К 90-летию со дня рождения
Алексей Константинович Соколов
Жизнь вечная

«…Я родился в 1922 году в Петрограде 10 сентября. Моя мать, драматическая актриса Параскева Михайловна Соколова-Денисова, родилась в 1895 году. Отец, Соколов Константин Алексеевич, художник, родился в 1887 году.
С самого раннего детства, когда я ещё не ходил в школу, в нашей семье очень часто возникали разговоры о Сергее Александровиче Есенине. Я уже тогда знал, что это был поэт, потому что всегда эти воспоминания и разговоры были связаны с его стихами, и мама часто читала их на память. <…>
К нам в дом часто приходили друзья родителей – актёры и художники – и среди постоянных разговоров о театре, об искусстве снова и как-то естественно вспоминали Сергея Александровича. <…>
Во мне живёт странное чувство какой-то причастности к Есенину. Мне всегда всё, что с ним и родителями было связано, казалось очень близким, будто бы я сам знал и видел его.
В шестидесятых годах и до конца жизни к маме всегда приходил сын Сергея Александровича Костя. Мама очень любила его, и он её тоже. Они дружили, он писал маме письма, и, я думаю, что вот эта причастность к жизни Сергея Александровича, к его гениальной поэзии, к его трагической судьбе сближала их и была необходима, - это очень трудно объяснить, да и нужно ли? Это жизнь, и такие отношения между людьми существуют только тогда, когда есть любовь друг к другу, к искусству и к жизни, а жизнь без этого бывает просто пустой».[1]

Константин Соколов был не просто другом Есенина, а очень близким ему и по обстоятельствам жизни, и по внутреннему складу, и по мироощущению человеком.

В письмах Соколова к жене, в которых он как о части своей души говорит о друге, эти строчки о Есенине, подчеркнутые Прасковьей Михайловной, - как живые слова ненаписанных воспоминаний. Зная Есенина и понимая его, Константин Соколов писал о Сергее Есенине как о самом себе. Никто из писавших Есенину и о Есенине так не понял и так не объяснил сущность Есенина в парадоксах его противоречий и в гармонии его целостности, как Константин Соколов, потому что говорил он о Есенине, объясняя себя, - так близки они были и так похожи.

Отношение родителей Алексея Константиновича Соколова к Сергею Есенину не могло не передаться сыну, тем более такому восприимчивому.

Алексей Константинович Соколов – живописец, член Союза художников СССР, Заслуженный деятель искусств России, профессор Академии художеств (Института живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е.Репина).

А.К.Соколов был участником многочисленных выставок, в том числе персональных, вызывающих всегда неизменный интерес у публики, как в России, так и за рубежом. Самая первая выставка, в которой он принял участие, была посвящена столетию со дня смерти А.С.Пушкина. Она состоялась в 1937 году. Тогда пятнадцатилетний художник получил вторую премию. Последняя персональная выставка состоялась летом 1991 года в залах музея Академии художеств, где был представлен и автопортрет художника «доброжелательный, ласково относящийся к жизни», как отметила в книге отзывов дочь его первого учителя Н.Кардобовская: «Поздравляю, радуюсь за Вас.<…> думаю, что Константин Александрович был бы рад за Вас».[2] «В 1994 году по инициативе бывшей студентки Академии художеств Мелиссы Хефферлин, в городе Чаттануга, штат Теннеси была организована выставка Алексея Соколова и его сына художника Леонида Соколова»[3].

Работы Алексея Константиновича Соколова украшают государственные и частные коллекции России, Европы, США, Китая.

В детстве он ходил в экспериментальный детский сад, созданный по системе итальянского учёного Монтессори. «Мы все рисовали и лепили, а в наших играх было что-то театральное. <…> С раннего детства меня окружали люди, посвятившие свою жизнь живописи и театру, но художники были мне особенно интересны. На стенах нашей квартиры всегда висели работы моего отца и его друзей».[4]

В семь лет он захотел быть художником, и его определили в детскую художественную студию, находившуюся на улице Чайковского. Его учителями были Соломон Давыдович Левин и Константин Александрович Кардобовский – по живописи, Анна Николаевна Фолендорф – по скульптуре. «Мы вместе ходили в музеи, на выставки, причём наши педагоги не имели ничего общего с музейными экскурсоводами. Они были настоящими художниками и выбирали то, что, с их точки зрения, должно было входить в программу нашего художественного воспитания»[5].

