И вновь перед нами фаворит из небогатого и рядового рода. Тенденция, начатая во времена Алексея Михайловича, продолжалась.

Вот сейчас самое время объяснить наконец-то самые важные моменты, которые вплотную касаются и отмены местничества и работы Палаты родословных дел.

Наивно полагать, что за столь радикальным мероприятием, каким собственно и было уничтожение местничества, стоял сам царь-юноша собственной персоной, настолько слабый здоровьем с детства, что передвигавший опухшие ноги едва-едва. Из его опочивальни практически не вылезали многочисленные бабки, врачеватели, прорицатели и прочие знатоки всевозможных заговоров. Быть может, Федор и обладал определенными способностями, но отнюдь не такими, которые сподвигли бы его к столь революционным мероприятиям. Понятно, что этого желало окружение.

ПАРАДОКС!

И представители родовитого боярства Долгорукие и Троекуровы? Как-то не верится.

Перенесемся на несколько сотен лет вперед и вспомним совсем недавние времена: нашу славную перестройку и начала эпохи демократии. В советское время в анекдотах ходил принцип, взятый на вооружение всеми без исключения чиновниками – «хочешь погубить дело – возглавь его».

Хорошо понимая неизбежность грядущих реформ, партократы выбрали единственно правильное для себя решение – не противодействовать, уйдя в глухую оппозицию, а войти «в массы», руководя и направляя. Они возглавили ВСЕ процессы, сделав их такими, какие они и были нужны. Они поступили так исходя из единственного желания – самосохранения. Себя, своих привилегий для себя же и своего потомства.

ВОТ ОНИ И ЕСТЬ – КУКЛОВОДЫ!

Помните, революционно-пламенный вопрос: «А, где Вы были 19 августа 1991 года?» Так вот. Те люди, которые по зову сердца, действительно, «там были», кроме пафоса и, может быть, морального удовлетворения НИЧЕГО не получили. А получили-то как раз те, которые там не были, но прекрасно знали, ЧТО НАДО ДЕЛАТЬ.

Элита – она как энергия в физике. И действует по точно такому же закону: никуда не исчезает, а плавно перетекает из одного состояния в другое.

ЗАПОМНИТЕ ЭТО!

Если от нее избавиться совсем – произойдет неизбежное: катаклизм государственного масштаба. Что мы и получили в 1917 году.

И в XVII столетии жили не глупые люди. И принимали они единственно верное для них решение: взять управление начавшимся процессом в свои руки, пока его не перехватили другие. А там – один Бог знает, что может произойти. Недавнего Стеньки Разина всем с лихвой хватило!

Понятно, что готовилось такое грандиозное мероприятие не один день, а вынашивалось в течение нескольких лет. И так уж получилось, что объявить об этом историческом решении и поставить подпись под указом выпало не Алексею Михайловичу, царю-реформатору, а его болезненному сыну.

СУДЬБА!

Самое важное сейчас понять, а КАКИЕ ТАКИЕ ПРОЦЕССЫ стали вдруг намечаться в русском обществе, что вызвали такой ажиотаж у обитателей политического Олимпа 2-й половины XVII века. Кто был инициатором этих процессов, а кто «тормозом»?

А.П. Богданов называет Федора Алексеевича «философом на троне» [24]. И искренне удивляется, что столь короткому, но насыщенному всевозможными событиями царствованию в русскими историками уделено было совсем немного место:

«… Даже в знаменитом «Курсе русской истории» В.О. Ключевского характеристике деяний Петра посвящено 10 лекций, его «предшественникам» - 3 лекции, трудам царя Федора - ни единого абзаца. Между тем, краткое правление юного и болезненного Федора Алексеевича богаче деяниями, чем вся первая половина царствования Петра I. Изучение по первоисточникам жизни и деятельности старшего брата Петра заняло у меня почти втрое больше лет, чем пребывал на троне Федор Алексеевич…»

Богданов признает болезненность юного монарха - сразу по вступлении на престол его обследовал консилиум докторов и лекарей Аптекарского приказа и нашел больным хронической цингой (авитаминозом) с временными тяжелыми приступами, когда царевич не мог даже ходить. Но, тем не менее, считает, что за всеми радикальными переменами в жизни русского общества 2-й пол. 70-х – начала 80-х гг. XVII в. стоял сам Федор, собственной персоной:

«… Окружение царя сильно менялось с годами. У него не было постоянных фаворитов, не было даже боярина-канцлера, своего рода «первого министра», характерного для русского правительства второй половины XVII в. (вспомним Афанасия Ордина-Нащокина или Артамона Матвеева). В Боярской думе и в руководстве приказами не видно господства какой-либо одной группировки, как это происходило до и после правления Федора.

