«Rammstein», «Sonne»
Не знаю кому что, а мне сложнее всего даётся признавать свои ошибки. После таких ударов уязвлённое моё самолюбие долго зализывает раны, отравляя жизнь чувством неуверенности. Именно в таком состоянии нахожусь я и сейчас, когда пишу эти строки.
Я уже чуть было и сам едва не поверил в то, что являюсь Посвящённым, коему дались ключи от сокровенных истин и открылась тайная мудрость, как вдруг пришло прозрение, за ним отрезвление, а потом и похмельный синдром – ничего мне не далось и не открылось! Рожей не вышел!
Это же ещё умудриться надо – запутаться в трёх соснах; вернее, в трёх сказках, которые считаются настолько простенькими, что педагоги рекомендуют их детишкам от года до трёх лет. И, вроде, гладко и аргументировано у меня получилось расшифровать две из них – «Колобка» («Причастие Солнцем» [1]) и «Курочку Рябу» («Послание нерождённым» [2]) – а на третьей сказке, на «Репке», я споткнулся. Нет, она не сложнее двух предыдущих – не в этом дело. А в том, что мой короткий умишко оказался не способен оценить грандиозный замысел гения, создавшего эти шедевры.
Есть такая ведическая притча про слепцов, которые захотели узнать, как выглядит слон. Они ощупали слона, но после у них завязался спор. Тот, кто потрогал хобот, заявлял, что слон похож на верёвку. Тот, кто потрогал ногу, говорил, что слон похож на колонну. Тот, кто, подёргал слона за хвост, был уверен, что он похож на метлу; ну, и так далее… Каждый из слепцов был при этом по-своему прав, однако, правильного мнения о внешнем виде слона у них не сложилось, поскольку они не имели целостного представления о предмете своей дискуссии.
Похожая ситуация случилась и со мной – слона то я и не заметил! Зарывшись в мелкие детали сакральной символики сказок, я не понял банальной методологической вещи – их нельзя изучать по отдельности. Сказки «Колобок», «Курочка Ряба» и «Репка» – это не отдельные произведения, а три части единой трилогии. Хотя и здесь я могу ошибиться: вполне возможно, что это не трилогия, а более масштабное творение и названные сказки всего лишь три составные части куда более обширной мозаики. А поскольку «Колобка» и «Курочку Рябу» мы уже отпрепарировали, то выявленную ошибку придётся исправлять экспромтом, сочетая анализ оставшейся сказки про репку с составлением целостной картины.
Три эти сказки при внимательном рассмотрении обнаруживают поразительное концептуальное сходство. Начнём с того, что в каждой из них 7 (магическое число! ) действующих лиц. В «Колобке» это:Обязательными персонажами всех перечисленных сказок являются дед и баба, реже именуемые стариком со старухой. В каждой сказке они становятся обладателями некоего чудесного предмета: яичка, репки, колобка. Причём, это вовсе не банальные продукты питания – они наделены сверхъестественными качествами: яичко золотое, репа гигантская, а колобок, вообще, живой.
В двух сказках из трёх фигурирует мышь. В «Курочке Рябе» она явно негативный персонаж – её действия ( «мышка бежала, хвостом вернула, яичко приломала» ) вызывают череду трагических последствий ( «об этом яичке дед стал плакать, баба рыдать, вереи хохотать, курицы летать, ворота скрипеть, сор под порогом закýрился, двери побутусились, тын рассыпался, верх на избе зашатался» ). В «канонизированном» варианте «Репки», перекроенном по своему разумению А.Н. Толстым, мышка, вроде бы, персонаж положительный, чьё вмешательство помогает вытащить желанный овощ из земли, но в неадаптированном и, видимо, более соответствующем первоисточнику варианте, мышь на помощь кошке не торопиться (что логично! ) и, когда умаявшееся семейство, так и не вытянув репку, решает, что продолжит работу завтра и уходит домой, является под покровом ночи на поле и сжирает урожай. Если отталкиваться от неадаптированного варианта, то и в «Репке» мышь выступает отрицательным персонажем, причём даже более контрастным, чем в «Курочке Рябе».В «Колобке» роль мыши выполняет лиса. Такая сублимация вполне объяснима даже с бытовой точки зрения: действие этой сказки происходит в лесу, тогда, как двух предыдущих – на антропогенной территории: в доме и на поле. Соответственно, обстановка обусловливает и антураж: мышь – животное «одомашненное», её аналог лиса – животное дикое. С точки же зрения сакральной символики противоречия вообще никакого нет, поскольку и мышь, и лиса символизируют ночь.
