Ещё будучи школьниками, мы отпрашивались с уроков, чтобы посмотреть его субботний канал. Для абсолютного большинства рязанцев наш герой – яркая телезвезда 90-х годов прошлого века. Но мы попытались представить одного из символов рязанского телевидения в несколько ином свете.
Сегодняшний гость «Нерабочего настроения» – режиссёр, актёр, телеведущий, путешественник, писатель Валерий Евгеньевич Майоров. Место нашей встречи – квартира Майорова в жилом комплексе «Престижный», построенном компанией «Зелёный сад».– Скажу сразу, я ненавижу телевидение. Это чувство возникло, пожалуй, после экономической катастрофы с субботним телеканалом, которая случилась в 2001 году. Проект, над которым работали 12 человек при хронометраже от 6 до 11 часов, для тогдашнего телевидения был явлением. Схожее по формату шоу Фила Донахью, которое, впрочем, готовили около 150 человек, в своё время вошло в Книгу рекордов Гиннеса…
– Ну а над чем сейчас работает Майоров?– Недавно мне вместе с талантливой командой удалось сделать хороший фильм об Аляске, а если точнее, то о походе Героя России Михаила Малахова по следам знаменитого исследователя Русской Америки Лаврентия Загоскина. На днях мы проводили совещание по поводу размещения этого фильма на телеканале Discovery с озвучиванием на английском языке.
Сейчас с тем же творческим коллективом на «Студии-7» заканчиваем большой проект, посвящённый письмам с фронта. Они будут звучать под музыку Микаэла Таривердиева, на фоне старых фотографий и интершумов. Хочу успеть закончить этот проект к 9 мая.
– Но Вы, помимо создания фильмов, насколько я знаю, реализуете себя и в других ипостасях?– Сейчас меня тянет в театр. Я специально ездил во Флоренцию, чтобы подготовиться к спектаклю о Микеланджело Буонаротти. Эта идея не покидает меня уже третий год. Микеланджело прожил мощную жизнь. В отличие от Леонардо да Винчи, он не разбрасывался, используя свой талант в различных, далёких друг от друга отраслях знания. У него были сложные отношения с Ватиканом. Будучи богатым человеком и работая вместе с учениками над фресками в Сикстинской капелле, он ел чёрствый хлеб. В тридцать пятом зале Сикстинской капеллы есть одна из последних работ Микеланджело, которая потрясла меня. Она представляет собой некий финал человечества, крушение мира, и называется «Страшный суд» – это апокалипсис.
Человек дождя– Здесь виновата мама, которая учила меня литературе и привила хороший вкус. В своё время я был лауреатом всесоюзного конкурса чтецов в Новосибирске. В 1974 году поехал поступать в МГУ, но почему-то вышел на станции метро «Проспект Маркса», а, оказавшись на улице, попал под дождь. Решил зайти под крышу здания на Неглинной, которое, как я вскоре узнал, оказалось Щепкинским училищем. Я решил попробовать поступить туда, причём почти ничего не зная наизусть. На первом туре меня минут 50 пытал мой будущий мастер Михаил Иванович Царёв. Учтите ещё, что в комиссии были такие мэтры, как Юрий Мефодиевич Соломин, Виктор Иванович Коршунов. В общем, хорошая компания. Потом меня почему-то, минуя следующее испытание, направили уже на третий тур, во время которого Вашего покорного слугу среди других поступающих записали на маленькую пластинку в журнале «Кругозор». Мне тогда было всего 16. В итоге я поступил при конкурсе в 350 человек на место, причём часть абитуриентов составляли учащиеся спецшколы при Щепкинском училище.
– Вопрос, что Вы читали на вступительных экзаменах, несколько бестактен?– Лирику Маяковского, например, «Разговор на одесском рейде десантных судов».
