Лично для меня термин «чашеобразная долина» давно и плотно стал синонимом термина «пригоризонтная обсерватория».

Про пригоризонтные обсерватории я писал неоднократно; наиболее детально это было сделано здесь и здесь - повторяться не будем, если желаете освежить в памяти принцип их устройства, милости прошу по ссылкам. А сейчас отметим только то, что может представлять интерес в контексте нашей нынешней темы.

В пригоризонтных обсерваториях нет телескопов или сонаров, сканирующих рентгеновскими лучами глубины космоса. В них вообще нет никакой аппаратуры! Самое сложное техническое приспособление, необходимое для создания пригоризонтной обсерватории, это жерди-вешки, которыми «пригоризонтный астроном» (это я сам такую профессию придумал) отмечает точки солнечных восходов и закатов.

Смещение точек восходов и закатов в течение года.

Ну, а количество использованных вешек будет зависеть от того, какую степень сложности потребуется заложить в обсерваторию.

Для начала надлежит определить на горизонте две предельные позиции, дальше которых точка восхода Солнца не сдвинется ни при каких условиях (а если она сдвинулась, значит, поздравляю, вы дожили до армагеддона ). Это займёт полгода и две крайние вешки отметят места восходов в дни солнцестояний: северная – летнего; южная – зимнего.

«На местности» пригоризонтная обсерватория будет представлять собой приблизительно такой сектор от наблюдателя до крайних северной и южной точек восхода.

Если полученный сектор поделить пополам, то полученная биссектриса окажется сориентирована точно по оси восток-запад и укажет на точку восхода в дни равноденствий (их, напомню, два – весеннее и осеннее). Определив её, мы выставим нашу обсерваторию по сторонам света.

Не сложно посчитать, что если путь от летней солнцестоянной линии до зимней (и наоборот) занимает полгода, то путь от равноденственной оси до любой из солнцестоянных в два раза короче – три месяца. Если после дня равноденствия отсчитать трижды по тридцать восходов, пригоризонтная обсерватория обретёт черты календаря.

Шесть промежутков, образованных равноденственной, двумя солнцестоянными и четырьмя месячными вешками называются вратами. Но поскольку точка восхода наиболее интенсивно (на полтора видимых диска Солнца) смещается вблизи равноденственной оси и сильно замедляется у солнцестоянных, врата получатся неравномерными. Если поделить их дополнительными вешками на равные части, то окажется, что во вратах, прилегающих к равноденственной точке – 12 частей, в средних вратах – 8 и во вратах, прилегающих к солнцестоянным точкам – по 4. Каждая такая часть называется «окном» и равна одному градусу склонения. Таким «прибором» уже можно определять склонение любого светила, восходящего в пределах любых из шести врат.

Ну, и, наконец, если отмечать на горизонте точки не только восходов, но и закатов, то у пригоризонтной обсерватории появится ещё и второй – западный – зеркально симметричный восточному, сектор и она примет законченный вид.

Схема устройства пригоризонтной обсерватории (иллюстрация из книги К. Найта и Р. Ломаса «Машина Уриила»): пронумерованы врата восточного сектора, образованные большими столбами, маленькие колышки между ними делят врата на окна.

Итак, для создания пригоризонтной обсерватории нужны три вещи: 1) терпение; 2) набор вешек и 3) чистая линия горизонта. Именно поэтому идеальным местом для подобных наблюдений являются не поросшие деревьями чашеобразные долины, где линия горизонта оказывается на уровне глаз наблюдателя или чуть выше. Таким идеальным местом была и Арктида, в том виде, в каком изображена она у Герарда Меркатора; таким идеальным местом был ледник – напрочь лишённая растительности равнина, чётко контурированная приподнятым краем ледникового фронта.

Идиллию эту нарушает всего один факт – создание пригоризонтной обсерватории в меркаторовской Арктиде было в принципе невозможно! По той простой причине, что там, где Меркатор поместил Арктиду, Солнце движется совсем не так, как в средних широтах.

Эту «Горную фантазию…» я умышленно начал с многочисленных легендарных указаний на Северный полюс: Полярная звезда в зените; полугодовой день и полугодовая ночь; функция земной оси у Мировой горы и тому подобное… так вот, на Северном полюсе создание пригоризонтной обсерватории в описанном мною виде не возможно в виду того, что Солнце там встаёт и садится всего один раз в год.

