свою родину. (Геродот «История» IV, 13);

Они [аримаспы] ведут постоянную войну из-за рудников против грифонов, диких крылатых животных, как про них обычно говорят, выкапывающих из шахт золото; с достойной удивления алчностью аримаспы пытаются похитить, а свирепые охранники [сохранить золото]. Об этом многие сообщают авторы, среди которых наиболее достойны Геродот и Аристей Проконнесский. (Плиний Старший «Естественная история» VII);

Об этих грифах в своём повествовании говорит Аристей из Проконесса, что они из-за золота сражаются с аримаспами, живущими над исседонами; золото же, которое берегут грифы, выходит из самой земли; что аримаспы – все люди одноглазые от самого рождения, а что грифы – животные, похожие на львов, что они имеют крылья и клюв орла. Этого достаточно о грифах. (Павсаний «Описание Эллады» I 24).

Тема борьбы загадочных одноглазых аримаспов с ещё более загадочными грифонами получила большую популярность в греко-римском изобразительном искусстве и внешний вид последних, будучи растиражирован многочисленными ваятелями, стал узнаваем даже детьми дошкольного возраста.

Битва аримаспов с грифонами.

Со временем более чем скудная информация о грифонах стала дополняться всё более пикантными подробностями. Во-первых, выяснилось, что они не только сторожат подступы к Рипейским горам, но и являются личными животными богини возмездия Немезиды (по другой версии – собаками Зевса). Верхом на грифонах изображали иногда близнецов Аполлона и Артемиду – видимо, сказалось их общее гиперборейское происхождение.

Будучи гибридом двух царственных животных – льва и орла – они стали символизировать не только бдительность, но и силу, и власть над небом и землёй. А поскольку, как известно, власть опьяняет, то, закономерно, что и грех гордыни стал символизироваться ими же.

Постепенно менялся и «ареал их обитания». Чем дальше отдалялась во времени Античность, тем дальше от Европы «мигрировали» грифоны. Если первоначально они проживали на подступах к Гиперборейским горам, то в Средние века места их гнездования стали помещать в Индии, а затем и на отдалённых неведомых островах Индийского океана.

Христианский аббат Ричард Хальдингамский не сомневался в существовании ни грифонов, ни аримаспов, а потому изобразил их на своей карте 1290(?) года.

Выделенный фрагмент Херефордской карты Ричарда Хальдингамского в увеличении.

Христианство к этим милым зверушкам отнеслось, мягко говоря, неоднозначно. Их хищный внешний вид не соответствовал идеям смирения, пропагандируемым новым вероисповеданием, а потому, ничтоже сумяшеся, в облике грифона христианские живописцы стали изображать не кого-нибудь, а самого сатану.

Иероним Босх «Страшный суд» (фрагмент) - дьявол с птичьей головой на теле млекопитающего не более чем вариация на тему грифонов.

Кошачье тело с крыльями и морду с птичьим клювом имел и «православный» дьявол.

Однако, очень скоро грифонов реабилитировали. Христианские богословы сочинили новую догму, согласно которой грифон оказался животным сугубо положительным и символизирующим двоякую – человеческую и божественную – природу Иисуса Христа. А причина столь кардинального пересмотра взглядов крылась в том, что грифон был крайне популярной геральдической фигурой и присутствовал в гербах многих «сильных мира сего». За примерами далеко ходить не буду – достаточно, считаю, назвать герб царственного рода Романовых.

Фамильный герб рода Романовых.

Маленькое промежуточное резюме. Мои постоянные читатели, если таковые имеются, уже знают, что я придерживаюсь той точки зрения, что любое мифологическое явление имело под собой реальную основу. Казалось бы, вот оно исключение: более фантастического существа, чем грифон и представить невозможно и ничем, кроме фантазии человеческой, его появление и не объяснишь. Казалось бы…

Но даже в такой, патовой для себя, ситуации я готов выдвинуть предположение, что нет, не только в фантазии Аристея Проконесского дело. О грифонах он знал лишь по рассказам их соседей (враждебно настроенных) исседонов. Исседоны вполне могли сообщить ему о реально существующем народе. Но назвать заезжему гостю враждебное племя не настоящим его этнонимом, а какой-нибудь своей презрительной кличкой (много у нас в Великую Отечественную немцев называли немцами или германцами? – фрицы и всё! ). Или не собственным их именем, а тотемным – те же грифоны очень распространены были у скифов в качестве тотемов, о чём говорят скифские татуировки и поделки в традиционном скифском «зверином стиле».