Не вызывает сомнений, что Федор Алексеевич правил самостоятельно, выслушивая достойных доверия советников, но руководствуясь своим умом. Архивы хранят великое множество именных указов Федора, принятых без согласования с Боярской думой, с четкими изложениями мотивов царских решений. С первых до последних дней царствования Федор Алексеевич неутомимо отдавал характерные для него лаконичные распоряжения, заказывал сводки материалов для принятия дальнейших мер, следил за их исполнением и пугал ослушников суровыми угрозами (которые редко приходилось осуществлять). Некоторые указы адресовались исполнителю тайно, «чтоб только тебе и мне было ведомо»…»

И даже упоминает о некоем заговоре:

«…Среди свидетелей событий ходили слухи, что смерть Федора и отстранение от трона его брата Ивана (1682) были связаны с серьезной оппозицией реформам среди высшей знати, не желавшей их продолжения. Это касалось отнюдь не отмены местничества, упомянутого во всех учебниках. Оно как раз прошло беспрепятственно и созданная Федором Палата родословных дел исправно работала при его преемниках…»

Ученик Симеона Полоцкого, Федор первым делом уничтожил созданный отцом Приказ Тайных дел как стоящий вне механизма государственного управления и уже на третий день царствования Думе было приказано собираться регулярно:

«Боярам, и окольничим, и думным людям съезжаться в Верх в первом часу (т. е. с рассветом) и сидеть за делами».

Любые перетурбации, тем более масштабные, как правило, приводили к резкому увеличение штатов. При Федоре при том же количестве приказов и дьяков подьячих стало вдвое больше (1702 в 38 приказах).

Главная же задумка царя - идея объединения в единой иерархической структуре знатности чуть было не разошедшихся слишком далеко сословных групп городового и московского дворянства простиралась на все служилые сословия Российской державы. Уже само допущение выслуги в дворянство из нижних чинов подсказывало эту важнейшую для развития государства меру. Но при образовании «Гербальной» царь пошел еще дальше, изменив список будущего комплекса родословных групп следующим образом:

«А книгам быть: 1) родословным людям; 2) выезжим; 3) московским знатным родам; 4) дворянским; 5) гостиным (т. е. главнейшим купеческим) и дьячим; 6) всяким ниским чинам» [25].

В число последних входили, прежде всего, стрельцы и солдаты, составлявшие, вопреки усилиям правительства укрепить дворянскую кавалерию, наиболее сплоченную и боеспособную силу российской армии. Именно они несли караульную и пожарную службу в городах и использовались властями как неодолимая карательная сила. Среди служилых «по прибору» было, однако, и много других сословных групп, например ямщики.

Подготовленная во второй половине 1681 г. своеобразная «табель о рангах» из 34 степеней довольно остроумно интегрировала иерархию чинов Государева двора, военных округов, выделившихся приказных палат (и вообще высшего гражданского аппарата), а также дворцовых должностей. В определенном соотношении располагались и возглавляемые титулованными особами государственные учреждения, что соответствовало представлению Федора Алексеевича о необходимости соподчинения звеньев военно-административного аппарата.

Например, боярин, председательствующий в высшем управленческом органе - Расправкой палате, по чину ничем не отличался от своих 12 бояр-заседателей и даже от бояр-судей центральных ведомств, за правильностью и координацией работы коих должен был следить. По царскому же проекту он получал титул 1-й степени: наместника Московского. 2-ю степень занимал боярин с титулом дворового воеводы - своего рода министр обороны для заведования Государевым полком и «всякими воинскими околичностями» (смета ратей, их устроение, вооружение и снабжение). Служилым человеком № 3 становился наместник Владимирский: председатель на заседаниях Думы. 4-ю степень получал боярин и воевода Севского разряда - важнейшего военного округа; главам других военных округов военная должность также заменяла титул.

Человек 5-й степени - боярин и наместник Новгородский - был вторым среди титулярных наместников. 6-м выступал боярин и воевода Владимирского разряда. 7-м - боярин и наместник Казанский. И так далее, причем высота наместнической степени определялась по привычным из дипломатической практики наместническим книгам, а главенство военных разрядов сложилось в процессе их формирования. Некоторую сложность для современного читателя представляет строгое различение наместников царственных городов и разрядных воевод. Первые носили только почетный титул, не имея никакого иного отношения к названным городам; вторые - возглавляли командование и администрацию крупных военных округов.

Например, воевода Новгородского разряда шел за воеводой Владимирского разряда и имел общую с ним 12-ю степень; Казанского разряда - 14-ю, Астраханского - 16-ю, а украинский гетман - 25-ю степень. Подобная разбивка объясняется тем, что в лестнице степеней высшие правительственные и законодательные, дворцовые и военные чины старательно сопоставлялись и смешивались так, чтобы одно из равных по значению ведомств не оказалось ниже другого. Свои местечки нашлись для кравчего, главного чашника, постельничего и других дворцовых чиновников.

Всего степеней было 34, но они позволяли охватить 83 сановника, поскольку статья 29 включала 9 бояр с лесенкой названий наместничеств для каждого, статья 32-20 окольничих-наместников, а статья 34-20 думных дворян-наместников. Благодаря продуманности списка, нетрудное для предков, но не столь простое для нас запоминание последовательности 83 названии облегчалось соответствием их значения известности города (Калужский был, вестимо, главнее Елатомского). Кроме того, общее положение чиновника в государственной системе было ясно из должности с учетом степени председателя его палаты.

Противники реформ Федора во главе с патриархом Иоакимом тоже стремились к установлению в государстве единоверия. Однако Святорусская земля была для них четко определенным уделом древнейшего и славнейшего русского народа, которому окружающий мир не только не требовался, но был противопоказан. Не нужны были и перемены, способные лишь нарушить исконное благочестие.