Последнее объясняет характер конфликта главного героя с мышью/лисой. Обратим внимание на внешнее сходство колобка, яичка и репки – все они округлые по форме и золотистые по цвету. И все они на сакральном уровне каждый по-своему явно символизируют некий округлый, золотистый предмет, находящийся в антагонизме к ночи. Под это описание подходит только наше дневное светило, благословенный податель света и тепла – Солнце.
Сейчас мы логически пришли к солярной символической природе колобка и золотого яичка, а в соответствующих работах про них я более развёрнуто и детально показываю, что пресные хлебцы колобки и крашеные золотые или, чаще, красные яйца были ни чем иным, как ритуальной пищей, символизирующей Солнце и приготовлявшейся исключительно к празднику прихода весны, на день весеннего равноденствия. Это даёт нам опорный пункт для дешифровки сказки про репку – она, репка, тоже не что иное, как символ Солнца. А это значит, что помимо поверхностной бытовой морали о пользе коллективизма сказка «Репка» таит в себе более глубокий смысл – календарно-астрономический. Осталось только копнуть поглубже в том месте, где «посадил дед репку»…
Итак, традиционная справка из Википедии:Репа (Brassica rapa) – двухлетнее травянистое растение из семейства капустных или крестоцветных. В первый год у разводимой огородной репы из семени вырастает розетка прикорневых, лировидных, жестко волосистых, длинночерешковых листьев и толстый, шаровидный или продолговатый клубень, состоящий из разросшегося корня. Во второй год (а при неудачных посевах и на тот же год) из клубня вырастает удлиненный, облиственный стебель с яйцевидными, зубчатыми или цельнокрайними сидячими листьями и с кистью золотисто-жёлтых цветков. Цветок устроен по типу цветка крестоцветных со следующими особенностями: цветоножки горизонтальные, стручки прямостоячие, узловатые, короткие, тычинки отклоненные, длинные прямостоячие. Семена бурые. Сеют репу ранней весной, как только подсохнет почва. За лето можно получить два урожая. На зиму лучше запасать репу от летнего посева. Более всего распространена Петровская, среди скороспелых – Миланская белая.
Где и когда впервые человек распробовал этот замечательный корнеплод, сказать возможным не представляется. Достоверно мы знаем лишь то, что когда началась письменная история, человечество было знакомо с репой уже не первую тысячу лет. Репой кормили строителей Пирамид и садов Семирамиды. Секреты её культивирования передавали друг другу по цепочке цивилизации Месопотамии. В Древнем Риме репа ценилась наравне с зерновыми и виноградом, а в Древней Греции, вообще, она считалась пищей, достойной богов: репа была среди жертвенных подношений солнцебогу Аполлону.
Из Греции она попала на Русь. Здесь её очень быстро стали считать исконно русским овощем, несмотря на то, что само её название сохранило греческие корни: слово «репа» происходит от греческого rapa - быстрорастущая.
В допетровские времена, то есть до появления на Руси картофеля, репа была главным сельскохозяйственным овощным растением. Неурожай репы приравнивался к стихийному бедствию, о чём свидетельствуют летописные записи XI-XIII веков.
Столь важная пищевая культура, от которой порой напрямую зависела жизнь крестьянской семьи, со временем стала наделяться магическими качествами. Народная мудрость, основанная на вековом опыте, советовала земледельцу: «Репу да горох не сей у дорог: горох да репа – завидное дело, кто не идёт – всяк урвёт» . Оттого, репу сеяли в укромных местах, подальше от завидущих глаз. Это способствовало возникновению ореола таинственности и отдельной обрядности при работе с этой культурой.