Скифская золотая пектораль: в нижнем ряду целая стая грифонов, терзает лошадей.

А на этом золотом сосуде добычей грифона стал козёл.

А Аристей, в свою очередь, мог сделать неверный перевод, трактовать слова буквально, а не в переносном смысле, что-то банально недопонять в конце концов. Так случилось с аримаспами. Геродот неверно произвёл этот этноним от скифских слов «арима» – единица и «спу» – глаз. Вот и родились на свет «одноглазые» и начался миф. А на самом-то деле слово это иранское и означает дословно «арии – друзья лошадей» . И дать правильную трактовку этому термину любому языковеду-иранисту труда не составляет, но миф продолжает в официальных научных кругах культивироваться, потому как заявить, что на территории России, во времена, когда «отец истории» ещё пелёнки мочил, обитало сильное кочевое арийское племя – это же верх неполиткорректности! Пусть, уж, лучше они «одноглазыми» останутся…

К слову, если аримаспы это «друзья лошадей» , то кардинально противоположное к этим животным отношение грифонов подчёркивали и скифы, и греческие авторы: «Грипы [грифоны] – особый род животных, водится на гиперборейских горах. По всей внешности они суть львы, но крыльями и головой подобны орлам, очень враждебны лошадям, посвящены Аполлону; поэтому и сказано «уже соединятся грипы с конями» (Сервий Туллий «Комментарии на «Буколики» Вергилия»). Не есть ли это перенасыщенное фантастическими деталями отображение реального противостояния двух неких племён – оседлого племени рудокопов-золотодобытчиков и конных налётчиков, досаждающих им своими набегами?

Во вполне человеческом происхождении грифонов некоторые авторы не сомневались уже в античные времена: «Здесь философ приступает к [описанию] северных островов и народов – грифов, народе [живущем] вблизи океана, откуда, как утверждает древняя молва, двинулась молодая поросль саксов и пришла с свирепой войной в Германию. Племя это глупейшее, подобное диким зверям и страусам или крокодилам и скорпионам» (Этик Истрийский «Космография»). Причём, как мы видим, Этик считает их непосредственными предками вполне историчных саксов. А упомянутый автор Херефордской карты аббат Ричард Хальдингамский, хотя и изобразил грифонов в классическом их обличии, в комментариях всё же назвал их людьми: «Здесь живут негоднейшие люди грифы. Ведь, кроме всего прочего, они делают себе одежду и сёдла своим лошадям из кожи врагов» . Что ж, и это имело место быть в задокументированной истории: на «негоднейших людей грифов» британский аббат перенёс отличительные черты другого скифского племени – гелонов.

Одним словом, «люди на основу правды нагромоздили много лжи» (Павсаний)…

Но я углубился в такие дебри, которые нам, думаю, не пригодятся. Разбираемся-то мы с медальоном из Старой Рязани, а не с арийскими вторжениями в Европу. А потому в рамках обсуждаемой темы и не столь нам важно, был у грифонов прототип в виде реального племени или не был, факт, что именно эти мифологические существа присутствуют на изображении в обществе таинственного незнакомца. С ним оказалось сложнее…

Понятно, что так накоротке управляться со сверхъестественными монстрами может только столь же сверхъестественный герой. Будь бы это христианский святой, столь необычный подвиг, как обуздание грифонов, было бы сейчас нам так же хорошо известно, как и «чудо Георгия о змие» .

Однако, жития такого мы не знаем, к тому же на изображении отсутствует нимб, что говорит о том, что ко святым в земле Рязанской просиявшим этот персонаж отношения не имеет. Но, столь же понятно, что запечатлён на медальоне не рядовой деревенский алкоголик, а кто-то выдающийся. Причём, этот некто в своё время, видимо, был персоной всем хорошо знакомой и легко узнаваемой.

Последнее моё предположение подтвердила и госпожа Сидорова. Лик популярного незнакомца, оказывается, в Старой Рязани не только чеканился на меди, но и глядел со стен.

Та же троица в ином ракурсе.