«Шло время, закончилось обучение в студии, и в 1937 году мама впервые повела меня в художественную школу при Академии – СХШ.
Я хорошо помню тот день, когда меня зачислили в СХШ: мы с мамой остановились у сфинксов, долго стояли у Невы и смотрели на них. Тогда, перед ними я впервые в жизни ощутил волнение перед огромной тайной – собственной будущей судьбой. Мама тоже молча смотрела на сфинксов, о чем-то думая, может быть, о своей молодости, о том, что происходило в её судьбе не без участия этих величественных, прекрасных и полных тайн сфинксов».[6]
Год окончания школы совпал с началом Великой Отечественной войны. Осенью 1941 года он записался добровольцем в ряды Народного ополчения, «чтобы вместе с армией защищать Родину и свой родной город». В одном из боёв под Ленинградом попал под обстрел и получил тяжелую контузию позвоночника. Самую страшную блокадную зиму 1942 года он провел в разных госпиталях осажденного города. «Перенесенная боль, предчувствие смерти, холод, хроническое недоедание надолго остались в памяти. Летом меня демобилизовали по инвалидности и эвакуировали на Урал в маленький городок Березняки, где в это время находилась моя мама вместе с группой ТЮЗа.
В 1944 году я вернулся из эвакуации в Ленинград. Поступление в Академию художеств было связано с некоторыми трудностями. Во-первых, вступление в ряды ополченцев в первые дни войны не дало возможности получить аттестат об окончании школы, поэтому я формально не имел права учиться в высшем учебном заведении. Но меня хорошо помнили учителя, которые помогли получить необходимые документы. Во-вторых, длительное время я серьёзно не занимался искусством и поэтому целый год посещал занятия на правах вольнослушателя, чтобы подготовиться к вступительным экзаменам по живописи и рисунку. В то же время я посещал мастерскую известного режиссера Леонида Вивьена в Театральном институте – театр меня очень интересовал. Но все-таки любовь к живописи оказалась сильнее, и на следующий год я сдал экзамены в Академию художеств.
<…> На первом и втором курсе, в группе, где я учился, преподавали замечательные художники: Борис Александрович Фогель, Леонид Федорович Овсянников и Владимир Андреевич Оболенский.
<…>После второго курса …я выбрал мастерскую монументальной живописи, где моими учителями стали И.Э.Грабарь, В.М.Орешников и А.А.Мыльников.
Орешников, мой учитель, был прекрасным педагогом. Все, что он говорил на занятиях по живописи, я помню до сих пор, никогда не забываю об этом….Орешников говорил, что цвет рисунка кистью должен зависеть от общего колорита постановки, поэтому нужно выбирать такую цветовую смесь, которая органично войдёт в живопись. Это очень важно, это начало цветовых связей. Я не забуду, как Грабарь говорил: «Вот, дорогие мои, четыре краски нужно для этого, четыре цвета. Когда они уже будут использованы, когда вы их поймёте, когда вы увидите, что они вам дают, тогда можно думать о следующих красках. Но не выдавливать на палитру всё, что продают».[7]

В течение 12 лет Алексей Константинович Соколов преподавал в ЛВХПУ им. В.И.Мухиной. В 1968 году перешёл на преподавательскую работу в Академию художеств (Институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е.Репина). Многие годы был деканом факультета живописи.

В 1960 году в его жизни произошло очень интересное и важное событие – он поехал на стажировку во Францию для ознакомления и изучения монументального искусства этой страны. «По рассказам учителей и друзей моего отца, которые в своё время побывали во Франции, по прекрасной коллекции французской живописи в Эрмитаже, а также из литературных источников, у меня давно состоялось заочное знакомство с жизнью и культурой этой страны. Особенно меня интересовало искусство импрессионистов и художников других направлений конца ХIХ – начала ХХ века. В Париже мне представилась возможность воочию увидеть произведения любимых художников, а главное - вдохнуть особый парижский воздух, пожить в городе, который хранил воспоминания о той, не очень далекой эпохе.
В Париже у меня были очень интересные встречи. Одна из них – знакомство с вдовой французского импрессиониста Альбера Марке, Марсель Марке. <…> Мадам Марке не только разрешила мне написать несколько этюдов зимнего Парижа из окон мастерской, но даже согласилась позировать для портрета.
Франция преподнесла мне много сюрпризов. Я познакомился со знаменитой актрисой Мариной Влади, которую видел ещё в России в фильме «Колдунья». Для меня было радостно написать её портрет. С известным французским писателем Морисом Дрюоном я встретился в русском посольстве во время приёма. Вскоре возникла мысль написать портрет этого интересного обаятельного и умного человека. <…>
Из Франции я привез десятки работ: портреты, пейзажи Парижа и маленьких пленительных французских городков. Я писал эти пейзажи в разное время суток, каждую минуту постигая красоту этой страны. После Франции и родную русскую природу я сумел, как мне кажется, оценить гораздо глубже…»[8]