Будучи одним из основных компонентов пищевой базы, репа гарантировала людям благосостояние и плодородие. Из этой объективной предпосылки вырастали соответствующие суеверия. Например, сон незамужней девицы, в котором она сеяла репу, обещал скорое сватовство состоятельного человека. Поле репы, виденное во сне, предрекало материальное благополучие. Вырывать во сне репу означало успешное решение накопившихся проблем, а есть её – раскрытие некой тайны и ссору с домочадцами.
Литературный образ репы входил в русский язык в виде поговорок и загадок:
Хороша девка, как мытая репка!А в русских народных сказках репа стала одним из самых популярных персонажей второго плана – вспомним, помимо рассматриваемого произведения, такие сказки, как «Репа», «Сладкая репа», «Вершки и корешки», «Медведь – липовая нога»…
Разумеется, растение с такой репутацией (кстати, это слово на современном жаргоне тоже звучит как «репа»! ) не могли не привлечь к своим ритуалам волхвы (а, может быть, тоже переняли это из Греции, где, как мы помним, репу приносили в жертву Аполлону). Достоверно установлено, что помимо посадок утилитарного характера, на Руси практиковалось и культовое выращивание репы. Считалось, что на таких священных полях аккумулируется энергетическая сила земли. То есть, фактически, жрецы подобным способом пытались создать искусственную геоактивную зону! Здесь проходили религиозные церемонии и проводились магические действия, направленные на повышение урожайности.
И если греки считали репу овощем Аполлона, то славяне посвящали её Роду. Род – славянский бог-творец, прародитель мира, покровитель всей природы и плодородия, божество жизни в космическом масштабе. Его имя стало корнем таких понятных всем слов как природа, родина, народ, род (в смысле семья, династия), родня, плодородие, порода, родник, роды, рождение, урожай… Это в его честь культивировались волхвами священные поля репы. Поэтому-то неслучайно сказочный дед посадил именно репу, а не картошку или морковь.
Видимо, в это время золотистый корнеплод приобрёл и солярный символизм. У славянских волхвов имелся знак «репен» (дословно перевести на современный язык это можно как «репообразный» или «похожий на репу» ) – нечто вроде иероглифа, в котором можно было увидеть и хвостатый клубень, и лучистый солнечный диск (О. Сулейменов «Аз и Я»).
Пережитки тех мистерий дойдут почти до наших дней. Практически до начала ХХ века в некоторых деревеньках просуществует идущий из седых глубин славянского язычества ритуал с участием репы: в канун праздника Всех Святых в корнеплоде выдалбливали середину, ставили внутрь зажженную свечу, носили по всему дому и оставляли на одном из подоконников. Поверье гласило, что это верный способ надолго отогнать от дома бесовские силы. А в конце ХХ века это таинство в вульгаризированной американоидной форме вернётся к нам под чуждым названием Хэллоуин. Репа в нём принимать участия уже не будет – её заменит забугорная тыква. Память об этом обряде, опять же, сохранится только в фольклоре. Например, в скоморошине про пряничную церковь, из которой А.С. Пушкиным будет позаимствован такой персонаж как поп - толоконный лоб, упоминается среди прочего инвентаря и репяное паникадило.
Репяными, а не молочными назывались и временные детские зубы. Первый выпавший зуб надлежало бросить через плечо за спину и сказать короткий заговор: «Мышка, мышка, возьми зуб репяной, дай железный!» . Считалось, что грызун даст просящему хорошие зубы и будет хранить впоследствии от зубной боли. Но нам этот заговор интересен в другом плане – как иллюстрация некоей связи мыши и репы, апофеозом которой стала сказка «Репка».
Однако, не будем забегать вперёд, поскольку между репкой и мышью в сказке наличествует целая толпа промежуточных персонажей. Тут надо сказать, что сказка про репку дошла до нас всего в трёх вариантах. С точки зрения фольклористики, это крайне мало – для сравнения «Курочка Ряба» записана более, чем в шестидесяти версиях. В двух вариантах количество и состав персонажей полностью совпадают. Друг от друга они отличаются только концовкой, о чём мы вскользь уже упомянули: в «прилизанном» варианте мышка активно включается в работу и дедкино семейство репку вытаскивает; в неадаптированном и менее известном – финал трагичен: «…Тянут-потянут, вытянуть не могут. Утомились, пошли спать. А ночью пришла мышка и погрызла всю репку!» .