День и ночь там длятся по полгода. В день весеннего равноденствия Солнце делает по горизонту полный круг и уже не прячется, а начинает двигаться по спирали, поднимаясь с каждым днём всё выше и выше. Так продолжается до дня летнего солнцестояния, после которого светило начинает виток за витком спускаться к линии горизонта. Последний раз в году Солнце обходит весь горизонт в день осеннего равноденствия, после чего скрывается с небосклона. Начинается белая ночь – период многомесячной непрекращающейся зари, которая, в зависимости от положения Солнца, перемещается по линии горизонта на 360 градусов. Однако, чем глубже уходит Солнце «под горизонт», тем темнее становятся ночи. Своего апогея полярная ночь достигает вблизи дня зимнего солнцестояния. Но с этого же дня Солнце начинает «набирать высоту», начинается длительный период предрассветных сумерек и утренней зари.

Южнее полюса, но севернее полярного круга Солнце движется похожим образом. Здесь с середины марта по середину апреля наступает первый период белых ночей. После дня весеннего равноденствия дни начинают стремительно прибавляться, а ночи столь же стремительно укорачиваться. В один из дней середины апреля (какой – зависит от широты, на которой находится наблюдатель) Солнце вместо того, чтобы зайти за горизонт, касается его в точке севера, опять поднимается и обходит небо, описывая полный круг. И до дня летнего солнцестояния оно так и будет беззакатно ходить по небосводу, опускаясь к точке севера и достигая суточной кульминации над точкой юга.

После летнего солнцестояния витки суточного движения дневного светила начинают опускаться всё ниже и ниже и в один из дней конца августа оно коснётся горизонта в точке севера. На этом полярный день закончится и наступит второй период белых ночей, который продлится до конца сентября. Затем продолжительность ночей быстро нарастает, а дни становятся всё короче. Незадолго перед зимним солнцестоянием Солнце даже в полдень не поднимается над горизонтом, начинается полярная ночь. Середина её приходится на день зимнего солнцестояния. После него Солнце опять по спирали приближается к экватору. По отношению к горизонту витки спирали наклонены, поэтому при подъёме Солнца к южной части горизонта светает, затем опять темнеет, происходит как бы борьба света и тьмы. С каждым витком дневные сумерки становятся светлее и, наконец, Солнце на миг появляется над южным горизонтом. Этот долгожданный луч означает конец полярной ночи, которая длится в этих широтах более четырёх месяцев. С каждым днём Солнце всё дольше задерживается над горизонтом, описывая все большую дугу.

К чему я вам всё это рассказываю? А к тому, что если севернее полярного круга и нельзя построить пригоризонтную обсерваторию, то это ещё не значит, что там совершенно невозможно вести наблюдения за Солнцем. Более того, они там продиктованы самой жизнью и солнечные события просто не могут остаться незамеченными. Согласитесь, надо быть или абсолютно слепым, или конченым идиотом, чтобы умудриться после полугодовой ночи не заметить единственный в году восход!

Даже сейчас для жителей Заполярья конец полярной ночи – событие экстраординарное. Что же говорить, про времена, отстоящие от нас на двадцать тысяч лет! Животворящее Солнце ждали, ему поклонялись, его боготворили. Именно там, в Арктике, мы стали солнцепоклонниками (не в Индии же, где от Солнца надо прятаться, как от стихийного бедствия, что метко подметил Тилак)! Именно из Арктики мы принесли почитание Солнца, как божества; зафиксировали дату его появления, как начало нового года и сделали её центральным праздником фактически всех религий – от Дня Ахура-Мазды зороастрийцев до Новруза мусульман (да, и время празднования христианской Пасхи рассчитывается как первое воскресенье после первого полнолуния после дня весеннего равноденствия).

С этого наблюдения одного-единственного в году восхода начались и все наши астрономические изыскания; с него, позволю себе сказать, астрономия родилась, как наука. И все последующие пригоризонтные обсерватории – от той, которую я схематично для вас описал до Стоунхенджа и Аркаима – представляют собой лишь напичканные дополнительными опциями вариации того единственного наблюдения того единственного восхода.