А.П. Богданов:

«… Ни сам проект введения служебных степеней, ни материалы, которые царь Федор внимательно изучал при его подготовке [26], никоим образом не вызывают подозрения, будто целью реформы была «аристократическая децентрализация государства». Просто падкий на крайности В.О. Ключевский, презрев благоразумные суждения коллег, поспешил среди безобразий, творившихся, по его мнению, до «просвещения» России дубиной Петра Великого, обличить «попытку ввести в Московской Руси феодализм польского пошиба» [27].

То, что знаменитый популяризатор опирался не на документы, а на истово восхвалявший патриарха Иоакима поздний историко-полемический сборник «Икона» [28], не заставило советских историков усомниться в примитивной схеме заговора бояр, вроде бы пытавшихся введением наместничеств раздробить страну (о еще менее разумных суждениях умолчу).

Поверив «Иконе», Ключевский привел душераздирающую историю о том, как патриарх Иоаким остановил грядущее разделение государства на уделы и тем предотвратил «несказанные беды, войны, и лестроения, и погубление людей».
Посмотрим же, какие слухи ходили об этом архипастырском подвиге на рубеже XVIII в. (цитировано по сборнику 1700 г. «Икона»):

«Советовали государю палатные бояре, чтоб в его царской державе, в Великом Новгороде, в Казани, в Астрахани, в Сибири и других местах быть царским наместникам, великородным боярам, вечно, и титулы им тех царств иметь. Также и митрополитам писаться: митрополит Новгородский и всего Помория, Казанский и всего Казанского царства. И на сие дело государь изволил, и тому всему - где кому быть - тетрадь за пометою думного дьяка к святейшему патриарху прислана, чтоб он на то дело дал благословение и в исполнении ему помогал. Иоаким патриарх еще и многую трудность имел от желающих этого палатских подустителей, но никак не допустил и возбранил всеконечно это делать, для того, чтоб учиненные вечные наместники, великородные люди, по прошествии нескольких лет, обогатись и пренебрегши московских царей самодержавством, не отступили и единовластия не разорили».

Несколько позже историки XVIII в. В.Н. Татищев и И.И. Голиков расцветили похожий рассказ приписанной Симеону Полоцкому (к тому времени давно умершему) идеей заведения в России четырех патриархов и папы. Московский патриарх, по передаваемым историками слухам, объединил вокруг себя придворную оппозицию реформе, в особенности уговорил помочь ему царских любимцев. По словам Татищева, Иоаким также «велел Андрею Лызлову сочинить представление со многими обстоятельствами, показывающими немалый вред от сего плана для государства... чрез что оное устранено» [29].

Опровергнуть подобные измышления не составляет труда. Что содержали присланные патриарху тетради, мы знаем. В царском проекте наместники не только не напоминали западных вице-королей и польских магнатов - но вообще никоим образом не были связаны с местным управлением, после реформ 1679 г. полностью сосредоточенным в руках разрядных и городовых воевод. Главное определение наместников, придающее зловещий смысл рассказу «Иконы»: вечные - противоречит замыслу должностных (но не родовых) степеней.

Патриарх сопротивлялся этому процессу по всему фронту. Он выступил одновременно: а) против резкого увеличения числа епархий, которое повлекло бы за собой необходимость введения промежуточной подчиненности епископов митрополитам; б) против самого принципа соподчинения архиереев; в) против введения архиерейских степеней по «степенным городам», несмотря на то что порядок старшинства епархии существовал издавна и новый от него не особенно отличался (степенность означала некую долю самостоятельности, независимости от патриарха, то есть ненавистного ему архиерейского самовластия); г) против какой бы то ни было самодеятельности архиереев вообще, в которой Иоакиму виделось ужасное преступление «высости» над волей архипастыря, как ясно показывает жестокое преследование не только непокорных, но просто позволивших себе, например, купить карету архиереев; д) против соблазнительных для церковных властей усовершенствований в организации чинов светских, когда весьма полезную для сокращения споров в верхах реформу Иоаким не захотел принять - и сумел не допустить.

Словом, он истово и чистосердечно сражался с мельницами, пытаясь в огромной Российской империи сохранить Церковь в том состоянии, которое сложилось в сравнительно небольшом и единоверном Московском царстве. Искренность патриарха не вызывает сомнений. Узколобым фанатиком его тоже не назовешь: ведь при всей очевидной нелюбви в конце царствования к Федору Алексеевичу Иоаким одобрял и проводил в жизнь все царские решения, не противоречившие его принципиальным установкам.

В частности, он лично ставил архиереев на все новые кафедры, будь то неприятный ему Маркелл или близкий друг Афанасий…»

ПОНЯТНО, КАКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ ЗАТЕВАЛАСЬ В СРЕДНЕВЕКОВОЙ РОССИИ?

Болезненный телом, но энергичный духом царь за столь малое по времени правление умудрился порядком перетряхнуть всю страну. Была отменена старая система производства в чины по родовитости и разработана новая система государственных чинов. Царь начал осуществлять радикальную церковную реформу, основал свободную от духовной цензуры типографию и латинское училище, утвердил проект административно, юридически и финансово автономного университета для представителей всех сословий. Разработанная при Федоре система общественного призрения подразумевала создание сети высших естественных и профессиональных технических училищ [30].