Однако, есть ещё и третий вариант, в котором не фигурируют ни кошка, ни мышка, а на подмогу селянам приходят… ноги. Звучит это так:
Посеял дедка репку; пошел репку рвать, захватился за репку: тянет-потянет, вытянуть не может! Созвал дедка бабку; бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут, вытянуть не можут! Пришла внучка; внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут, вытянуть не можут! Пришла сучка; сучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дед-ку, дедка за репку, тянут-потянут, вытянуть не можут!Процитированный вариант был записан собирателем фольклора А. Харитоновым в Архангельской губернии и даже включён в хрестоматийный сборник А.Н. Афанасьева «Народные русские сказки». Тем не менее, трактовок этого сюрреализма ни у традиционалистов, ни у альтернативщиков по сей день нет. Сам Валерий Панюшкин склонен видеть в нём либо мистификацию, либо разросшуюся в сказку считалочку из детской игры. В связи с исключительной сложностью трактовки данной версии, имеет смысл, разобраться сначала с более традиционными текстовками, а её до поры - до времени отложить.
В оставшихся вариантах вслед за дедом на авансцене последовательно, в убывающей прогрессии, появляются бабка, внучка, сучка, кошка и мышка. Обращает на себя внимание тот факт, что все персонажи, кроме деда, существа женского пола. Именно для того, чтобы подчеркнуть половую принадлежность, и было в сказке употреблено слово «сучка», а не «собака» (и тем более, не Жучка).
Вторая примечательная деталь – бабка, бегущая почему-то не за своими детьми, а сразу за внучкой. Объяснение этой несостыковке мы дали ещё в «Послании нерождённым», где предложили несколько иную генеалогическую схему описываемого семейства, в которой термин «баба» обозначает не старуху - супругу деда, а просто любую рожавшую женщину (точно так же, как «девка» – нерожавшую). По ней в сказке, действительно перечислены три поколения: старшее – дед, среднее – баба (его дочь или жена его сына) и младшее, представленное внучкой деда. А если между первыми двумя допустить инцест, то это полностью объяснит отсутствие у «бабы» мужа, а «внучка» будет подразумеваться внучкой только по отношению к «деду», но не к «бабе».
В той же работе я оговорился, что данная примитивная схема составлена мною чисто с человеческой точки зрения, а поскольку сказка есть калька с религиозных представлений наших предков и речь в ней идёт не о рядовых пенсионерах, а о богах славянско-языческого пантеона, то людские нормы применимы здесь очень условно.
Так, под «дедом» во всех трёх рассматриваемых нами сегодня произведениях понимается мужская ипостась бога Рода – Сварог, а под «бабой» – его же женская ипостась Матерь Сва (она же богиня брака и семьи Лада). Формально, Сва приходится Сварогу одновременно дочерью и женой; фактически же всё гораздо сложнее.
Наши предки строили свои верования на концепции монотеизма, считая, что все многочисленные божества языческого пантеона не более, чем проявления единого Бога. «Аще блудят иные, которые улещают богов, разделив их в Сварге. Извержены они будут из рода, как не имеющие богов. Разве Вышень, и Сварог, и иные суть множество? Ибо Бог есть един и множественен, и пусть никто не разделяет того множества и не речёт, якобы имеем богов многих» («Велесова книга», II 30).
Изначальным и предвечным божеством по представлениям наших предков был Род. Проводя параллели с традиционной конфессией, надо сказать, что Род до создания Вселенной был подобен христианскому Святому Духу – аморфен и нематериален. Но для того чтобы создать материальную Вселенную, Роду требовалось самому материализоваться. Он воплотился в космотворящую птицу – утку или, по другой версии, гоголя – и снёс яйцо на воды первичного океана. Причём, в том Мировом яйце было заключено всё, что явит себя в новой Вселенной, в том числе и он сам.