Алексей Константинович Соколов - автор портретов, пейзажей, сюжетных картин, произведений монументального искусства, среди которых мозаики станции метро «Автово» в Санкт-Петербурге, росписи Театра на Таганке в Москве, оформление вестибюля первой очереди Ленинградского метрополитена, участие в росписи фойе детского театра в Петербурге, оформление одного из залов ресторана «Невский», навеянное повестью Гоголя «Невский проспект», работа в области станковой живописи.

Любимейший его жанр – портрет. «Портрет писать я очень люблю. Это самое интересное в искусстве. В процессе письма начинается удивительное общение. Оно как откровение и неизъяснимая тайна. Ведь все чувства передаешь не словами, а красками и рисунком. Из такого разговора художника с моделью рождается образ, в котором присутствуют не только черты и характер портретируемого, но и личность самого художника, тайна его жизни. В портрете он создает свой мир»[9].

Одна из самых любимых моделей художника – его жена, Галина Федоровна Соколова, профессиональный ценитель и критик его работ (искусствовед), берегиня его домашнего очага, его таланта и вдохновения.

«История написания портрета 1962 года интересна и очень характерна для художника. Будучи во Франции на стажировке, он в одном из парижских магазинчиков увидел платье, привлекшее взгляд своей расцветкой. Контраст красных и черных клеток дал ему ключ к цветовому строю будущего холста. Подобное рождение картины, происходящее сначала в представлении художника, очень характерно для всех его портретов»[10].

Удивительны портреты близких ему людей, передающие особенности их внешности и правды характера, и отношения к ним самого художника - отца (1947), мамы, жены художника Г.Ф.Соколовой (1955, 1957, 1962, 1977, 1973), сына Леонида Соколова (1968), любимых внуков - Наташи Соколовой (1996) и Алеши Соколова (2001), Сергея Коненкова (1958), Рокуэла Кента (1959), семьи Роберта Гаррена: его самого, Рут и Джулии (1995).

Его дружба с Семёном Степановичем Гейченко началась в 1947 году и длилась всю жизнь. «…Большую роль в моей жизни сыграло знакомство и долгие годы дружбы с бессменным директором Пушкинского заповедника Семёном Степановичем Гейченко… Портрет Семёна Степановича был одним из самых сложных для меня. До работы над портретом я его много рисовал и каждый раз я открывал в нём что-то новое»[11].

Они непохожи и в жизни, и на фото, и на портретах, но так показана внутренняя сущность, родственная художнику, что каждый раз при первом взгляде на эту работу (1965) я вижу Алексея Константиновича, а потом уже Семёна Степановича.

«Портрет Т.С.Гейченко» (1966) – это и дочка Гейченко, и Таня Ларина, и Натали, и «что-то чудится родное» в этом облике, как будто это любимая дочка самого художника, - а как иначе мог истинный друг Гейченко видеть любимую дочку друга.
Художник создал целую галерею своих современников, большую часть которой составляют поэты, писатели, художники, артисты.
В своих работах он отражал не только сходство, но и судьбу, эпоху, предназначение, и своё отношение, и динамику общения, личные качества, глубину души и эмоциональную неповторимость.
В портрете актрисы Зинаиды Славиной (1974) в трагический момент её судьбы показал трагедию высокой личности. «Очевидно, необходим подсознательный процесс вынашивания замысла, всегда предшествующий любой работе художника. Я очень люблю московский Театр драмы и комедии на Таганке, видел все его спектакли, давно и хорошо знал Зинаиду Славину – актрису огромного дарования, очень большой творческой энергии и страстного чувства. Я мог, вроде бы, давно написать её, но вот, понадобилось несколько лет, чтобы портрет появился»[12]

Эпоха, судьба, гармония гения детскими глазами уставшего человека смотрят с портрета артиста Николая Симонова (1964). «Мне хотелось передать в портрете мои мысли о внутренней связи актера с делом его жизни. Главное, я понял, что Николай Симонов – это человек искусства в самом большом смысле этого слова»[13].

Портрет Мстислава Ростроповича – одно из произведений Алексея Соколова, в котором он предпринял попытку приблизиться к разгадке тайны природы творчества, и ему это удалось.