Длиннорукие хитрецы

Теперь самое время вернуться к упомянутым выше именам. Известный нам знаменитый полководец, боярин Юрий Алексеевич Долгоруков есть никто иной, как родной дядя сидевшего во главе Палаты родословных дел Владимира Дмитриевича Долгорукова.

Отец Юрия, кн. Алексей Григорьевич Долгоруков, был всего-навсего дворянином московским (с 1627 г.). В свое время ему удалось выгодно жениться на княжне Пелагее Петровне Буйносовой-Ростовской, родной сестре Царицы Екатерины (жены Василия Ивановича Шуйского) и, таким образом, сразу же попасть в «касту неприкасаемых». Племянник жены, стольник Алексей Иванович Воротынский, был женат на сестре другой Царицы – Марии Лукьяновны Стрешневой (их сын – Иван Алексеевич Воротынский, ближний боярин и воевода, крупнейший землевладелец страны по данным переписи 1678 г. – 4609 дворов, приходился Юрию Долгорукому двоюродным племянником).

Таким образом, только по самым скромным подсчетам кн. Юрий Алексеевич, тезка своего знаменитого предка, которому составитель Степенной книги при митрополите Макарии в XVI в. за стремление «дотянуться» из далекого Ростова и Суздаля до Киева, дал ставшее впоследствии фамильным прозвище, являлся:

1) Двоюродным племянником Царя Василия Ивановича Шуйского;
2) Троюродным дядей (по жене) Бориса Ивановича Морозова (главного фаворита первых лет правления Царя Алексея Михайловича);
3) Двоюродным дядей Иван Алексеевич Воротынский, крупнейшего землевладельца России;
4) Деверем сестры Царицы Марии Ильиничны Милославской;

5) Вторым мужем внучки кн. Дмитрия Михайловича Пожарского, национального героя времен Смуты.

Однако только констатировать такие факты было бы не совсем верно. Важно понять КАКИМ ОБРАЗОМ это все стало доступно!

Вопреки общепринятому мнению, род князей Долгоруких в XVI- нач. XVII вв. не представлял из себя ничего примечательного.

Да и вообще, происхождение этого рода представляется крайне туманным. Собственно само родословие было взято из рукописного сборника Дионисия Звенигородского [31], хранящегося в Российской государственной библиотеке (РГБ. Ф. 113. д. 661, л. 84, 364-366об, 453-458 об). Этот источник был впервые опубликован А.А. Зиминым и датировался началом XVI столетия. Причем «Начало русских князей», где в самом конце и находится упоминание о происхождении Долгоруких, помещено через 87 страниц после росписи потомков великого князя Михаила Черниговского:

«…А у другово сына у княж Костянтинова у Ивановича у князя Ондрея были 3 сына: // князь Иван Долгорукой да князь Василей Щербатой, да князь Александро Тростенской. А княж Иванов сын Долгорукаго князь Володимер. А княщ Володимеровы дети Долгоруково; Семен, Федор, Тимофей, Федор, бездетен, Микита, бездетен, Александро, бездетен, Михайло. А у князя у Семена дети: Ондрей, Юрьи. А у князя у Федора дети: Михайло, Микита. А у князя у Ти¬мофея дети: Иван да Роман, да Семейка. А у князя у Михаила дети: Василей…»

В принципе, понимая цель составления этого документа, это неудивительно. Сам Дионисий (в миру - Даниил Васильевич) принадлежал к роду князей Звенигородских и первый перечень (на лл. 364-366об) содержал как раз непосредственных предков его самого (это была, так сказать, локальная задача). А уж потом было можно перейти и к более глобальной проблеме – своим прямым предкам (от Рюрика).

Прямо как в армии, где, если кто не знает, существуют два вида начальников: прямой и непосредственный. Прямой начальник – это, грубо говоря, любой человек в погонах офицера или прапорщика, вплоть до самого главного командира (Министра обороны, хотя в настоящее время он, вроде бы считается «гражданским»). А непосредственный – это тот, кто находится рядом с Вами (например, старшина подразделения).

Датировка вышеуказанного документа по большей части основывалась на ряде внутренних признаков, в частности, упоминании некоторых лиц в исторических источниках. Логика проста. Так, если показанные ОДНИМИ ИЗ ПОСЛЕДНИХ в росписи князья Долгорукие (Владимир Иванович с сыновьями Семеном и Федором) упоминались в конце XV в. [32], значит, были живы в момент составления документа. А отсюда и следует, что сам документ был составлен, скорее всего, в начале XVI столетия.

Согласно «Российской родословной книге», изданной в сер. XIX в. кн. П.В. Долгоруковым, его род вел свое происхождение от Андрея, сына Константина Ивановича Оболенского, умершего в 1368 г. Точно такую же информацию воспроизвел и первый том сборника «Дворянские роды Российской империи» [33]. При этом дополнительно указывалось, что непосредственный родоначальник – князь Иван Андреевич, получил за свою мстительность прозвище Долгорукий.

В начале XX в. кн. Ф.С. Долгорукий немного «подрихтовал» собственное происхождение. Своим прямым предком он считал, естественно, легендарного Рюрика, а из времен чуть более близких – последних новгородских и переяславских князей [34].