В положенный срок, яйцо разбилось и из него вышел Сварог – мужская ипостась Рода. Сварог стал аналогом иудейского Яхве или христианского Бога-Творца. Из обломков Мирового яйца он создал три Мира нашей Вселенной – верхний Мир богов (Правь), средний Мир людей (Явь) и низший Мир мёртвых (Навь).
Когда все Миры были созданы, встал вопрос об их заселении. Тогда силой мысли Сварог создал Сва, которая, хотя теоретически приходилась ему дочерью, фактически являлась женской ипостасью Рода. От этой пары богов-прародителей, бывших на самом деле мужским и женским началами единого бога Рода, и народилось подавляющее большинство богов и богинь славянского пантеона, а от них, впоследствии, произошли и простые смертные.
Со временем из неантропоморфного многофункционального божества, одного из воплощений огня и повелительницы ветров, Матерь Сва станет всего лишь богиней брака и семейного счастья Ладой. А все её дети от Сварога будут считаться его внуками: «…Так мы начинали, великую славу ему воспевали, Сварога – Деда богов восхваляли, что ожидает нас. Сварог – старший бог рода божьего и всему роду – вечно бьющий родник…» («Велесова книга» IIа).
Единственным же сыном Сварога будет Дажьбог, который появится на свет чудесным образом без участия в этом процессе матери остальных богов Лады. Сварог ударит своим молотом об Алатырь-камень и высечет искру. Искра упадёт в реку Рось и от неё забеременеет водяница (русалка) этой реки, носящая то же имя. Русалка Рось родит сына Дажьбога Сварожича, который станет богом Солнца, огня, весны и подателем всяких благ.
Это именно его символизируют колобок, золотое яичко и репка из соответствующих сказок. И только из мифологии Дажьбога мы сумеем понять дальнейшие перипетии сказочного сюжета.
Итак, мы можем достоверно заявить, что русская народная сказка «Репка» содержит кодированную информацию и описывает не «битву за урожай», а, перефразируя эту крылатую фразу советских времён, битву за Солнце, которое символизируется собственно гигантской репкой. Возникает вопрос – почему и от чего приходится спасать Солнце, вытягивая его из земли всеми силами дедкиного семейства?
Сам факт того, что Солнце красное оказалось под землёй, у наших предков абсолютно никакого удивления бы не вызвал. Они считали, что, проделав свой путь по небосводу, вечером оно спускается под землю, дабы светить обитателям Нижнего мира.
По представлениям славян, под землёй жизнь кипела не менее активно, чем на её поверхности. В разных произведениях фольклора фигурируют подземные Золотое, Серебряное, Медное, Жемчужное, Каменное, Сонное, Змеиное, Девичье и тому подобные царства. Было и собственно Подземное царство, которым правили Озем и Сумерла, нам, благодаря Бажову, более известная под псевдонимом Хозяйка Медной горы. По соседству располагалось Царство мёртвых, оно же Пекельное, оно же Тридесятое, в котором владычествовал Вый (гоголевский Вий). Было здесь и Мышье царство – этот факт нам, видимо, ещё пригодится!
А в целом «курировал» Подземный Мир бог мудрости и богатства Велес – ему даже святилища ставили не на возвышенностях, а в низинах и оврагах. Тоже глубокая символика: предки наши понимали, что самые главные богатства это те, которые дают недра Матери-Сырой земли. Вот, только, считали таковыми не нефть, газ и драгметаллы, а плоды крестьянского труда. Ну, а чьё понимание было более здравым, можно судить хотя бы по такому факту: пока у России основной статьёй экспорта был хлеб, она была мировой сверхдержавой, а как только она, при Советском Союзе, стала хлеб покупать, а гнать на продажу нефть и газ, так сразу и превратилась в сырьевой придаток тех, кто с нами теперь не считается.
Ежедневно Солнце, с запада через север на восток (заклинание из «Цветика-семицветика» вспомнили?! ), проходило над подземными царствами, для того, чтобы следующим утром опять взойти над Миром живых. И не было в этом ничего трагичного! Лишь однажды не вернулся Дажьбог из Нижнего мира. По вине, разумеется, женщины!