Или вы думаете, что там, в Арктиде, с трепетом душевным вглядываясь после полугодовой тьмы в робко тлеющий где-то далеко свет, наши предки не помечали хотя бы мысленно ту точку на горизонте, откуда должно было востечь на небосклон наше главное светило!?

Конечно же, помечали! Более того, это направление делалось сакральным; оно тоже обожествлялось – ему придавался статус обители Солнцебога. Помните, где авестийские арии располагали обитель Митры, своего бога Солнца? В первой части этого исследования я вскользь упоминал про него – не обратили внимания? Резиденция Митры расположена над Харой Березайти! Это с неё он обозревает наш суетный мир. Обитель солнечного божества и ледник – не очень пишется, правда?

А над горой Меру, аналогичным образом, расположен город-дворец царя богов Индры тысячевратный Амаравати: «Золотая гора Меру проходит через середину земного шара и выходит на поверхность с двух сторон. На её верхнем конце располагаются Индра, боги и мудрецы»; «Путь в тот небесный город лежит через северные горы, до вершины Меру и от неё далее по звёздной дороге; но прекрасный город небожителей невидим для глаз грешника».

Сюда же, в места «где никогда не заходит Солнце» (полярный день) , прибыла на плавучем острове (айсберг) изнасилованная Зевсом титанида Лето. Здесь же она разрешилась от бремени близнецами – богом Солнца Аполлоном и богиней Луны Артемидой.

Но мысль о необъяснимо тесной связи многочисленных солнцебогов с Мировой горой посетила меня при изучении не перечисленных, а совсем другого персонажа. Тоже солнечного божества, только шумерского. Зовут его по-шумерски Уту, а по-аккадски Шамаш и нам он встречался в «Горной фантазии… №2» – там, где мы разбирали путешествие Гильгамеша к шумеро-аккадскому эквиваленту Мировой горы. Но сначала, думаю, будет целесообразно вспомнить, как шумеры, аккадцы, халдеи и вавилоняне видели себе устройство Вселенной (с моими, с любезного позволения читателей, комментариями в скобках).

По их представлениям наш Мир окаймлён круговым хребтом гор (давайте сразу вспомним круговой горный хребет, окаймляющий Арктиду Меркатора), который называется Плотина небес. На этих горах покоятся металлические небесные своды. Их семь, по числу шумерских небес (так что расхожее выражение «на седьмом небе от счастья» имеет шумерские корни).

Плотина небес омывается Мировым океаном. Про него мнения расходятся: по одним данным, это просто огромная пресноводная река; по другим – наполняют его «воды смерти», для человека весьма неполезные, как явствует из их названия (для кого-то это может и проблема, но не для нас – мы-то помним, что всякая Мировая гора с севера омывается солёным морем, а с юга пресноводным приледниковым потоком; здесь, видимо, та же схема).

Земля, заселённая смертными, плавает по поверхности Мирового океана. Помимо неё в этом океане есть Острова блаженных, предназначенные для богов, полубогов и праведников; смертных на эти острова, понятно, не допускают. От Плотины небес до Островов блаженных – шесть недель пути по «водам смерти».

В хребте Плотина небес особенно выделяются две вершины (нам это тоже знакомо; в хребте Меру такое же особое положение занимает гора Мандара, в хребте Хара Березайти – гора Хукарья, в хребте Светлые горы – гора Алатырь). Название их Машу (Близнецы). Между двумя этими горами расположен вход в преисподнюю, которую закрывают медные ворота Ганзир (тоже ничего нового – вход в славяно-языческую преисподнюю имеет аналогичную локализацию, он расположен под Алатырь-камнем).

Богиня Иштар входит в преисподнюю, чтобы вызволить оттуда своего брата и любовника Таммуза – горы, между которыми она стоит, и есть Близнецы-Машу.