Фотография лепнины многое прояснила: оказалось, что незнакомец не просто забавляется с грифонами. На барельефе он стоит на колеснице, а запряжённые в неё грифоны влекут колесницу куда-то вперёд и вверх. Композиция была столь типична для русского орнаментального искусства, что не узнать в прекрасноликом молодом человеке общего дедушку всех русичей Дажьбога стало невозможно!

Таким увидел Дажьбога современный художник Виктор Корольков.

По славянским языческим верованиям, Дажьбог – это бог-податель всяческих благ. Он одновременно и бог согревающего нас Солнышка, и бог огня, и бог весны, и бог плодородия. Одним словом, всё, что связано с благополучием человеческого существования, с молодостью, с производительными силами, с теплом и светом зависит от милости Дажьбога. Аналоги Дажьбога имеются у всех арийских народов: у ведических ариев это Савитар, у авестийских ариев – Ахура Мазда (дословно: Добрый Дух), у греков – Аполлон, у римлян – Deus dator, у кельтов – Дагда, у сербов – Дабог.

По славянской божественной генеалогии Дажьбог – единственный сын бога-творца Сварога, тогда как всем остальным богам Сварог приходится дедом (почему так получилось я разбирал в статье «Послание нерождённым» ): «Солнце цесарь, сын Сварогов, еже есть Дажьбог, бе муж силён… от него же начаша человеци дань давати царям» (Ипатьевская летопись, 1114 г.).

Сварог.

И хотя Дажьбог был единственным богом, кто официально носил отчество Сварожич, на его отцовство претендовал ещё и бог-громовик Перун. Боги, ведь, и рождаются не так, как люди, вот, и вышла следующая весьма запутанная история.

Перун.

Создав Вселенную, Сварог-творец задумал дать существам её населяющим законы сосуществования в мире с собой и друг с другом. Их он решил высечь на самом устойчивом к действию времени материале – на камне. Тот камень с законами Сварога впоследствии станет называться Алатырём; он будет венчать собой Алатырскую гору и закрывать вход в преисподнюю (подробнее об этом во второй части статьи «Morituri» ).

Первый удар молота Сварога по Алатырь-камню высек искру, которая упала на Землю, в приток Днепра реку Рось. И богиня данной реки водяница [русалка] Рось забеременела от этой искры Дажьбогом. Но так как Рось была тогда женой Перуна, то он предъявил свои права на отцовство и, хотя всё скоро разъяснилось, продолжал считать Дажьбога сыном.

Очень красивая и романтичная легенда! Даже жалко признавать, что она в исходном варианте славянских верований отсутствовала, а была в них искусственно инкорпорирована где-то уже перед самым Крещением Руси. Когда Владимир ещё находился в духовных метаниях, он предпринял попытку религиозной реформы, выпихнув на главную роль в славянском пантеоне второстепенного божка Перуна. Для его возвеличивания и понадобилось как-то ввести его в список праотцов русского народа. А поскольку русские считали себя именно Дажьбожьими внуками, то обильно задобренные волхвы и сочинили мелодраматическую историю о сомнительном участии Перуна в рождении Дажьбога.

А те, кто считает себя русскими, тоже не тотчас стали продолжателями Солнечной династии и носителями Солнечного начала. Первой женой Дажьбога стала Майя Златогорка – богиня лета (вполне логичное отображение чередования времён года: Дажьбог – весна, Майя – лето). От этого брака народятся близнецы Усень и Коляда, после чего супруги расстанутся. Златогорка станет любовницей смертного – Ильи Муромца – и родит ему сына Сокольника. А Дажьбог женится во второй раз.

По логике календарного цикла следующей женой Дажьбога стала богиня зимнего умирания Морена (осень у наших предков в самостоятельное время года не выделялась, поэтому обошлось без промежуточных этапов) . Однако, очень скоро выяснилось, что бог весны и богиня зимы настолько не сходятся характерами, что Морена убила Дажьбога и ушла к повелителю сил зла Чернобогу (в русских народных сказках он фигурирует как Кощей Бессмертный) .

Вернула Дажьбога к жизни (расхожий сюжет умирающего и воскресающего божества) сестра – богиня жизненных сил природы Жива. Она же стала и третьей супругой Дажьбога и родила ему смертного сына Ария. Праотец Арий личность легендарная, персонифицирующая собой реальное племя, носящее его имя – ариев. Их-то русы и считали своими отцами. Соответственно, Дажьбог приходился им (и приходится нам) дедушкой, а мы ему внуками!

