* * *
Как странно:
Песчинкою жгучего мрака
Прорвавшись сквозь ангельское забытьё
Апрельской любви двух людей из барака,
Родиться в России – стать плотью её.


Как страшно:
Когда не любили, не звали
По имени и предложили жильё
В каком-то обшарпанном полуподвале,
Прижиться в России – стать мясом её.

Как больно:
Однажды проснувшись средь ночи,
Увидеть в окне отраженье своё –
Из слёз, и дождя, и других многоточий...
Подохнуть в России – стать прахом её.

Как сладко:
Во мрак погружаясь, как прежде –
На самое донышко, в небытиё,
Не ведать, что это, быть может, надежда
Остаться в России – быть болью её.

Это стихи Валерия Прокошина.
Есть поэзия, которая существует не сама по себе, а в отражениях и преломлениях читательского восприятия. Ее надо постоянно читать, чтобы она продолжала быть. Есть поэзия, которая существует автономно и самоцельно, без оглядки на кого бы то ни было. Ее надо прочитать один раз – и с тобой навсегда останется знание, что она ЕСТЬ в мире, как день и ночь, как зима и лето, как уродство и красота, как любовь и родина. А еще – сопровождающее постижение этой поэзии осознание, что где-то рядом с тобой по планете ходит человек, написавший такие стихи. Есть поэты и писатели - стопроцентные и неподдельные явления в литературе. Им не требуется оценки, не нужна слава, они не тщатся стать известными, раскрученными, всенародно любимыми – но они занимают место в мировой литературе, и с этого места их не сдвинет физическая кончина либо общественное забвение.
Мне кажется, из таких был поэт Валерий Прокошин.
В Сети распространена его собственноручная автобиография: «Родился в 1960 году в деревне Лабуда (с ударением на «у»). Живу в городе Обнинске. Работал официантом, санитаром, кочегаром, сейчас работаю дворником. В центральной печати никогда не публиковался, только в местной (газеты, альманахи, журналы). Несколько подборок стихов опубликованы в Сети: в «Русском переплете», «Литературной трибуне», «Литературном аръергарде». Лауреат литературной премии имени Валентина Берестова».