Потомки последних (XVI колено) уже упоминаются в царствование Ивана Грозного. Уже здесь видна определенная нестыковка. Со времен 2-й пол. XII столетия до середины XVI (т.е. почти 400 лет) заполнено лишь 6 поколениями. В то время как, например, XXIV колено в той же самой росписи проживает во 2-й пол. XVIII в. (т.е. по прошествии всего-навсего 200 лет).

В книге А.А. Зимина «Формирование боярской аристократии в России во 2-й пол. XV- 1-й трети XVI вв.» [35] роду Долгоруких уделено буквально несколько строчек. Тем не менее, это был третий вариант происхождения рода. По Зимину, Долгорукие выводили свой род от Андрея Оболенского, сына Константина Юрьевича.

НУ, ДА БОГ С НИМИ!

Главное, что Долгорукие как-то слабо заявляли о себе в самом начале появления Московского царства. Оправдание в таких случаях было одно – «захирел» род. Не знаю, как и каким образом этот род «хирел» бы при других обстоятельствах (например, в глухой провинции), но факт, что на «казенных харчах» (т.е. практически на самой вершине пирамиды власти) Долгорукие разрослись до чрезвычайности.

В число древнейших родов, входивших в состав Боярской Думы в конце XV-1-й пол. XVI вв. Долгорукие не входят. Вот небольшой перечень лиц, установленный А.А. Зиминым, упоминавшихся в числе первых бояр и окольничих:

Около 1461/62 гг. (по духовной Василия II) – кн. И.Ю. Патрикеев (предок Голицыных и Куракиных – прим. М.О.), И.И. Кошкин, В.И. Китай Новосильецв, Ф.В. Басенок, Ф.М. Челядня. Кроме них в 60-70-е гг. XV в. в различных источниках среди бояр фигурируют кн. В.И. Оболенский, кн. Д.И. Ряполовский, кн. И.В. Стрига Оболенский, Г.В. Криворот, В.Г. Ховрин (предок Головиных), И.Ф. Старков.

1475 г. – бояре кн. И.Ю. Патрикеев, Ф.Д. Хромой, В.Ф. Образец, П.Ф. Челяднин, кн. И.В. Булгак, кн. Д.В. Щеня, В.Б. и И.Б. Тучко Морозовы, Г.В. Морозов, кн. А.В. Оболенский, Вас. Китай (чуть позже – И.Ф. Товарков, кн. И.Д. Холмский, Яков Захарьич); окольничие А.М. Плещеев, И.В. Ощера (позже – Юрий Шестак)
1483 г. – бояре кн. И.Ю. Патрикеев, кн. С.И. Хрипун Ряполовский, И.И. Салтык Травин, И.Б. и В.Б. Тучко Морозовы, М.Я. Русалка Морозов, А.К. Шеремет, В.Ф. Образец, И.Д. Рун.
Накануне смерти Василия III, в 1533 г. в Думу входило 11 человек, из них 5 ростовских и суздальских княжат (кн. В.В. Шуйский, кн. И.В. Шуйский, кн. М.В. Горбатый, кн. Б.И. Горбатый, кн. А.А. Ростовский), один из «служилых» северских князей (кн. В.Д. Бельский), 5 представителей старомосковского боярства (В.Г. Морозов, И.Г. Морозов, М.В. Тучков, М.Ю. Захарьин и М.С. Воронцов). Число окольничих, продолжая сокращаться, дошло до 2 (Я.Г. Морозов и И.В. Ляцкий).
К середине царствования Ивана Грозного были известны 4 представителя рода, которые удостоились максимальных для рода чинов:
- Иван Тимофеевич Рыжков (№88 [36]) – воевода (1540), московский дворянин (1557)
- Михаил Семенович (№82 по родословной) – старший в роде, воевода (1544)
- Андрей Семенович Шибан (№83) - старший в роде, воевода (1549)
- Иван Михайлович Птица (№92) - воевода (1550), сын боярский III статьи, московский дворянин

Однако, этот «максимум» в целом был весьма средненьким по столичным меркам. В армии должность воеводы приравнивалась лишь к командиру полка. На гражданской службе означало что-то вроде городского мэра.

МАЛОВАТО БУДЕТ!

Хотя, следует признать, что чин столичного дворянина имел-таки определенное преимущество перед прочими городовыми дворянами.

Чтобы добраться до следующей ступени средневековой иерархической лестницы Долгоруким пришлось ждать более 25 лет. В конце 1576 г. первым среди Долгоруких чин окольничего получил князь Тимофей Иванович (№100) [37] (причем в мае того же года думного чина еще не имел) [38]. В 1578/79 гг. он последний раз упоминается в разрядах [39]. А.А. Зимин считал, что его карьера окончилась около 1581 г. [40]

Известный историк считал, что данное пожалование было связано с намечавшимся новым ливонским походом Ивана Грозного «с целью укрепления престижа высшего командования войском» [41].

Именно к этому периоду относится и первый местнический спор, затеянный представителем рода. Летом 1575 г. кн. Григорий Иванович Чорт Долгорукий затеял тяжбу с кн. В.В. Тюфякиным по поводу того, быть вторым воеводой сторожевого полка, а кому – вторым в полку левой руки. Дело выиграл Долгорукий [42].