Считалось, что Дажьбог был первым князем славян и основателем правящей династии: «…от него же начаша человеци дань давати царям» (Ипатьевская летопись, 1114 г.). Отсюда-то и произошла привычка наших предков именовать своих правителей (тех, которые заслужили! ) ласковым эпитетом «Красно-солнышко». Сегодня прозвищем этим мы величаем преимущественно былинного князя Владимира, воплотившего в себе черты идеального правителя (каковым на самом деле он не являлся), но как остроумно заметил другой активный пользователь нашего сайта 100euro, оно было чем-то вроде фамилии – Красносолнышкины – и должно было распространяться на всех представителей княжеского рода. Как, например, принадлежность к Солнечной династии распространялась на всех главных героев индийского эпоса «Махабхарата».

Считали Солнце основателем у себя «властной вертикали» и вышеупомянутые скифы. Первый их легендарный правитель носил имя Колаксай, которое состоит из двух слов: «коло» - Солнце и «ксай» - царь. Кстати, он стал царем, несмотря на то, что был младшим из трёх братьев – редкая русская сказка обходится без такого же сюжета про трёх братьев, младшему из которых достаётся в финале красавица-жена и корона.

А, возвращаясь к былинному русскому князю Владимиру Красно-солнышку, В.Н. Дёмин расшифровывает его полный титул как «владеющее миром красное Солнце», то есть напрямую ассоциирует его с Солнцем-Дажьбогом.

Итак, Дажьбог имел все основания пользоваться повышенной популярностью у наших предков и как прародитель всего народа, и как основатель правящей династии, и как небесный податель всяческих благ, и как солнцебог. К нему прибегали и как к пращуру, и как к божеству и он единственный из небожителей являл себя ежедневно в виде Солнца. Оттого и казалось, что молитва достигнет его быстрее, чем остальных богов – незримых, а от того абстрактных. Потому не удивительно, что его изображение должно было встречаться чаще остальных.

Рискну предположить, что медальоны и барельефы с портретом Дажьбога на солнечной колеснице составляли ничтожную долю процента, так как лик его в качестве оберега носили прямо на себе, расшивая причудливыми узорами рубахи и сарафаны.

«Сварожич» - монограмма Дажьбога была самостоятельным магическим символом.

Такая «изобразительная» магия играла огромную роль в жизни человека с момента, как он научился рисовать. Сперва защитные символы банально наносились красками на кожу, потом стали татуироваться. В регионах, которые не были затронуты оледенением (Мезоамерика, Южная Америка, Австралия, Океания) значение и распространённость татуировки сохранились и по сей день. А там, где людям для согревания пришлось прятаться под одеждой, она переместилась на щиты и доспехи, дав начало геральдике, и на одежду, породив искусство орнаментального узора.

При этом, любой орнамент, любой узор не был произвольным набором красивых, но бессмысленных завитушек. Каждый его штрих нёс глубочайшую смысловую нагрузку. Это был язык, без слов понятный всем представителям данной этно-культурной группы. Не важно было, вышит ли этот узор на рубахе пряхой, нарисован на кувшине горшечником или вырезан на наличниках плотником – в любом из вариантов он был понятен всем от мала до велика. И этот язык мы забыли напрочь!

Сегодня невербально-символические способы общения – достояние маргинальных групп.

Более того, считалось, что этот язык понятен не только людям, но и потусторонним силам. Ведь, эти узоры вышивались не для себя, а для них, с целью привлечь добрых духов и отпугнуть злых. Для того, чтобы нечисть не залезла под рубаху, все её естественные отверстия – ворот, подол, обшлага – обшивались защитным орнаментом. Столь же тщательно расшивались области сердца и грудины – там, справа от сердца, живёт душа!

Такую рубаху невеста была обязана собственноручно расшить своему избраннику к свадьбе (блюди мы сейчас это требование, боюсь, у нас вообще бы никто не женился).