Премию имени Берестова Валерий Прокошин получил как детский поэт, автор «Озорной азбуки». Есть мнение, что в своем жизнеописании поэт тоже «поозорничал»: кое-что не соответствует действительности. Начиная с даты рождения. На самом деле, она – 26 декабря 1959 года, а не 1960-го. Друзья говорят, что Валерию Прокошину нравился элемент игры, мистификации, а дотошность была ему скучна.
К тому же краткое это curriculum vitae составлено в самом начале XXI века, и потому оно с позиций сегодняшнего дня неточно. У Валерия Прокошина в новом столетии активизировалась… нет, не литературная деятельность – ею он занимался всегда, а, скажем так, социализация в качестве известного поэта: сначала в Сети были опубликованы обширные подборки его стихов (более ста электронных страниц, как подсчитал поэт Владимир Монахов, взявший на себя роль добровольного биографа Валерия Прокошина – посмертно). Статьями Владимира Монахова (http://www.proza.ru/2009/02/18/114) и его «литературным дневником» (http://www.proza.ru/diary/vm55/2010-02-21) я сейчас пользуюсь – с благодарностью!
У Владимира Монахова я почерпнула кое-какие биографические сведения о Валерии Прокошине – например, что в начале 90-х он выпустил за свой счёт две тоненькие книжечки стихов «Поводырь души» и «Провинция. Боровск», которые «представляли его читателям как традиционного русско-советского поэта». Что вместе с поэтессой Эльвирой Частиковой выпустил поэтический сборник «Новая сказка про рыбака и рыбку», которая в конце ХХ века выходила дважды – «второй раз по заказу немецкого спонсора, планировавшего на примере современной поэзии учить немцев русскому языку». И что широкая известность (в узких кругах, иронизирует Владимир Монахов, но, думаю, это не совсем так, - Валерия Прокошина знали те, кто интересовался подлинной поэзией. – Е.С.) пришла после многочисленных публикаций в Интернете. Самые известные подборки стихов размещены в «Сетевой словесности» (http://www.netslova.ru/prokoshin/otrechenie.html), «Детях РА» (http://magazines.russ.ru/ra/2009/8/pro4.html), «Две строки / шесть слогов» (http://26.netslova.ru/), где Валерий составил антологию лучших танкеток и объявил, что больше поэтической минималистикой заниматься не будет. Также подборки Валерия Прокошина появились в «Византийском ангеле», «Футурум АРТ», «Флориде», «Вечернем гондольере». Валерий начал вести сетевой дневник в популярном блоге ЖЖ, где также размещал стихи. Он победил в сетевом конкурсе «Поэты третьего тысячелетия». Стал лауреатом литературной премии имени Валентина Берестова и финалистом «Ильи-премии», международной Волошинской премии. Американский русскоязычный журнал «Флорида» назвал его лучшим поэтом 2006 года. «Впрочем, обилие литнаград не ухудшило качества поэтического письма Валерия», по мнению Владимира Монахова. Зато оно, возможно, способствовало тому, что Валерий Прокошин стал печататься и на бумаге: журналах «Дети Ра», «Новый берег», «Волга ХХI век», «Крещатик», «День и Ночь», «Футурум АРТ», «Родомысл», «Сетевая поэзия». Большая подборка стихов Прокошина вошла в московскую антологию «Дикороссы. Приют неизвестных поэтов», М., ИД "Грааль", 2002. И у него вышла книга стихов в престижной серии «Созвездие: классики и современники»: «Между Пушкиным и Бродским». СПб., "Геликон Плюс", 2006. Выход книги в серии «Созвездие» - большая удача для поэта. Это персональный проект Александра Житинского, направленный на открытие новых талантливых авторов; в этой серии впервые опубликованы Александр Кабанов, Геннадий Каневский, выходили книги Дмитрия Быкова и многих других ведущих поэтов и прозаиков нашего времени. «Между Пушкиным и Бродским» создала широкий резонанс в литературных кругах. А посередине этих фамилий-вех он находил свое место в литературе. За неё поэт удостоен премии имени Марины Цветаевой в 2006 году. Газета «НГ - Эклибрис» писала после выхода в свет книги: «Прокошин – первый, наверное, поэт, написавший поэму об Интернете. Его «Мать-и-матрица» … еще будет вызывать бурные споры, но факт остается фактом – теперь в русской литературе Интернет стал частью поэтической мифологии».
Несмотря на достаточно широкую известность в сети, сам Прокошин, по словам В. Монахова, «навсегда останется поэтом русской провинции, жителем своего Обнинска, потому что не видит смысла в перемене мест: «Отсюда уезжать – какой корысти ради, / Сжимая чернозем в отравленной горсти? / В Венеции – чума, блокада – в Ленинграде, / И Бог глядит в глаза – и глаз не отвести»…