Сторожат ворота Ганзир люди-скорпионы (в русских сказках этим занимаются многоголовые чудо-юды), а сам вход в преисподнюю представлен в виде тоннеля длиной 12 беру (1 беру равен 8,5 километров, то есть общая длина тоннеля Шамаша составляет 102 километра; в классическом переводе поэмы «О всё повидавшем» беру были названы поприщами, поэтому во II «Фантазии…» я длину его посчитал неправильно, занизив в 5 раз). Открываются ворота Ганзир только для того, чтобы выпустить и впустить бога Солнца Шамаша, ибо днём он должен светить Миру живых, а ночью – Миру мёртвых:

Я решительно не понимаю, отчего нынешние так называемые «учёные» – всякие там шумерологи-аккадологи – игнорируют этот фрагмент. А, ведь, на нём можно сделать диссертацию. Кандидатскую – минимум! Думаю, мне не надо доказывать, что, уж, в чём если я и разбираюсь, так это в мифологиях разных народов. Я перелопатил их столько, что могу уверенно сказать, что аналога приведённой цитате из шумерско-аккадского эпоса «О всё повидавшем» нет ни в одном фольклоре (если кто-то сумеет найти что-то похожее, буду благодарен). А эксклюзив этой цитаты заключается вот в чём.

В том, что Солнце, «отработав смену» в нашем Мире, отправляется светить обитателям Нижнего Мира ничего экстраординарного нет – эта концепция присутствует во множестве мифологий, начиная с древне-египетской. Но в солярных мифах всех без исключения народов Солнце движется по одному и тому же маршруту – оно встаёт на востоке, садится на западе и после того, как там опустится под линию горизонта, попадет в Нижний мир и за ночь пересекает его, чтобы следующим утром вновь взойти на востоке. Исключение составляет только шумеро-аккадская мифология: в ней Солнце встаёт и садится в одной и той же точке!

Утром Шамаш преодолевает Преграду небес по тоннелю и люди-скорпионы выпускают его через ворота Ганзир, между двух гор-близнецов Машу.

Шамаш выходит из-за гор Машу.

Вечером Шамаш опять оказывается у этих же ворот и тем же тоннелем отправляется освещать преисподнюю. То есть, Шамаш отличается от иных солнцебогов тем, что его колесница описывает по небосклону не дугу восток-запад, а окружность.

Как там Ильич говорил: «Отображение не может существовать без отображаемого»? Что ж, извольте – в шумеро-аккадской мифологии отображена картина движения Солнца по небу, типичная для широт от Полярного круга до Полюса. Да-да, та самая, которую мы разобрали в начале этой главы! Ни с чего иного путь колесницы Шамаша по небесам с возвратом в точку восхода списан быть не мог! Предки шумеров принесли эту схему из Заполярья, ибо больше наблюдать такую картину движения Солнца по небосводу они нигде не могли, а рассчитать её теоретически было бы проблематично даже при их уровне астрономических знаний.

Но тогда получается, что ныне считающиеся легендарными горы Машу были вполне реальным объектом, доступным наблюдению. Это была точка на горизонте (а горизонт для обитателей Арктиды был очерчен кромкой ледового щита, поэтому уместно сказать, что это была точка на вершине ледника), которую ежесуточно во время полярного дня касалось полярное Солнце протошумеров для того, чтобы начать оттуда новый виток по небу. Выражаясь техническим языком астрономов, горы Машу были визиром, отмечающим надир (низшую точку) в круговом движении Солнца по полярному небосклону. В условиях полярного дня фиксация нахождения солнечного диска в этой точке была основным способом отслеживания суточного ритма.

Описаны горы-близнецы Машу и в «Авесте». Там они представлены как двойная гора, один из пиков которой носит название Ушида, а другой – Ушидарна. Приблизительно это переводится, как «Рассветная» или «Восходная» (или совсем поэтично «Рассекающая зарю» ).

Башковитые наши мудрецы сделали гениальное предположение, что, судя по названию, над этими горами восходило Солнце – отсюда и Восходная. А, значит, располагались они где-то на востоке. И, замирая от смелости своей догадки, Ушиду-Ушидарну даже попытались как-то локализовать – не то на юго-востоке Ирана, не то на юго-западе Афганистана.

Но на том дело и стало, потому как среднестатистическому историку законы движения небесных тел на разных широтах, как правило, не ведомы. В Иране, Афганистане и даже у нас на Рязанщине любая возвышенность может быть «восходной» максимум два раза в год. Заслужить же своё имя гора Рассветная/Восходная могла лишь в том случае, если Солнце всегда вставало только над ней, если она была единственным азимутом восхода. Но для этого и Солнце должно было не скакать по линии горизонта в диапазоне 60 градусов, а восходить исключительно в одной точке. А такое возможно при условии, что оно поднимается над горизонтом всего лишь один раз в году.