А на рынке купить такую одёжку было никак нельзя: любая красна девица обязана была собственноручно расшить к свадьбе по рубахе для себя и для суженого-ряженого. Он потому-то и назывался «ряженый», что невеста наряжала его в новую рубаху, в которой, в идеале, он впоследствии и в гроб ложился, то есть представал перед Всевышним. И до ныне на русских свадьбах существует обряд – невеста дарит жениху рубашку. Но в современном виде это всего лишь бессмысленный ритуал, потому как одно дело подарить своему избраннику китайский ширпотреб в бутике купленный, а другое поднести с поясным поклоном белыми своими рученьками расшитый оберег. Увы, современным эмансипаткам этим и заниматься некогда (надо же сериал досмотреть! ) и смысла они в этом не видят (и чё я буду глаза ломать, когда, вон, пошла да купила?! ). А не от того ли у нас и на четыре свадьбы три развода? Подумайте…

В защитно-магические изображения органично вплетались прикладные узоры – календарные вехи, например.

Что может быть вышито на юбке, кроме какой-нибудь глупости – как бы не так: посчитайте количество лепестков внутри каждого круга, их 12, а всё месте это земледельческий календарь!

В центре – Солнце, обозначенное свастикой (укрупнил специально для моего друга Eduarda, утверждающего, что свастика была чужда славянам, как буржуазная отрыжка!).

Ну, а что ещё изобразить на орнаменте, кроме магических знаков и календарей, как не лики родных богов? Разумеется, не всех, а самых скорых помощников и заступников. Вот и вышивали Рожаницу – дабы деток хранила, богиню судьбы Мокош – чтобы послала счастливую долю да Дажьбога – чтобы был милостив!

Дажьбог, управляющий солнечной колесницей, на традиционной русской вышивке-обереге.

Тот же сюжет: солнечные кони ещё угадываются, а сам Дажьбог уже полностью лишён антропоморфных черт.

В этом изображении признать Дажьбога может только специалист…

Полная абстракция, зато в двух вариантах: одна вверху и четыре одинаковых внизу.

А ещё, дабы Солнце присутствовало в каждой избе, солнечных коней вырезали на охлопене – бревне, закрывающем самый верхний стык крыши, который мы и поныне называем «конёк».

Итак, Дажьбог был достаточно любим и почитаем, чтобы его изображения имели широкое распространение у восточно-славянских племён. Это именно он изображён на медальоне и на барельефе из Старой Рязани. И сомнений в этом нет и быть не может, даже, не взирая на то, что оба данных изображения типичными не назовёшь. Дело в том, что традиционным транспортным средством Дажьбога была алмазная колесница, запряжённая 12-ю белыми конями с золотыми гривами – причём тут грифоны? Однако, покопавшись в первоисточниках, я выяснил, что в качестве ездовых животных Дажьбог мог использовать «больших белых птиц» (вспомним Аполлона, который передвигался по небу в повозке, запряжённой белыми лебедями! ) или… грифонов. Считалось, что последние выносливее солнечных коней и белых птиц и могут подняться выше их.

Проблема заключалась в том, что грифоны, хотя и имели крылья, летать не любили. Поэтому Дажьбог применял к ним метод морковки перед осликом. В руках Дажьбог держал шесты с нанизанными на них кусками свежей конской печени – любимого лакомства грифонов – которыми размахивал у них перед мордами, заставляя в тщетной погоне подниматься всё выше и выше.

Надо отдать должное, доверчивостью грифонов Дажьбог не злоупотреблял. К их помощи он прибегал лишь тогда, когда Солнце «поднималось в гору» и его небесная дорога становилась всё отвеснее. Соответственно, изображение Дажьбога на колеснице, запряжённой грифонами, символизировало не просто Солнце как таковое, а конкретно Солнце на отрезке между днём весеннего равноденствия и днём летнего солнцестояния, между 21 марта и 21 июня, между началом астрономической весны и началом астрономического лета. Какой красивый и глубокий смысл! Какой изящный и изощрённый астрономический шифр!

Но даже расшифровка этого астрального кода не исчерпывает проблемы. Установив личность Дажьбога надо задаться вопросом: а как вообще языческий бог мог оказаться на фронтоне христианской церкви?!

