О театрах в провинции, в том числе Рязанском театре драмы.

Хотим мы того или нет, но к существующим оппозициям последних лет (богатые-бедные, молодые-старики, город-деревня) добавился ещё один: москвичи и все остальные. Вот строят в центре Ставрополя надменную, высоко вознёсшуюся в небо высотку – «это ваши, московские, себя показывают!». Открыли новый роскошный магазин в Рязани – «чего ж вы хотите, москвичи хозяева».

Конечно же, сегодняшняя ситуация в провинции куда как далека от благостной, и жизнь там отнюдь не шоколадная. Но очевидно другая. Может быть, до поры до времени, но – другая.

А отсюда не может быть единой на всю страну как социальной политики, так и культурной. И театральной тоже. Вот несколько лет суетились наши сценические деятели, вырабатывая три возможных формы существования для театров; одной из них, АУ, то бишь автономными учреждениями, занимались особенно рьяно, поскольку, если говорить попросту, там заложена неплохая возможность дополнительных заработков. Но ведь по сути дела это москвичи хлопотали для себя, а на периферии само это созвучие – «АУ» – стали употреблять с видимой иронией. Ну нет такого театра в провинции, который бы мог отказаться от регулярной государственной помощи, от госгарантий хотя бы в части зарплатной. За это согласны принять и унизительный, связывающий по рукам и ногам контроль казначейства и «дурацкие» (по-другому их за кулисами не аттестуют) тендеры – систему, при которой из всех возможных перспективных вариантов нужно выбирать предложение подешевле. Так, одним махом была отсечена от громадной России возможность приглашать на постановки режиссёров-мастеров, востребованных в мире, и, естественно, по мировым расценкам и работающих. Выходят из положения, как могут. Есть, конечно, города, где благодаря губернаторам и особым привилегиям ограничительные финансовые рамки обходят – в Белгороде, к примеру, или в Новосибирской опере, но это случаи единичные. Ясно, что повышению творческого уровня это не очень-то способствует. И общетеатральная российская проблема дефицита квалифицированной режиссуры обозначилась на периферии особенно отчётливо.

Формы АУ и частного предприятия в провинции в отличие от столицы почти не востребованы; есть частный театр в Томске – богатый муж для жены-актрисы построил, есть подобный в Вологде, ведущий в основном гастрольную разъездную жизнь, но список их далеко не велик.

Основная масса российских театров живёт примерно по законам, определяемым прежде всего зрителями. Цены на билеты не повышают, боясь отсечь от себя ещё сохраняющуюся местную интеллигенцию: двести-триста рублей за билет – это во многих городах максимально возможная сумма. И, безусловно, ни в одном из них не смогли, а правильнее сказать, и не захотели бы строить нечто, подобное будущему мега-центру Константина Райкина, раскинувшемуся великой стройкой опричь его «Сатирикона» на целый квартал, где будут, по столичному обыкновению, магазины, отель, офисы, ну и, кроме всего прочего, театр. На периферии дорожат своей «особостью», избранностью, торговцев в храм стараются по возможности не пускать. Здесь всё на несколько порядков скромнее; спасибо, если местные власти помогают с ремонтом, как в Ростове-на-Дону – там постепенно, по мере выделения средств реставрируют уникальное архитектурное сооружение, «здание-трактор». Отремонтировали театр в Рязани. Начинают дорогой ремонт в Смоленске, будут вести его поэтапно.

Отношение к театру вообще своего рода оселок, проверка на качество для местной власти. Сразу два театра: и драму, и ТЮЗ – реконструируют, заново оснащают сегодня в Астрахани. Большой ремонт с заменой светооборудования затеян в Волгоградском НЭТе. Значит, интеллигентное, цивилизованное руководство в области. Про омского губернатора Леонида Полежаева, оказывающего своим коллективам громадную поддержку, недаром не устаёт говорить всё театральное сообщество. А вот в Нижнем Новгороде, наоборот, мэр готов передать замечательный детский театр «Вера» из муниципального подчинения в областное, лишь бы не тратиться на строительство для него нового здания.

На периферии – увы! – как правило, нет у театров других спонсоров, кроме государства и распорядителей местного бюджета. Купцы-благодетели и меценаты, когда-то щедро помогавшие приглянувшимся труппам, нынче по России перевелись. А банковские структуры, которые есть отнюдь не только в Москве, почему-то помогают лишь столичным коллективам. Большая редкость, если вдруг находится где-то такой человек, как смолянин Валерий Разуваев, депутат городской Думы и серьёзный предприниматель, настолько трепетно любящий театр, что однажды самолично берёт и капитально реконструирует для его работников помещение Дома актёра.

Скромно, трудно работают российские театры больших и малых городов. Что вовсе не означает – хуже. По-другому. И уж точно – сосредоточенней, напряжённей, ответственней. Уровень актёрской культуры, профессионального мастерства провинция традиционно сберегает. Там и сегодня есть такие безусловные вершины, «глыбищи», как Солопов с Терентьевой в Ярославле, Бушнов в Ростове, Горохов во Владимире, Варфоломеев в Челябинске… Есть труппы – подобранные, сколлекционированные, выращенные на зависть любому столичному коллективу. В Самаре, Новосибирске, Волгограде, Челябинске, Омске, Туле, Белгороде, Ростове. Называю далеко не все, мне известные, – привожу примеры. Ещё раз повторюсь: хуже на периферии с режиссурой. Такие многолетние художественные руководители, принявшие на себя всю полноту творческой ответственности, как тульский Попов, самарский Гвоздков, волгоградский Джангишерашвили, рязанская Виноградова, владивостокский Звеняцкий, – сейчас редкость. Настоящих профессионалов, лидеров на всю Россию, несколько сот её сцен отчаянно не хватает. Зато многие провинциальные директора, принявшие на себя главные удары рынка, дадут изрядную «фору» своим столичным коллегам, пребывающим по сравнению с ними в тепличных условиях.