Поэт и культуртрегер Андрей Коровин тоже написал очерк памяти Валерия Прокошина: «Видишь внутри себя свет несказанный…» (http://reading-hall.ru/publication.php?id=1017) , в котором, наряду с прочими заслугами, воздает должное особому таланту Валерия – детским стихам. Его детские поэтические книги (опубликованные под псевдонимом Евгений Козинаки) расходились крупными тиражами – до 100 000 экземпляров. Три детских книги у Евгения Козинаки вышло, три – не успели, хотя и подготовлены к печати. Похожая история произошла и с подборками стихов Валерия Прокошина в «толстых» журналах: он вышел, наконец, на уровень «толстяков», Андрей Коровин подготовил две его подборки - для «Нового мира» и копенгагенского «Нового Берега», при жизни Прокошина, с его согласия. Но случилось так, что Валерий их уже не увидел. После смерти Валерия, последовавшей 17 февраля 2009 года, о нем написала «Независимая газета - Эклибрис» - в связи с первым «поминальным» вечером, прошедшем в литературном салоне Булгаковский дом. Откликнулись на смерть поэта три литературных издания. «Дети Ра» посвятили Валерию целый номер - № 8 за 2009 год (http://reading-hall.ru/contents.php?id=37 ). Там, помимо последних стихов самого Валерия Прокошина, размещен вышеупомянутый очерк Андрея Коровина, очерки-воспоминания Веры Чижевской и Владимира Бойко, блиц-интервью памяти Валерия, стихи на его смерть… «Дети Ра» довольно часто публиковали Прокошина при жизни, это был, можно сказать, "его" журнал, и выход персонального номера логичен. К сожалению, посмертно Валерий Прокошин оказался опубликован в изданиях – флагманах литературного процесса: «Литературной газете» и журнале «Новый мир».
Мои друзья – Андрей Коровин, Андрей Новиков, Владимир Пимонов – хорошо знали Валерия Прокошина и сравнительно часто с ним общались. В последний раз собирались к нему зимой 2009 года - незадолго до смерти. Поездка сорвалась…
Владимир Пимонов строил планы лично познакомить меня с Валерием Прокошиным. Он более чем уважал Прокошина-поэта. Все спрашивал меня: «Ты не знакома с ним? Это же один из лучших поэтов России!». А я, глядя на фотографии Валерия в Интернете или в журналах, на энергичное худощавое лицо, на лысый череп, на печать изможденности, резко контрастирующую с живыми, внимательными глазами, честно отвечала: «Нет, Володя, не знакома». «Какая жалость!» - говорил мой друг и принимался фантазировать, как мы все поедем в Обнинск либо – уже из области фантастики! – пригласим Валерия в Москву или в Сергиев Посад, где живет Володя… Дело в том, что Валерий в тот момент себя уже очень плохо чувствовал. Когда у него было больше сил, он регулярно приезжал в Москву.

Фатум скорректировал эти планы со своей обычной неумолимостью. Осталось горевать, что не успела лично встретиться с таким незаурядным человеком. Читать последние стихи Валерия:

Это было в детстве, я помню, на раз-два-три…
Так мне и надо:
Закрываешь глаза и видишь себя внутри
Райского сада.

А потом проживаешь век, словно вечный бой,
Как и все — грешный.
Собираешь камни и носишь везде с собой,
Глупо, конечно.

Смотришь в воду, где плавают рыбы туда-сюда:
Карпы, сазаны…
Закрываешь глаза и видишь внутри себя
Свет несказанный.

Скорбеть, что обесчеловечивается русская поэзия – из нее мало-помалу уходит человеческий голос и человеческая жизнь, подменяясь «потоком сознания» и экзистенцией…
17 февраля 2010 года, спустя ровно год со дня кончины Валерия Прокошина, в Булгаковском доме снова состоялся вечер его памяти. Горько радует, что встреча оказалась достаточно многолюдной. На нее приехала целая группа калужан и обнинцев, в том числе близкие друзья Валерия Прокошина – поэтесса Эльвира Частикова, соавтор Валерия по книге «Новая сказка о рыбаке и рыбке» и подарочному изданию стихов к юбилею Боровска (по мнению Валерия, красивейшего города на Руси), и художник Вячеслав Черников, иллюстратор всех изданных книг Прокошина.

Вечер был устроен просто и логично: гости рассказывали свое искреннее о Валерии Прокошине и читали его стихи либо короткую прозу. Замечательный поэт Мария Ватутина сказала, что не очень хотела участвовать в памятном мероприятии. Понимаю Марию – морально встречи «в память» всегда тяжелы. Но нашла в Интернете стихи Прокошина из цикла «Русское кладбище» - и они ее так потрясли… кажется, она выразилась экспрессивнее: «В меня вонзились…» - что показалось невозможным их не провозгласить, не поговорить хоть миг на одном языке с поэтом… И Мария стала читать: «Тобольск», «Лубянка»… «Людоеды»:

Что ты плачешь, Украина,
Среди вымерших снегов?
Нет ни дочери, ни сына,
Ни старух, ни стариков.