Почти столько же лет (26-27) пришлось ждать Долгоруким, чтобы обзавестись боярской шапкой. Да и то, эти пожалования имели «негативный оттенок» - боярство им одолжил самозванец, Лжедмитрий. В 1605 (или 1606) гг. высший думный чин получили родные братья, Владимир Тимофеевич (№115) и Федор Тимофеевич (№116), сыновья Тимофея. Тогда же окольничим был сделан еще один Долгорукий - Григорий Роща (№121).

Последний после присяги самозванцу был направлен на воеводство в Рыльск. По приказу царя Бориса бояре вешали всех изменников, поступивших на службу к «вору». Страшась опалы и казни, Долгорукий упорно оборонял город от царских войск. За такую самоотверженность Лжедмитрий и удостоил его чина окольничего [43].

Собственно само боярство при Лжедмитрии было нивелировано. Современник точно подметил особенность системы власти, созданной самозванцем. В эти годы Боярская дума была многочисленной и почти никогда не созывалась в полном составе. По самым скромным подсчетам ее численность увеличилась более, чем в 2 раза. Дела же вершил самодержец вместе с небольшим кругом «ближних людей». Состав этого круга не был постоянным и менялся по прихоти монарха и сообразно с обстоятельствами. В разное время в Ближнюю думу входили князь Василий Рубец-Мосальский, Богдан Бельский, Петр Басманов, Нагие, кравчий Иван Хворостинин, казначей Афанасий Власьев, печатник Богдан Сутупов…

Грубо говоря – кто ни попадя!

Тем не менее, даже в таком «урезанном» виде получить высший чин в государстве было весьма престижно по всем показателям.

На службе у самозванца оказались и другие Долгорукие. В частности, отец нашего героя Юрия Алексеевича – Алексей Григорьевич. В 1605 г. Григорий Отрепьев направил из Тулы в Серпухов большое войско, Большой полк которого возглавил боярин П.Ф. Басманов, передовой полк – кн. Василий Григорьевич Долгорукий Чертенок, а сторожевой – его младший брат, Алексей [44]. Для князей служба Лжедмитрию была реальной возможностью выбиться наконец-то «в люди» после многолетнего сидения за спиной непотопляемых конкурентов из более могущественных кланов.

Р.Г. Скрынников отмечает, что В.Г. Долгорукий до этого служил вместе с Гаврилой Пушкиным в крохотной крепости Пельме [45], а его младший брат вообще не имел воеводского чина [46].

Теперь Вам понятно, каким именно «мытьем и катаньем» потомки основателя Москвы добрались до САМЫХ ВЕРШИН. На каждую ступеньку в этом непростом расписании служебных должностей и званий им приходилось взбираться постепенно и с превеликим трудом (порой даже предательством!). На каждый шаг уходило не много ни мало – целых 25 лет (полжизни одного поколения!).

Смутное время недаром называется «смутным». Чехарда на русском престоле приводила к тому, что каждый новый монарх отбирал у служилых людей за якобы «измену» поместья и отдавал «своим». В свою очередь, по прошествии нескольких лет, когда ситуация менялась кардинально, у бывших «своих» теперь отнимали назад бывшие «изменники».

Естественно, что Долгорукие, некоторые время «верой и правдой» служившие самозванцам, оказались втянуты в такие неприглядные истории. Особенно пострадал отец Юрия Алексеевича, Алексей Григорьевич.

Где-то в 1609 г. Царю Василию Шуйскому пожаловались братья переяславские помещики Иван и Игнатий Никитины дети Маркова [47]. По их словам, поместье их отца (395 чети) и погибшего под Москвой брата Андрея (180 чети) по царскому указу было взято у них «за измену» и отдано князю Алексею Григорьевичу Долгорукому. Возмутившись такой дикой несправедливостью, братья били челом. На их счастье, царь посчитал такое положение вопиющим нарушением законности и направил указную грамоту губному старосте во Владимир:

«И будет так, как нам Иван да Игнатей били челом, и как к тебе ся наша грамота придет, и ты б, взяв с собою тутошних и сторонних попов, и дьяконов, и старост, и целовальников, и крестьян сколка человек пригож, в Володимерский уезд в Микитина помесья Маркова, что владели дети его, да в Переславское в Ондреево помесья Маркова ехал … А князя Олексея Долгорукого и его людей ис тово володимерского поместья выслал бы еси вон…»

Короче, выгнали взашей с позором. Иначе, зачем бы потребовалось губному старосте по приказу самого царя (!!) вести за собой в поместье к князю «тутошних и сторонних попов, и дьяконов, и старост, и целовальников, и крестьян сколка человек пригож».