Данный постулат поверг меня в глубокую задумчивость. С одной стороны, вятичи – основной этнический субстрат Рязанского княжества – стали христианами позднее всех восточно-славянских племён, в веке где-то в XII-м (по этому поводу «Долгая дорога домой» ). Но, с другой стороны, и великокняжеская «инквизиция» поработала на Рязанщине от души, чуя за собой не только абстрактную идейно-духовную, но и конкретную военно-административную поддержку охристианенных властей. И эмиссары, с энтузиазмом выкорчёвывавшие язычество, просто не могли проглядеть столь вопиющий факт, потому, как за такую недоработку сами могли без долгих разбирательств оказаться на колу.

Значит, данное изображение не считалось «бесовской личиной» и присутствовало в общественном месте вполне легально. Но если церковные власти допускали такое в одном месте, логично, что где-то ещё могло было быть что-то похожее. В поисках аналогов я полез в иллюстрированный справочник «Древние города Руси». И не перелистнув и десятка страниц, я узрел знакомую компанию на барельефе Дмитриевского храма города Владимир.

Владимирский вариант сюжета из Старой Рязани.

Подпись к иллюстрации гласила – oops! – «Вознесение Александра Македонского»… Интернетовский поисковик на это словосочетание вывалил целую кучу ссылок, но ответа на то, какими судьбами занесло Александра Македонского в Старую Рязань, так и не дал.

Так он выглядел в Киеве…

…а так в Суздале.

При этом, Александр Македонский ни христианским святым, ни даже праведником не был! Христианская церковь относилась к нему положительно постольку, поскольку по его приказу «Ветхий завет» был переведён на греческий язык, что впоследствии весьма облегчило апостольскую деятельность. Ничем более Македонец на её лоне не отметился.

Но любая выдающаяся личность не может избежать легендирования. Про Александра (как впоследствии и про Наполеона, и про Ивана Грозного, и про Чапаева…) было сочинено столько небылиц и анекдотов, что приписать ему ещё одно героическое деяние не составило труда. Надо отдать должное, Македонец и сам активно раздувал вокруг себя ореол таинственности и сверхъестественности, то объявляя себя сыном Зевса, то распуская слухи о якобы растущих у него на голове рогах (тогда сей факт ещё не имел нынешней уничижительной смысловой нагрузки, а воспринимался, как признак высшего существа).

Поэтому, думаю, покойный к тому времени Александр весьма положительно отнёсся бы к выходу в свет анонимного романа о себе «Александрия». Его автор, подписавшийся именем Каллисфена – реального соратника Александра, фактически, создал самый обширный фантастический роман Античности, где восточные компании Македонца использовались лишь как декорация, в которой разворачивается абсолютно не соответствующее реальности действо (до нас «Александрия» дошла лишь в латинском переводе Х века Льва из Неаполя под названием «Рождение и победы Александра Великого» ). Был в ней и эпизодец о полёте на грифонах, якобы рассказанный Каллисфену самим Александром:

«Вместе с моими сподвижниками мы решили создать такое устройство, на котором можно было бы подняться к облакам и узнать, в действительности ли то, что мы видим, является небом. Соорудив такое устройство, мы сели в него, приманили грифов, привязали их цепями, а над ними возвышались шесты с пищей на концах, так что они начали подниматься в небо. Однако божественное провидение повергло их на землю в десяти днях пути от моего войска, но благодаря железным решёткам я не получил ни царапины» (Лев Неапольский «Nativitas et victoria Alexandri Magni»).

И из этой беллетристики родился христианский апокриф о том, как великий завоеватель «в стране Индеи» запряг в колесницу «грипов» и, маня их подвешенной на копьях свежатинкой, заставил поднять его в небо, где «узрев лик Божий, преисполнился всякой добродетели» .

В «Житиё» этот апокриф не превратился, но, получив церковное благословение, стал распространяться вполне легитимно. А раз свершил великий человек благое дело – так отчего бы и не изобразить его, пусть и не на иконостасе, а, хотя бы, на боковой церковной стене… А спросит ежели кто – ну, там, дети малые-неразумные или заезжий ревнитель чистоты веры – а чёй-то там у вас намалёвано неканоническое, так на то ответ готов: «Вознесение Александра Македонского»! Вот и справочку показать можем… А почему он с языческим Дажьбогом схож до степени слияния – так про то мы знать - не знаем и ведать - не ведаем!

И долго ещё мужики усмехались лукаво в косматые бороды, прекрасно понимая, кто на самом деле изображён на той лепнине и кем они ему доводятся…