Тридцать третий год, библейский.
Холод. Голод. Мертвецы.
А в селе пируют зверски
Красной Армии бойцы.

Двадцать пять красноармейцев
Съели заживо младенцев.
Комиссар, другим под стать,
Доедает чью-то мать.

Сдвинув на ухо пилотку,
Повар-дед развел костер:
Он из братьев и сестер
Варит вкусную похлебку.

Нет ни черта и ни Бога,
Нет ни сердца, ни лица,
Только страшная дорога
Без начала и конца.

Маршируют вдоль развалин
Красной Армии сыны.
Впереди Иосиф Сталин
С трупом собственной жены.

Тридцать третий год — библейский.
И глядит с ухмылкой губ
Из-за дымной занавески
Бальзамированный труп.

Тут я Валерия Прокошина и узнала.

* * *
В феврале или марте 1998 года в Рязани состоялся межрегиональный поэтический семинар. Прошу прощения, но уже не помню, как он назывался – хотя, конечно, следовало бы зафиксировать название уже потому, что это был первый в моей жизни мастер-класс у известных поэтов. Устроен он был как стандартный мастер-класс на выезде – в Рязань дня на три прибыли признанные деятели пера, а также на встречу с ними съехались начинающие авторы из окрестных городов. Семинар проходил в здании Рязанского института развития образования. На него тогдашний секретарь Рязанского регионального отделения Союза писателей России Николай Молотков выдвинул двух членов литактива – Марину Цветкову и меня. Мы тогда считались многообещающей сменой, призванной обогатить рязанскую литературу. Забегая вперед, чтобы больше не возвращаться к этой теме, отмечу, что в отношении Марины ожидания оправдались, сейчас она член Союза писателей России и одна из ведущих поэтесс Рязани. А я… много раз получала конкретные сигналы судьбы, что занимаюсь не своим делом, и один из знаков, сравнимый по мощности с тумаком, достался мне как раз на том семинаре. Его устроителям я глубоко признательна за наставления в адрес собственных несовершенных стихов и… за встречу с настоящим поэтом. Ведь талантливые поэты – штучная работа природы, много контактировать с ними невозможно при всем старании…
Всех руководителей семинара опять же не вспомню. Было высоких гостей, наверное, человек шесть, а слушателей поделили на две или три группы, с каждой из групп занимались свои мастера, и в ходе работы группы не пересекались. Поэтому что интересного было в других группах, не знаю в упор. Мы с Мариной записались под начало Светланы Сырневой и Владислава Артемова. В группе было, наверное, человек восемь. Но выделялся из них один. Человек из Калуги. Средних лет, худощавый, невысокий, с остроскулым выразительным лицом и яркими глазами. Он сразу нашел со всеми общий язык, разговаривал дружелюбно, на «ты», без фамильярности, с симпатией. И когда собравшиеся обсуждали чье-то выступление следом за руководителями мастер-класса, этот человек тоже вставлял свои реплики – они были меткими, емкими, хлесткими… Чертовски жаль, что я их не записала! Тогда у меня была другая профессия, и не выработалось еще инстинкта стенографировать все, что слышишь. Поэтому замечания, которые мне сделали Сырнева и Артемов, помню в общих чертах. А замечания остальных участников семинара как-то пунктирно. Отложилось, что бойкий калужанин меня подбодрил, и что он часто оборачивался к нам и спрашивал: а вы, девочки, что думаете? Он старался сделать обсуждение общим, чтобы никто не остался в стороне от процесса – и был прав, ибо литературный семинар в чем-то сродни психотерапевтической методике психодрама.
Вы уже, конечно, догадались, что это был Валерий Прокошин.
Закон «талантливый деятель искусства = сложный человек с тяжелым характером» незыблем для всей земли, как и закон всемирного тяготения. Не считаю возможным рассыпаться в слащавых похвалах Валерию, награждать его эпитетами вроде «прекрасный человек», «замечательный друг», «светлая личность» и посмертно навязываться в друзья. Ничего не знаю о Прокошине-человеке. О том, каким человеком он был, надо спрашивать Владимира Пимонова, Андрея Новикова, Андрея Коровина – не говоря уж о членах семьи Валерия и его друзьях. Но работать с Валерием в одной «команде», объединенной из таких разных людей всего на два дня, было тепло, ему хотелось доверять. Разговаривал он со всеми на равных. Несмотря на то, что был в те годы одним из самых одаренных и видных поэтов «глубинки» - и, конечно, не мог не осознавать, какой разрыв между его творчеством и прочими стихами, представленными на семинар. То мимолетное «профессиональное» общение на мастер-классе оставило у меня приятное впечатление. И это само по себе удивительно мне сегодня!
Ведь Валерий читал те самые стихи – о голоде на Украине. Стихи жесточайшие, их запредельный смысл усугубляется «частушечным» размером хореем. Андрей Коровин справедливо констатирует спустя годы, что никто из русских поэтов не осмеливался описать голод со всеми подробностями:
…Комиссар, другим под стать,
Доедает чью-то мать.
Сдвинув на ухо пилотку,
Повар-дед развел костер:
Он из братьев и сестер
Варит вкусную похлебку…