Это явление на нашей планете вполне можно наблюдать. Но не в Иране, и не в Афганистане. И даже не на Рязанщине, а гораздо севернее. Предки авторов «Авесты» и эпоса «О всё повидавшем» когда-то жили в тех местах и наблюдали его воочию.

Разверну эту тему дальше. Во второй главе этого исследования мы уже обсудили, что и «Веды», и «Авеста» просто маниакально выделяют в Мировой горе некую эксклюзивную вершину: на Меру – это Мандара, на Хара Березайти – Хукарья. Я ещё предположил, что в первом случае подразумеваются внешние склоны ледника, а во втором – внутренние.

Да, действительно, Мандара и Хукарья были «плоть от плоти» внутренних склонов ледовой короны, но, всё же, применить их ко всему периметру внутренней поверхности ледника некорректно. Все первоисточники в один голос свидетельствуют, что это был какой-то точечный объект.

В свете нашей догадки мы можем этот объект локализовать более конкретно: если двойные горы Машу и Ушиду с Ушидарной были визиром точки восхода, то Мандара, она же Хукарья были точками на горизонте, над которыми Солнце в движении по небу полярным днём достигало кульминации!

Светило само указывало на это место и именно поэтому, как свидетельствует «Авеста», уже первый из земных царей Йима его выбрал для совершения жертвоприношений:

Законы небесной механики давали нашим предкам этот ориентир и они обожествили его:

Наблюдение стало знанием; знание со временем превратилось в догму и, когда ледник исчез, люди очень быстро забыли, что когда-то догма имела реальное наполнение. Так догма стала верой, которую, не подвергая критике, передавали от отцов сыновьям и от дедов внукам, как нечто непонятное, но чрезвычайно важное. А когда ушли поколения, сменилось место обитания и утерялся первородный смысл, догму объявили мифом, легендой, сказкой, досужим домыслом, не имеющим под собой никакой почвы…

Позвольте, скажет внимательный читатель, если все перечисленные легендарные горы – это не более, чем визиры, то и наш Алатырь-камень должен быть из этой же серии. Да, абсолютно верно – Алатырь тоже был той точкой на ледяном горизонте (Стеклянных горах), над которой либо восходило, либо сияло в зените Солнце нашей арктической прародины. Обратите внимание на созвучие слов Алатырь и алтарь – не от того ли оно возникло, что ещё Йима использовал эту гору в качестве места жертвоприношений?

Более того, память о Мировой горе мы сохранили лучше, чем другие народы; наши предки нам передали более детальную информацию, где искать её! Предки славян, в отличие от индусов или иранцев, сумели прислать нам по цепи поколений из ледникового далёка, что Алатырь расположен между корней дуба зелёного (Мирового древа), а заветный дуб произрастает «на море-океане, на острове Буяне»… вернее, там, где пресноводная Океанская река (приледниковый гидрологический комплекс) впадает в Студёное море (Северный Ледовитый океан). По фронту Валдайского ледника таких мест было два – одно на западе, где-то далеко за нынешними Британскими островами; второе – на востоке. Если Алатырь был той точкой, где восходило Солнце, значит, Лукоморье было в восточном месте впадения приледникового потока в Ледовитый океан.

Лукоморье находилось где-то внутри этого ареала; причём, оно не стояло на месте, а передвигалось вслед за перемещениями ледникового фронта.

Вы знаете, место расположения Лукоморья я рассчитал чисто теоретически, не имея никаких свидетельств, кроме фольклорных источников. Мне больше не от чего было оттолкнуться и больше не на что было опереться. Честно говоря, не имея проверочного решения, я даже и публиковать своё маленькое открытие не хотел. И тут незримую, но крепкую руку мне протянул… всё тот же Герард Меркатор!

Он чертил карты не только неведомых земель, но и доступных для контактов территорий. России, например… впрочем, Россия тогда тоже (как и теперь) была для европейцев неведомой, дикой и пугающей.

Г. Меркатор «Россия и её соседи» (1580 г.).

Так вот, на меркаторовской карте России изображено Лукоморье! Изображено, как реальный географический объект, на восточном берегу Оби, в районе нынешнего Салехарда…

Лукоморье (в прямоугольном выделении) и «Каменный пояс древних Гиперборейских гор» (в овальном выделении) на карте России Меркатора.