Возьму на себя смелость утверждать: именно российская провинция в первую очередь сберегает сегодня отечественный репертуарный театр, его традиции, его школу, его особенности. Не по любви, так по необходимости. Им ведь кровь из носу, а необходимо выдать каждый сезон никак не меньше шести-семи премьер (в столице давно уже могут легко ограничиться всего одной), они, хочешь не хочешь, должны думать обо всех зрительских категориях: и о малых, и о старых, и о молодёжи, и о пресловутых новых русских. Значит, существует сбалансированный, разнообразный репертуар, что, в свою очередь, предполагает много работы для актёров, их непрерывный тренинг.

При выборе пьесы, постановочных приёмов руководители обязаны учитывать вкусы аудитории, её особенности. Неслучайно мне не доводилось слышать с периферийных подмостков ни одного матерного слова (хотя наверняка они и там где-то проскальзывают, но сравните с Москвой!), а препятствием к постановке одной хорошей пьесы там, к примеру, стало наличие среди множества сюжетных линий лесбийского «момента». Для провинции, утверждаю наверняка, доминирующее значение имеет содержательная, нравственная составляющая. Когда в Нижегородском ТЮЗе в попытке создать острое современное зрелище юная героиня бегает по залу и кричит: «Трахаться хочу!» – нельзя на физическом уровне не ощутить всеобщей неловкости, повисающей в пространстве гнетущей, растерянной тишины…

У любого театра на периферии сохраняются свои преданнейшие зрители, завсегдатаи премьер. Они составляют то, что теперь называется референтной группой, они формируют общественное мнение. И театры в отличие от столиц всячески поддерживают и развивают различные варианты контакта с публикой, налаживают обратную связь, стараются определить, предугадать сегодняшние зрительские предпочтения. Они, впрочем, в самых общих чертах ясны и так: в провинции ценят добротную классику (а всякого рода стремления её искусственно осовременить в подавляющем большинстве своём равносильны глаголу «испортить»), в театр ходят не только развлечься – хотя и это в чести, недаром же любимым жанром остаётся комедия, – но и попереживать, пострадать; второй жанр среди предпочтительных – это мелодрама. Те люди, которые заполняют театральные залы российских городов, не знают профессиональных критериев оценок, но интуитивно видят в искусстве добро, гармонию, красоту, оптимизм. Всегда поражаюсь, как безошибочно там «вычисляют» актёрскую настоящесть, глубину, а значит, подлинное мастерство.

Вовсе не означает, что на периферии предпочитают примитивную простоту и бесформенность. В лучших спектаклях, увиденных мной по стране за прошлый сезон: «Весенняя гроза» Т. Уильямса в постановке Александра Огарева в Белгороде, «Е.О.» (по «Евгению Онегину») режиссёра Владимира Петрова во Владимире – тщательная психологическая проработка характеров и ситуаций, сопровождающаяся изысканно условной сакральной формой. Психологический театр никогда не отвергал новых современных поисков, просто он чурается псевдоноваторства, скоротечной моды, пошлости. И это всегда бывает особенно понятно на периферии. Кстати, для меня неслучайны вечные сложности и противоречия иных театральных фестивалей – прежде всего «Золотой маски», – пытающихся объединить «коня» и «трепетную лань», столичные, московские и питерские спектакли с провинциальными. Ну разные они! А если и сопоставимые, то лишь в статье, не в жизни.

Есть даже такая замеченная мной особенность: спектакли, попавшие в фестивальную обойму, обласканные московскими специалистами, то есть те, которые отмечены приметами европейского авангарда, редко пользуются зрительским успехом у себя дома. А любимые провинциальными жителями спектакли, глубокие, но скромные, не обременённые метафорическими ходами, общепонятные, как правило, бывают мало интересны престижным фестивалям.

Конечно же, понимаю, назад возврата нет. Общую на всех дотацию из Москвы делить уже не будут. Каждый театр теперь коллектив своего региона, своего финансирования, своих правил. А рознь столичных и периферийных театров растёт.

И большинство возможных резервов федерального финансового субсидирования всё равно достаётся столице: она ближе, активнее, её проекты более эффектные, престижные. Легко сломали годами выстроенную отлаженную при советской власти систему взаимодействия разных регионов и через Министерство культуры, и через Союз театральных деятелей: рынок, нет денег.

Теперь приезд с большими гастролями периферийного театра в столицу – большая редкость. Творческих командировок в столицу периферийных театральных работников, общих встреч, семинаров и лаборатории почти нет. Брешь между столичными и периферийными театрами углубляется. Её надо преодолевать. А сделать это можно, только понимая их разность, уважая провинциальных коллег. Учитывая же особенности их положения, надо всё равно находить возможности помогать им, способствовать их развитию. А последние, в свою очередь, не должны подражать Москве.

Анна КУЗНЕЦОВА

Литературная газета, № 43/2008