В летние месяцы по стране разъезжаются и расходятся странные, на взгляд непосвященного, люди. Они оставляют в стороне большие города, ненадолго задерживаются в райцентрах и идут по проселкам и тропам от деревни к деревне. Их можно встретить в воскресные дни на ярмарках и базарах, но они ничего не покупают, а только фотографируют и записывают. Их привлекают шумные деревенские свадьбы, но и там они скорее работают, чем веселятся.

Эти люди — этнографы, сотрудники музеев, собиратели живой старины. Они должны найти и сохранить для истории культуры свидетельства уходящей жизни, творения народных мастеров.

На деревенской улице, у колодца или на пороге сельсовета обвешанные фотоаппаратами запыленные путники стараются, как принято у них говорить, собрать «первую информацию». Прежде всего выясняют, где в деревне наиболее старые дома, где живут старожилы, у кого в сундуках еще лежит бабушкино приданое...

И будь то на Севере или в Средней Азии, на Кавказе или в Поволжье — всюду разыгрываются почти одинаковые сцены. Сначала люди удивленно пожимают плечами, отмахиваются от вопросов («Дело-то у вас пустое»), а потом постепенно начинают вспоминать, рассказывать, советовать, к кому лучше пойти, с кем поговорить. Начинает раскручиваться тот волшебный клубок, который может привести собирателей к цели.

И они переходят из дома в дом, просят хозяев раскрыть деревянные сундуки, заглянуть в темную камору, пошарить на чердаке. Их полевые тетради и дневники заполняются записями обрядов и песен, услышанных на деревенских свадьбах и праздниках, описанием девичьих посиделок, проведенных за прялкой или ткацким станком. На фото- и кинопленках остаются улыбающиеся и серьезные старушки в давно забытых девичьих и женских нарядах, сосредоточенные старики, показывающие отцовское кремневое ружье или старую рыболовную снасть. А в адреса музеев идут посылки с собранными в «поле» вещами.

В музеях эти вещи начинают новую жизнь. К ним обращаются самые разные специалисты по самым различным поводам. Книга записи посетителей одного только отдела тканей Государственного Исторического музея в Москве является интереснейшим документом. В музей идут ученые-историки и студенты-гуманитарии. Первые — чтобы найти в вещественных памятниках подтверждение своим научным догадкам, вторые — чтобы собственными глазами увидеть трофейный шведский штандарт или мундир кутузовского солдата. Художники текстильных фабрик склоняются над русской набойкой и узбекским сюзане, стараясь глубже постичь их красоту. А модельеры удивляются современной линии гуцульского кожушка или нарядного рязанского шушпана, шитого из белого холста. Режиссеры театра и кино просят показать шляпы и зонтики, обивку кресел и бальные туалеты минувшего века.

И конечно, дети, любопытные, любознательные, которые приходят в музей стайками и прикладывают к стеклу носы, если там их что-то заинтересует. И на их вопросы, на будущие вопросы их детей тоже должна дать ответ сохраненная живая история народа, осязаемая, вещественная память.

Уже два года в отделе тканей Исторического музея открыта небольшая выставка, где собрана старинная одежда народов Поволжья. Тонкие чувашские вышивки, украшавшие рубашки и свадебные платки, бисерные, кружевного плетения, закрывающие всю грудь праздничные воротники мордвы-мокши и тяжелые, с металлическими бляшками и черной шерстяной бахромой набедренные украшения — пулаи мордвы-эрзи. Красные коралловые снизки и серебряные монеты башкирского женского головного убора спорят по красоте с марийской сорокой, очелье которой сплошь покрыто древним и полным некогда магического смысла узором.

Белый холст (очень древний и излюбленный в Поволжье материал), вышивка цветной шерстью или шелком, монеты, бисер, раковины — вот с помощью чего чувашки и марийки, мордовки и удмурдки создавали свои красочные наряды.

Трудно даже представить себе, сколько труда вкладывалось в создание народной одежды, к примеру в мокшанские женские рубахи — панары (фото 2). Надо было вырастить коноплю, надергать стебли, просушить их, обмолотить, отмочить в воде, снова просушить в бане или на печке, размять мялкой, растолочь в ступе, растрепать трепалом, расчесать шкуркой ежа. А после спрясть пряжу, отбелить ее в воде с березовой золой или в кислом молоке, соткать холст и сшить рубаху. Летом надо было позаботиться о краске для шерстяной вышивки — набрать в лесу корней травы марены или дубовой коры, охры или орехового листа.

Больше всего любили в старину мокшанки темные шерстяные вышивки. Они покрывали рукава панара сплошным переплетением красно-синего коврового узора, все швы расшивали синей шерстью и с особым тщанием украшали вышивкой подол и небольшой разрез на нем. Носили рубашку обязательно с поясом, подбирая ее поясом высоко, часто выше колен. По праздникам привешивали к поясу и узкие полотенца, затканные цветными нитями, и кисти, обшитые галуном и бляшками, и длинные снизки белых раковин-каури (долгий путь проделывали раковины-каури, прежде чем попадали с берегов южных морей в лесные поволжские деревни). На груди рубахи скрепляли заколкой сюльгам, сделанной из медных пластин, черных и белых бусин, бляшек, подвешенных на цепочках, и бубенчиков...

Шла красавица по солнечной улице, бубенчики тонко звякали, бляшки сияли, горло охватывал, спускаясь на грудь, бисерный воротник — цифкс, и правдой были слова свадебной песни: «Девушка-боярышня, белая березка... прямая береза — рост ее... в шесть рядов вышита рубашка ее, посеребрены головки лаптей ее...»

Древние суровые законы заставляли женщин после свадьбы старательно скрывать свои волосы. Девичья коса свивалась в узел и пряталась под головным убором — сорокой или панга, под сурпаном или шымакшем.

Естественно, женщинам хотелось чем-то заменить спрятанную красоту. Красочен «златной» головной убор мордовской женщины (фото на 3-й странице обложки). Такие уборы носила молодушка первые год-два после замужества. Очелье убора украшено полосой серебряного шитья, а позатылень — прекрасно подобранными по цвету и форме двумя овалами, расшитыми бисером, мишурной плетенкой, синими пуговицами, белыми раковинами, медными цепочками. По шее на спину спускался хвост, низанный бисером.

Марийские женщины носили совсем иные головные уборы. Они украшены одной только вышивкой, но и в них покоряет многообразие и тонкость узоров. Это тюрики, или шымакши, — небольшие прямоугольные куски холста, передок которых сшивался треугольником наподобие башлыка, а хвост свободно падал на спину. «Шымакшан ватэ», то есть женщины, носящие шымакш, стягивали волосы в пучок надо лбом или на темени (в зависимости от местной деревенской моды), вставляли в него берестяной конус и на него уже надевали шымакш. В давние времена весь шымакш покрывали сложной вышивкой, так что белого холста не было видно, а позднее стали украшать только хвост и остроконечный передок.

Марийские девушки и женщины надевали еще толстые кожаные воротники, плотно охватывающие шею. Все поле воротника они зашивали, как чешуей, мелкими монетками или бляшками из мягкого металла, а края — бисером, разноцветными пуговицами и раковинами-ужовками (фото 1). А девичья чувашская шапочка тухья...

Но стоп. Все равно обо всем, что поместилось в двух небольших комнатах музея, не расскажешь.

Сейчас на дворе зима, период отчетов о летних поездках. Наступает время снова взять карту и наметить новые маршруты.

О. Гордеева, научный сотрудник Государственного Исторического музея

Журнал «Вокруг Света»: За бабушкиным приданым