Ещё раз повторюсь, я вычислил расположение Лукоморья отталкиваясь только от фольклорных источников. Если это сумел сделать я, скудоумный, то величайший картограф всех времён и народов мог это сделать и подавно. Но! Для этого Меркатор должен был знать русский фольклор, как минимум, не хуже меня. А вот в этом я серьёзно сомневаюсь. Вряд ли, у него была в детстве своя Арина Родионовна, пичкавшая его перед сном сказками. И в более зрелые годы пушкинский томик «Руслана и Людмилы» едва ли лежал на его прикроватной тумбочке. Да, и свидетельств, что великий картограф вообще владел русским языком, хотя бы поверхностно, я в его жизнеописаниях не встретил. Это говорит о том, что у меня и у Меркатора были разные первоисточники! Мы пришли к одному и тому же результату, но разными путями.

Но, если Меркатор, не пользовался фольклорными источниками, то чем тогда? Ответ, думаю, очевиден – ну, откуда мог узнать про Лукоморье великий картограф, если не из карт!

Всё указывает на то, что Лукоморье он увидел на какой-то карте, которую и скомпилировал. Опять же, повторюсь, что факта этого Меркатор никогда не скрывал, а напротив, всячески муссировал.

А изображена была на том первоисточнике картина позднего плейстоцена, поскольку с него Меркатор списал, видимо, и Каменный пояс, расположенный на его карте России к северо-западу от Лукоморья, напротив Новой Земли. Его Меркатор считает частью Гиперборейских гор: «Каменный пояс – это есть окружающий Землю пояс древних Гиперборейских гор». Понятно, что никаких гор в меркаторовском представлении в этих местах отродясь не было, а за горы он принял изображённый в первоисточнике фронт деградирующего ледника.

Вернее, это был уже не фронт, а отломок, островок, осколок… Ни меркаторовская Арктида, которую разобрали мы в предыдущей главе, ни «пояс древних Гиперборейских гор» не могли существовать поодиночке – их присутствие на лице нашей планеты длилось ровно столько, покуда они составляли единый комплекс. И комплексом этим был ледник.

Мы уже упомянули выше, что на всех нынешних моделях ледниковый щит представляется базирующимся южным своим краем на суше, а северным вдающимся далеко в Ледовитый океан. Но в таком случае, когда в Арктику ворвался тёплый Гольфстрим, он разрезал ледник надвое. Северный его осколок стал островом – таким его и изобразил Меркатор на ставшей впоследствии знаменитой карте Неведомой Северной Земли. А южный отломок так и остался торчать на твёрдой почве, как больной зуб. Меркатор совершенно правильно идентифицировал его, как часть пояса Гиперборейских гор, но, опять же, не сумел понять их природы. Описывая их, как «каменный пояс», он вложил в этот термин смысл своей эпохи, совершенно отличный от того смысла, который имелся в виду на его поздне-плейстоценовом первоисточнике.

И в этом месте достать бы мне жестом фокусника этот самый первоисточник и явить его почтеннейшей публике, но… увы…

Хотя принято считать, что «гений и злодейство – две вещи несовместные», есть основания предполагать, что на совести Герарда Меркатора есть перед всеми нами один грех. Он же только в-третьих был великим картографом. А во-первых и во-вторых он был бизнесменом. Его фамилия Кремер и псевдоним Меркатор так и переводятся – Купец. И свои шедевры картографии он чертил не из бескорыстной любви к процессу, а за деньги (за головокружительные по тем временам деньги! ).

И вот представьте, что Меркатор завладел некой раритетной картой, скомпилировал её и выставил копию на продажу. И что бы вы на его месте сделали с первоисточником дабы исключить его попадание в руки конкурентов? Правильно, уничтожили бы!

Вот поэтому я и не могу сейчас достать из рукава заветный свиток с плейстоценовым изображением нашей арктической прародины – скорее всего, Меркатор был последним, кто держал его в руках (прежде, чем отправить в камин).

Но может быть я, дитя меркантильно-прагматичного века, ошибаюсь и напраслину возвожу на хорошего человека. Может статься, что пришедший из седой древности ветхий манускрипт сам собой рассыпался от времени. И Меркатор совершил научный подвиг, успев спасти и передать нам сокровище великого знания. В таком случае – простите меня, Герард Кремер!

Орлов Владимир.