Слушать цикл «Русское кладбище» было мучительно. Он вызывал физический дискомфорт, что-то вроде судорог в теле и холод в душе. При этом стихи звучали так мощно, так абсолютно, что «уйти» от них в скорлупу своего лирического лепета или собственных мыслей не было никакой возможности. Впоследствии мне пришлось перечитать много современных стихов, главной целью которых было эпатировать слушателя – на голубом глазу их авторы вслед за шаловливыми обэриутами склоняли покойников и тлен и рифмовали всякие физиологизмы. Одна из главных задач критика – не дать себя «повести» на эпатаж, отличать, где настоящая боль, которая по своей природе не может быть причесанной и гламурной, а где попытки поинтересничать. Не побоюсь заявить, что научил меня распознавать то и другое Валерий Прокошин. Жестокие и правдивые стихи из цикла «Русское кладбище», которые услышала я двенадцать лет назад. Признаться, двенадцать лет назад я была весьма необразованна в смысле современной поэзии, не умела пользоваться Интернетом, не имела в него доступа, и стандартный для провинции книжно-информационный голод сформировал мне однобокие представления о «текущей литературе». В моей тогдашней «текущей литературе» не было Бахыта Кенжеева, Алексея Цветкова, Александра Кабанова (а он как раз в те годы входил в силу и издал уже две книги стихов!) – зато в ней были изданные за свой счет книги соседей по городу, и казалось, что они-то литературой и являются… Из «центра» в магазины, насколько помню, доходили в основном издания классики. Либо авторов, кои могли считаться «свежим пополнением искусства» лет десять назад – от 1998 года… Так многословно я оправдываюсь, что не имела представления о поэте Валерии Прокошине вплоть до встречи на семинаре. А ведь, честно сказать, только не читая никогда в жизни стихов Прокошина, можно полагать себя поэтом!..
«Людоеды» - конечно, гипербола, гротеск. Их нельзя понимать буквально. Наряду с достоверными, тщательно, до жути, прописанными картинами каннибализма в ткань этого стихотворения внедрены допущения:
…Впереди Иосиф Сталин
С трупом собственной жены.