Еще одна ситуация. В I томе «Актов служилых землевладельцев» помещена «Выписка Поместного приказа с изложением сказки Максима Иванова сына Радилова о бывшей вотчине своей сестры Марии, вдовы Ивана Писемского с. Исаевцо с дд. и пуст. в Назорном ст. и половине сц. Щугори Завражье с дд. в Сотемском ст. Ростовского у.» (1626 г.). [48]

Дело типичное. По словам Максима Радилова его сестре эту вотчину пожаловал «блаженной памяти» царь и великий князь Иван Грозный. Но при новом царе Федоре, мошенник дьяк Андрей Щелкалов сестру его сослал «в Володимер и в Нижний и в Казань без вины для того, чтоб тое сестры ево вотчиною завладеть». А саму вотчину отдал своему зятю, князю Василию Васильевичу Голицыну (тому самому, «столпу Отечества», «Великому дворецкому», кандидату на русский трон). Самого же Максима, Щелкалов отправил на службу, «чтоб о той сестрине вотчине государю не бил челом». При последующих царях бедолагу Радилова упрятали охранять рубежи Родины в самую глушь, в Сибирь, а когда он, радетель за справедливость приехал выяснять отношения в Москву, Царь Василий «положил на него опалу, сидел в тюрьме и за приставы многое время».

Пока Радилов сидел, Василий Голицын успел помереть, а свою вотчину, полученную таким мошенническим путем, передал младшему брату Ивану. На свое счастье горемыка узнал, что боярин И.В. Голицын попал в опалу и теперь его владения конфискованы и попадают «под раздачу», чем, естественно, не преминул воспользоваться. Однако опоздал: пока собирался да «бил челом», ростовскую вотчину сестры успели отдать окольничему князю Данилу Ивановичу Долгорукому с сыном Григорием и Богдану Глебову. А тут еще «вовремя подоспел» знаменитый московский пожар: «и ныне то вотчинное дело в Помесном приказе в пожар погорело».

Жаль, что неизвестно чем в итоге закончилось такое дело в жанре современного детектива.

Любопытно другое. Старший брат Алексея Григорьевича, Василий Григорьевич Долгорукий, также (как и В.В. Голицын) был зятем пресловутого злоумышленника думного дьяка Андрея Щелкалова!

Фигура эта настолько неоднозначная, что стоит о нем сказать особо. А.Я. Щелкалов в течение почти четверти века (с 1570 по 1594 гг.) являлся фактическим руководителем Посольского приказа и всей дьяческой администрации вообще. В течение 17 лет (с 1570 до 1587 гг.) он по совместительству возглавлял и приказ Казанского дворца. Влияние его при дворе было огромно. Иностранцы не любили Щелкалова – он стремился ограничить их торговые привилегии (англичане в итоге нашли своего «защитника», боярина Бориса Годунова). Английский посол в письме от 12 августа 1584 г. писал: «…объявляю, что когда я выехал из Москвы, Никита Романов и Андрей Щелкалов считали себя царями и потому так и назывались многими даже умнейшими и главнейшими советниками…»

Набравший при последнем царе из Рюриковичей Федоре Ивановиче большой политический вес Борис Годунов в итоге отстранил А.Я.Щелкалова от дел, хотя и ценил его за ум и дипломатическую ловкость.

Самое интересное, что «опале за самовольство» Андрей Щелкалов с братом были подвергнуты (как Вы думаете, за что?) – за то, что «искажали росписи родословных людей и влияли на местнический распорядок, составляя списки административных назначении»!

ЕСТЕСТВЕННО!

КТО Ж НЕ ХОТЕЛ ТАКОГО ЧЕЛОВЕКА ИМЕТЬ В СВОИХ РОДСТВЕННИКАХ!

Посмотрите, кто в итоге ими стал: князья Голицыны и Долгоруковы!

Важно и то, что отнюдь не беспочвенные подозрения в «некачественности» документов относятся к Андрею Щелкалову, вершившему дела во 4-й четверти XVI в. А это, как Вы помните, самое раннее время составления ВСЕХ известных РОДОСЛОВИЙ и РАЗРЯДНЫХ КНИГ, а именно:
- Список Я.Б. Щепина-Ростовского родословных книг (2-я пол. XVI в.).
- Головинский список (разряды 1475-1565 гг.) - кон. XVI в.
- Воскресенский I список родословных книг (кон. XVI- нач. XVII вв.).
- Уваровский список разрядных книг (разные почерки и водяные знаки с 1600/10 по 40-50-е гг. XVII в.)
- Олонецкий список Тысячной книги (ТК) (1-я пол. XVII в.).

Кстати, наказания за подделки были всегда. Причем, довольно суровые, вплоть до конфискации имущества. В работе Е.И. Индовой «К вопросу о дворянской собственности в России в поздний феодальный период» [49] приведен список владельцев, имения которых были «отписаны на государя» в 1-й пол. XVIII в. Среди казнокрадов, мздоимцев, нарушителей дисциплины и дезертиров встречаются и интересные нашей теме формулировки:

1711 г. – Л.С. Шепшин, стольник «за злоупотребления при межевании Тарусского у.»
1711 г. – В.С. Наумов, стольник, костромской комендант – «за взятки с подъячих»
1719 г. – Я.И. Лопухин, комиссар Ревеля – «за подложные наряды»
1723 г. – И.Р. Лосев, дьяк – «за взятки при межевании города Почепа»
1723 г. – А.Г. Ратманов, дьяк – «за злоупотребление властью при производстве переписи в Сибири»

1724 г. – С.Е. Пашков, стольник, комиссар – «за фальшивые подряды и казнокрадство»

Самое громкое дело тех лет – прелюдная казнь через повешенье князя Матвея Гагарина (несмотря на заступничество Императрицы Екатерины), обвиненного в подлоге.