– Учиться в «Щепке» было наверняка сложнее, чем поступить?– У меня были сложные отношения с партией. Я был заместителем секретаря комсомольской организации по идеологии, членом МГК ВЛКСМ, и одновременно ненавидел такой предмет, как история КПСС. На лекции автора нашего учебника Иосифа Ароновича Бродского (не родственник великого поэта) я не ходил, но в итоге всё сдавал успешно. Но неповторимый «щепкинский» дух создавали другие. Нам преподавали конный спорт и фехтование, которое вёл Аркадий Борисович Номеровский, ставивший трюки во франко-итальянских «Трёх мушкетёрах», балет преподавали артисты Большого театра.
– А свою первую театральную роль помните?– Из ранних выступлений помню, как репетировал Чацкого в Малом театре, пока Виталий Соломин был болен.
– Правда ли, что Вы участвовали в московской Олимпиаде?– Да, я был вторым режиссёром цветового фона на большой спортивной арене в Лужниках. В эти же годы я руководил ансамблем самодеятельности Таманской дивизии, где и проходил военную службу. Но самодеятельность была таковой лишь по названию, так как только из госцирка в ансамбле было 44 человека.
– Вы разделяете высокие оценки той Олимпиады?– Это было здорово. Почти через тридцать лет я побывал на Олимпиаде в Пекине, где показывали мой фильм «Корт». Но это совсем другая история, и сравнения с Китаем некорректны. Главное – не оплошать бы нам на Олимпиаде в 2012 году!
Несостоявшийся «ринг»– Это пройденный этап, а не ностальгия. Хотя было немало моментов, которые вспоминаешь с благодарностью: часовое интервью с Виктором Ерофеевым, общение с БГ и последующие съёмки клипа на песню «Елизавета».
– Что такое Гребенщиков вне сцены?– БГ – это субстанция. На публике он один, на другой публике – иной, в семье – третий, а на монтаже клипа это абсолютно серьёзный человек. Мы вначале поругались, потом дружили домами.
– А на чьё творчество Вы ориентируетесь при создании своих журналистских произведений?– Классический рок: The Beatles, Led Zeppelin, Deep Purple. По-прежнему преклоняюсь перед Курёхиным. Во второй половине 80-х годов я снимал «Музыкальный ринг» (фактически это была моя дипломная программа на Ленинградском телевидении) с легендарным Сергеем Курёхиным и группой «Поп-механика». То, что он делал на сцене, было слишком смелым для того времени, и программа в эфир так и не пошла. Именно тогда я проникся Курёхиным и до сих пор очень высоко ценю его. Прекрасно помню, как весь просвещённый Питер собирал ему деньги на операцию, но, увы, спасти Серёжу не удалось.
Несколькими годами раньше я снимался в фильме «Маскарад» в роли неизвестного, а Арбенина играл мой хороший товарищ Витя Авилов. Витя сыграл первую свою роль в фильме «Господин оформитель», музыку к которому написал Серёжа Курёхин, а потом стал «Гамлетом десятилетия», и Елизавета II лично вручила ему корону за его творчество.К сожалению, его тоже уже нет среди нас.
Гофман, вера и шахматы– Минимализм, который очень распространён в Европе.
– Какие книги вызывают у Вас душевный трепет?– Мне сложно отвечать на этот вопрос. Недавно с удовольствием перечитывал сказки Гофмана. Из французской литературы люблю Эльзу Триоле, Жана Поля Сартра и не люблю Золя. Замечу, что зарубежную литературу нам преподавала знаменитая переводчица франкоязычных классиков Сельма Рубеновна Брахман.
– Есть ли роли, которые Вы мечтаете сыграть?– Хочу сыграть Гамлета. Но сейчас меня привлекает радийный формат. Недавно я записал на диск несколько произведений Салтыкова-Щедрина и Паустовского. Возможно, в Рязани их скоро услышат.