В итоге получилась притча – жанр, заданный еще Ветхим Заветом.
Благодаря сплетению в единое целое правдоподобных штрихов, гротесковых предположений и человеческого неравнодушия образ братоубийственного и… как бы сказать… «братопотребительского»? - государства у Валерия Прокошина сложился. И заиграл такими красками, пока он читал… а читал он, помнится, без улыбки, изменившись лицом, так серьезно, точно на Библии клялся – что все кругом поежились. И я малодушно поежилась и постаралась поставить «блок» между собой и этой хлещущей, будто артериальная кровь из раны, правдой: стала оценивать стихи с позиций исторической достоверности. Мол, была или не была жива в 1933 году Надежда Аллилуева?..
И, хотя стихи заставили меня страдать, их автор запомнился со знаком плюс. Хорошим парнем Валерой (он так представился). Без фамилии.
Остальные стихи из цикла «Русское кладбище» более конкретны: посмертные посвящения Есенину, Цветаевой, Пильняку, Мандельштаму…
Медленно вянут вокруг тополя,
Преют рыбацкие снасти.
"Товарищ Цветаева,
Как Вам петля —
В дар от советской власти?"

Для меня они были открытием. Некоторые строки я хранила в памяти, хотя, повторюсь, начисто забыла фамилию их создателя.
Поэтому Володе Пимонову я не лгала. Я не знала, что человек, потрясший мое неискушенное сознание настоящей поэзией современника, и Валерий Прокошин – одно и то же лицо. Болезнь, видимо, сильно изменила Валерия, и в его поздних фотографиях уже не проглядывал облик балагура с поэтического семинара. Как случилось, Кому над нами было угодно, чтобы я идентифицировала Валерия Прокошина только годом позже его ухода, с напряженного голоса Марии Ватутиной, которую тоже внутренне «корежило», пока она декламировала «Русское кладбище»? – не знаю.
По итогам того семинара составлялось что-то вроде рейтинга, и лучшим участником был назван, конечно же, Валерий. Не помню, какие следовали за этим блага. Не исключено, что сам по себе семинар, то есть возможность пообщаться с поэтами из других регионов, прорвать информационную блокаду, замышлялся как подарок нестоличным авторам. Признаться, я думаю, что Светлана Сырнева и Владислав Артемов мало чему могли «научить» Валерия Прокошина. Хотя у Владислава Владимировича за плечами Литературный институт, а у Светланы Анатольевны большой поэтический стаж и множество литературных премий… Все они исповедовали идею, что стихи должны быть гражданскими, и это тоже прозвучало на семинаре. Опасность подобной лирики на поверхности – это избыток пафоса, изобилие штампов, в особо тяжелых случаях - впадение в пропаганду, превращение стиха в «агитку». Делать гражданскую лирику на таком уровне и с такой дышащей в стихах легкостью и правдивостью, как Валерий Прокошин, дано немногим. Теперь уже я это заявляю ответственно, поскольку за минувшую дюжину лет узнала русскую текущую литературу неплохо.

Жаль – но больше лично мне о Валерии Прокошине нечего рассказать. Он, увы, не первый и не последний из тех, с кем я очень хотела познакомиться вживую – и не успела. Если принять на веру, что мы живем один раз, то – это непоправимо. Но, похоже, сам Валерий Прокошин думал не так и надеялся вернуться (судя по магистралу из венка сонетов «Возвращение», опубликован в журнале «Дети Ра» - № 8 – 2009):

Вот старый календарь моей души.
Листает память мятые страницы:
Был жизни срок, замешанный на лжи,
Где я сумел лишь тенью повториться.

В закрытой для чужих сердец глуши
Росли грехи вороньей вереницей,
А время только в прошлое стремится
Вдоль выпуклого поля спелой ржи.

Но треснула внутри земная ось!
Рассвет распространился вкривь и вкось,
И плоть боролась с ускользавшей тенью.

Сквозь призму счастья, словно сквозь стихи,
Все возвращалось на свои круги
Любовью, равной смерти и рожденью.

Вернуться – иначе говоря, «остаться в России – быть болью ее».