Неудивительно, что, достигнув такими «жертвами» самого пика, запросто распрощаться с амбициями или открывающимися горизонтами, было бы глупо. Долгорукие были типичными представителями средневековой партократии. Они умели и могли извлекать свою собственную выгоду из любой ситуации. Необходимы были действия и такие действия последовали.

Став первым боярином в роду Долгоруких, князь Владимир Тимофеевич начал плести хитроумные комбинации, которые для той поры были весьма характерны. Главное было укрепиться с помощью брачных союзов, что и было с успехом сделано. Одну из своих младших дочерей, Марию, боярин В.Т. Долгорукий сговорил за боярина кн. Ивана Ивановича Шуйского, брата Царя Василия.

И ЭТО В ТОТ МОМЕНТ, КОГДА НА ПРЕСТОЛЕ ВОССЕДАЛ ШУЙСКИЙ!

ГЕНИАЛЬНО!

Однако род Шуйских оказался не той «картой», на которую следовало бы делать ставку. 19 июля 1610 г. в результате дворянского мятежа Царь Василий Иванович был свергнут с престола и насильно пострижен в монахи. Власть перешла в руки бояр. В состав «Семибоярщины» вошли члены Боярской думы, оказавшиеся к этому времени в Москве: князья Ф.И. Милославский, И.М. Воротынский, А.В. Трубецкой, А.В. Голицын, Б.М. Лыков и бояре И.Н. Романов и В.И. Шереметев. Долгорукого, посланного монаршим родственником усмирять чернь под Псков, в состав «Семибоярщины» не пригласили.

Тем не менее, не унываемый и неутомимый Владимир Тимофеевич не сдался. С падением Василия Шуйского открывались широчайшие возможности для поиска новых царственных родственников. Молодой (и, главное, холостой!) Михаил Федорович Романов был для всех без исключения идеальной кандидатурой. А там уж – кто кого…

Неудивительно, что другие кандидаты в цари по этому «показателю» сильно проигрывали Романовым. Ну, скажите, какой был толк от 35-летнего князя Дмитрия Михайловича Пожарского, который уже был женат? Или от дважды претендента на русский трон (в 1606 и 1610 гг.) престарелого и опытного Василия Васильевича Голицына? Не говоря уже об иностранцах - польского королевича Владислава и шведского принца Карла-Филиппа…

В итоге Земской собор, заседавший две недели, 21 февраля 1613 г., принял правильное для московских бояр решение – избрать на престол Михаила Федоровича, устраивавшего всех и вся.

В итоге около 10 лет ушло на то, чтобы князю В.Т. Долгорукому удалось состряпать еще одну брачную комбинацию. В 1624 г. его средняя дочь, также Марии, сочеталась законным браком с Царем Михаилом Федоровичем Романовым, стоявшему на пороге своего 30-летия. А сам новоявленный тесть назначен управлять Владимирским Судным приказом – древнейшим (известным с 1582 г.) местным учреждением, осуществлявшим судопроизводство по гражданским искам привилегированных категорий землевладельцев, неподсудных городовым воеводам.

Однако что-то не заладилось. Конкуренты явно не дремали. Уже во время свадьбы (венчания), состоявшейся 19 сентября 1624 г., Мария Владимировна почувствовала себя плохо и спустя 3 месяца, 7 января 1625 г. скончалась. Погребли ее в Вознесенском монастыре. Злые языки шептали, что Царица была отравлена. Бывший тесть был надолго направлен воеводствовать в Вологду (фактически удален от двора) и умер в 1633 г.
Первый этап пребывания князей Долгоруких у власти закончился. После этого князья в течение долгого времени (с 1605 по 1648 гг.) не видели боярства. Максимум, чего добивались представители этого рода – чина стольника.

«Прорыв» в этом направлении совершил как раз князь Юрий Алексеевич Долгорукий. В 1651 г. из стольников он был пожалован в окольничие, а 19 марта 1671 г. – в бояре и дворецкие. Обратим внимание на то, что и в данном случае ждать ему пришлось целых 20 лет!

Таким образом, впервые за почти 50 лет высокий «горлатный» головной убор снова попал в род Долгоруких. Терять его больше было нельзя.

Князья Долгоруковы, по словам В.В. Каргалова, «уважаемая военная династия» [50], образно говоря, до определенного момента были типичными служилыми людьми, не много ни мало. Дед Ю.А. Долгорукого, Григорий Иванович Чорт, на протяжении почти 30 лет (с 1563 по 1592 гг.) служил воеводой в самых отдаленных уголках тогдашней России: Михайлове, Болхове, Дорогобуже, Новосиле, Серпухове, Кокенгаузе, Пернове, Калуге, Нарве, Тюмени… Такой же негромкой была карьера и его сына, Алексея Григорьевича – Серпухов, Дедилов, Коломна, Брянск, Свияжск…

Эта линия рода (III), к которой и принадлежал Ю.А. Долгоруков, долгое время не относилась к столичному дворянству, а была обыкновенной провинциальной. Еще А.И. Яковлев, анализируя данные о дворовладении думных людей и дворянства на 1638 г., пришел к выводу, что московское служебное положение обеспечивало в 6-8 раз лучше, чем «городовое»! [51]

ЕСТЬ РАЗНИЦА?