Смотришь на портрет Мстислава Ростроповича (1998) и звучит виолончель

Смотришь на портрет танцовщицы Жозефины Лавалле (1957) и видишь её в танце.

В облике Марины Влади (1961) и женственную детскость, и поэтичность французской актрисы, и её русскую красоту художник светом и цветом короновал.

В портрете Андрея Миронова (1978) Алексей Константинович Соколов показал сущность личности артиста. Андрей Миронов «…был очень общительный человек и во время гастролей после спектакля приходил ко мне в мастерскую с друзьями большой шумной компанией. Миронов всегда пребывал в хорошем настроении. Я понимал, что он продолжал жить своей какой-то сценической сущностью, и мы для него всё ещё оставались зрителями. Мне думается, что контрастом его взрывного таланта был огромный внутренний покой, уход в себя, в свои мысли. Когда портрет увидели на выставке, многие говорили, что Миронов совсем не похож, он совсем другой. Но Мария Миронова - мать Андрея, сказала мне: «Я очень люблю Ваш портрет Андрюши, потому что Вы написали его таким, каким его никто не знает, кроме меня»… - это была самая высшая похвала»[14].

Работы художника - это не просто глубина проникновения и постижения самой сути, а «глубинная глубина», как писал о своем впечатлении от стихов Есенина Константин Соколов в письме своей любимой жене Панюше.

Я не один раз и не в одну командировку приходила к Соколовым, и общение органично переходило от одних любимых к другим.

В гостиной, где Алексей Константинович был в своей стихии, где создавал свои работы, я смотрела и не видела их, находясь в гармонии буйства красок его картин. Говорила об его отце, о письмах его отца Сергею Есенину, которые хранятся в отделе рукописей Государственного Литературного музея в Москве, о готовящейся новой литературной экспозиции в есенинском заповеднике. Алексей Константинович тоже говорил об отце, о Есенине, Галина Федоровна на диктофон записывала, понимая значимость каждого его слова. Я говорила об отсутствии сведений о художнике Константине Соколове и о надежде узнать его биографию, его жизнь, его творчество в его семье. И никак не ожидала, что в семейном архиве Соколовых бережно хранятся никому не известные письма Константина Соколова его жене с Кавказа, где он надеялся на получение большого заказа, а Есенин – на поездку в Персию, - и эти письма Соколовы доверили мне. А когда я была в состоянии осмотреться, увидела и портрет Юрия Петровича Любимова, и Алексей Константинович говорил о своей любви к Театру на Таганке.

А сидя за столом за всеми вкусностями, которые приготовила Галина Федоровна, и продолжая разговор, Алексей Константинович сказал, что вот так и артисты Театра на Таганке здесь, за этим столом сидели, и говорил об артистах, которые во время гастролей приходили в этот дом. Все разговоры, конечно, были завязаны на Константине Соколове и на Сергее Есенине, и когда стали говорить о Соколове и Есенине на Кавказе, о фотографии на берегу Черного моря, на обороте которой Константин Соколов написал: «Хороши голубчики! Вот неразлучная компания: Слева направо: Колька Вержбицкий, я, Серёжка, Лёвка Повицкий, доктор Тарасенко. Батум, 1924», - Алексей Константинович, обратившись к жене, сказал: «Галочка, а у нас есть картина отца «Черное море». Я сейчас принесу». Подхватился (стремительно, быстро), ушёл и вскоре вернулся без картины, сказав, что найдёт её ко дню моего отъезда из Питера. С дарственной надписью, упакованную самим Алексеем Константиновичем, я привезла эту работу в музей Есенина, в Константиново. В музее хранятся и копии всех восьми писем Константина Соколова жене, Прасковье Михайловне, и воспоминания Алексея Константиновича Соколова «О Сергее Есенине со слов моих родителей», которые он написал по моей просьбе. Письма Константина Соколова жене, как очень личные, Соколовы просили не публиковать, за исключением того, что касалось Есенина и было подчёркнуто Прасковьей Михайловной. Когда же они уступили моей настойчивости и разрешили опубликовать всё, но только мне, я не смогла воспользоваться этим великодушием. Я сказала, что отдам в печать только то, что касается Есенина, что не вызывает внутреннего несогласия Соколовых. Галина Федоровна по моей просьбе выписала на отдельные листки подчёркнутое Прасковьей Михайловной, и эта рукопись тоже хранится в музее.