– В конце беседы задам интимный вопрос. Вы бывали в Греции, посещали христианские святыни. А каково Ваше отношение к вере?– Мне близко греческое восприятие религии, где антика сопрягается с мессианским православием. Я почувствовал это, будучи в монастырях в Метеорах, и проникся антикой в Салониках, Дельфах. В маленьком греческом городке было очень жарко, и я зашёл в храм просто посидеть. Там не было ни одного священнослужителя, и прихожане мирно играли в шахматы. Увы, пока консенсуса между греческой и русской конфессиями достичь не удаётся. На мой взгляд, Бог и церковь – это совершенно разные вещи.
Беседовал Денис Абраков
Зарисовки из детства
***Не знаю, как в других городах, а в Рязани принимали в пионеры «пристрастно», как на экзамене перед полётом на Луну. Может, поэтому я с тех пор не выношу яркого солнца. Три часа длилась убийственная церемония повязывания красных галстуков, и я, девятилетний мальчишка, упал в обморок. Видимо, от многочасового политического трепета. А солнце светило...
***Мне купили новый пиджак. Мне, восьмилетнему. И я, гордый, надев его, перешёл через двор – на день рождения своей одноклассницы толстушки Дины. Идя через двор обратно домой, с дня рождения, я думал: мама, как я тебя люблю. И нёс в кармане нового пиджака, купленного мамой, кусок бисквитно-кремового торта. Нёс с любовью. Естественно, незавёрнутым в салфетку. И получил взаимность. За испачканный жирным кремом новый пиджак меня лупили нейлоновой сеткой. Наверно, мне было бы лучше с авоськой ходить за хлебом в магазин...
***Напротив школы жила девочка. Я уже не помню, как её зовут, но я её любил. Я простаивал в её подъезде часами, чтобы проводить во Дворец пионеров в театрально-кукольный кружок, где были одни девочки. В итоге я в него записался. А любовь не состоялась... Почему? Потому что это была первая любовь. Мне было двенадцать.
ДилетантТелеведущий... Это отнюдь не диск-жокей, крутящий потным пальцем виниловые диски на какой-нибудь дискотеке или радиостанции. И не выпускник модного, но практически ненужного коммерческого отделения подготовки эфемерных телеведущих в Останкино. Эта профессия – не только журналистская. Она всеобъемлющая. В авиации есть понятия ведущего и ведомого. Чтобы вести за собой в программе зрителей при обилии «кнопок», надо быть поистине ведущим в бою. А навигационные приборы в самолётах сродни сумме ума и интеллекта тех, кто «с лихвой», «эдак, мол, ну мы тут» садится перед телекамерой и спрашивает минут эдак сорок, например, про Рериха или про то, что создал для мира Нильс Бор. Кто он, телеведущий? Маг? Шарлатан? Кио?
Станиславский в своё время произнес магическую фразу о том, что импровизация рождается после тысячи репетиций. Для телеведущего эти репетиции – не заучивание текста, а бессонные ночи со словарями, бесконечные библиотечные формуляры, модный сейчас интернет. Если, конечно, он есть у него дома при очень нестабильной гонорарной оплате за его интеллектуальный труд. Это попытка не играть лицом на экране, но разобраться во всём любопытном для людей: от египетских пирамид до С8М. Телеведущий – это уникально. Он дилетант во всех областях науки, искусства, спорта, психологии и просто жизни людей. Это профессионал в дилетантизме. Человек без выходных, проходных и «правильного» ухода на пенсию.
О святомДо встречи. Viso gero
Р.S. Интернационализм – это Гедрюс. Балунист с мировым именем, имеющий свой воздушный шар «Соса-Соlа», истинный литовец, который редко бывает в своей стране, но относится к ней очень трепетно, о нём – отдельная история.из книги Валерия Майорова «Р.родолжение S.ледует...»
ДомостройМедиа [1](«Дом.Строй», №16/2010)
Ссылки:
[1] http://domostroymedia.ru/articles/nerabochee_nastroenie/2681/