20 декабря 1993 года, поздравляя меня с Рождеством и Новым годом, Алексей Константинович писал: «…я должен Вам сказать, что на протяжении всей моей жизни, начиная с самых малых моих лет, ещё до школы я, ещё смутно представляя себе, кто такой был С.А.Есенин, как бы чувствовал его постоянное присутствие в нашей семье, и я детским тогда ещё существом своим понимал, что это человек, имевший очень родное значение для нашей семьи». И здесь же я читала такие неожиданные его слова: «Вы стали близким и родным человеком для нас, а Ваша любовь к жизни и творчеству С.А.Есенина очень дороги нам». Я не хвалюсь этими словами, сказанными в мой адрес. Я привожу их, чтобы сказать, насколько космически недосягаемые личности могут быть родными, близкими. Только в гениальных людях совмещаются удивительная простота и высота, и чем недосягаемее человек, тем ближе.

В один из моих приездов не Алексей Константинович, а Галина Федоровна открыла мне дверь своей квартиры, и только я переступила порог – появился Алексей Константинович, в кепке, как на фотографиях его отец с Сергеем Есениным: «А это Костя Соколов», - и, довольный и радостный произведённым впечатлением, снял, надел и снова снял кепку. Это действительно был Костя Соколов – так сын был похож на отца. (А совсем недавно, разыскивая материал о Константине Соколове и прочитав на моём сайте мою работу «Здравствуй, мой хороший и нежный», Любовь Рыбакова из Тюмени прислала мне по электронной почте одну из живописных работ Константина Соколова - портрет фельдшера Бушуева, выполненный в 1950-х годах, и фотографию художника в живописном тюменском селе Успенское, которое и тогда уже называлось Заводоуспенское, где он жил во время эвакуации и куда после войны приезжал летом. И на этой фотографии уже отец и повадкой, и внешностью очень похож на сына).

У Эрнеста Хемингуэя есть такие слова: «Если ты любил в своей жизни женщину или страну, считай себя счастливцем, потому что она будет любить тебя всегда <…>, и даже когда ты умрёшь, твоя смерть ровно ничего не изменит».

Алексей Соколов любил в своей жизни себе под стать удивительную женщину – Галочку, как он чаще всего её называл, Галю, свою жену Галину Федоровну Соколову.

Его большой любовью была ему под стать и его страна – Россия, которая становилась всё любимей, где бы он ни бывал и с кем бы ни встречался.

Его женщина и его страна – Галочка и Россия – в счастье и в горе, в радости и в беде были его праздником, который всегда был с ним и который он воплотил в своих детях, внуках, в своих работах, каждая из которых его «дитя добра и света», его «свободы торжество».

Алексей Константинович Соколов остался в жизни вечной не только своим творчеством и воспоминаниями тех, кто знал его, но и своим успением 2 сентября 2001 года, наверное, уже на девятый день, потому что 10 сентября 2001 года – 79-й день его рождения. И только этот знак его непрерывающегося рождения в продолжающейся жизни на небе и на земле может дать силы любившим его не только ощущать его присутствие, но и верить « в третие что-то над явью и сном»[15].

Примечания

1. А.К.Соколов. О Сергее Александровиче Есенине со слов моих родителей. Санкт-Петербург, 8 июня 1995 года. Рукопись. ГМЗЕ.
2. Н.Н.Попова. Художник и время. В альбоме: Алексей Соколов. Живопись. Санкт-Петербург, 2005, с.12.
3. Н.Н.Попова. Художник и время. Санкт-Петербург, 2005. В альбоме: Алексей Соколов. Живопись. Санкт-Петербург, 2005, с.16.
4. А.К.Соколов. Немного о себе. Санкт-Петербург, 2001. В альбоме: Алексей Соколов. Живопись. Санкт-Петербург, 2005, с.5.
5. Там же, с.6.
6. Там же, с.6.
7. Там же, с.7-8.
8. Там же, с.9.
9. А.К.Соколов. В работе Н.Н.Поповой «Художник и время». В альбоме: Алексей Соколов. Живопись. Санкт-Петербург, 2005, с.12.
10. Н.Н.Попова. Художник и время. В альбоме: Алексей Соколов. Живопись. Санкт-Петербург, 2005.., с.12.
11. Там же, с.17.
12. Там же, с.12.
13. Там же, с.14.
14. А.К.Соколов. В работе Н.Н.Поповой «Художник и время». В альбоме: Алексей Соколов. Живопись. Санкт-Петербург, 2005.
15. Анна Ахматова. Трилистник московский. www.Akhmatova.ru.

Галина Иванова.