Согласно славянской мифологии, Дажьбог был любвеобилен и многократно женат. Первой его женой стала Майя Златогорка – богиня лета (вполне логичное отображение чередования времён года: Дажьбог – весна, Майя – лето). От этого брака народятся близнецы Усень и Коляда, после чего супруги расстанутся, а Дажьбог женится во второй раз.
По логике календарного цикла следующей женой Дажьбога стала богиня зимнего умирания Морена (осень у наших предков в самостоятельное время года не выделялась, поэтому обошлось без промежуточных этапов). Однако, очень скоро выяснилось, что бог Солнца и весны и богиня зимы и смерти настолько не сходятся характерами, что Морена убила Дажьбога и ушла к повелителю сил зла Чернобогу (в русских народных сказках он фигурирует как Кощей Бессмертный).
Вернула Дажьбога к жизни (расхожий сюжет умирающего и воскресающего божества) дочь Лады и его сестра по отцу – богиня жизненных сил природы Жива. Она же стала впоследствии третьей супругой Дажьбога.
Вот, мы и узнали, как зовут внучку, пришедшую на помощь деду (Сварогу) и бабе (Ладе) – Жива! Узнали и то, что в сказке про репку в примитивном, для детей, варианте законспектирован славяно-языческий миф о гибели и воскрешении Дажьбога. А заодно, и проверили нашу схему «дедкиного» семейства – согласно мифу, Лада приходится Сварогу дочерью и женой, а Жива – дочерью и внучкой одновременно. Пока всё сходится!
На Живе антропоморфные персонажи заканчиваются. Следующей в сказке появляется собака, которая в первоисточнике фигурирует, как безымянная сучка, а в прилизанной версии А.Н. Толстого названа Жучкой.
С собаками в мировом фольклоре явно творится что-то не то! Этот представитель животного мира стал самым первым и самым верным другом человека еще в ХХ тысячелетии до нашей эры, а упоминания его в сказках и мифах скудны и невыразительны. Вспомним, хотя бы, кто обычно приходит на помощь главному герою в русских сказках – Серый волк, Сивка-бурка, конёк-горбунок, щука, золотая рыбка… кто угодно, только не собака!
Хотя образы собаки в фольклоре второстепенны, они демонстрируют удивительно схожую смысловую нагрузку у абсолютно разных народов. Собака – это страж. Причём, конкретно страж Загробного мира. Её задача не пропускать туда живых и не выпускать оттуда мёртвых.
Древнейшей фольклорной собакой является спутница ведических богов Сарама. Она была божественным животным до тех пор, пока люди не похитили коров самого громовержца Индры. Индра приказал Сараме разыскать и вернуть стадо. Похитителей Сарама нашла быстро – ими оказались люди из племени пани, живущие на берегу реки Ра, то есть Волги (и кто бы это мог быть?! ). Но хитрые люди угостили Сараму вкусным молоком и она, сытая и довольная, вернувшись в обитель богов, наврала Индре, что коров не обнаружила. Когда обман вскрылся, Индра проклял Сараму. Под тяжестью проклятия Сарама произвела на свет двух чудовищных сыновей – гигантских четырёхглазых псов Шарбару (Пятнистый) и Удумбалу (Чёрный). Вид их был столь ужасен, что боги поместили их в преддверие преисподней, а весь остальной род Сарамы был обречён служить людям в обмен на объедки с их стола.
От имени сына Сарамы Шарбара произойдёт греческое слово Керберос, а сам он станет прототипом греко-римского стража Царства мёртвых Цербера. У Цербера три огнедышащих головы, грива из живых змей, вместо хвоста дракон и хроническая бессонница – никогда не смыкает он своих глаз.
Геракл приводит Цербера к Эврисфею, а тот от испуга ныряет в бак с нечистотами.
У персов собака охраняла радужный мост Шиневад, который должны перейти души умерших, чтобы попасть в лучший мир. У ацтеков души попадали туда же, переплыв на спине красной собаки Реку мёртвых. У древних египтян встречал душу и препровождал её на суд Осириса собакоголовый бог Анубис.
У скандинавов времён викингов преисподнюю сторожил адский пёс Гарм. Он надёжно прикован на цепь у самого входа в Хель, однако, в конце времён, когда все оковы падут, а путы ослабнут, Гарм вырвется на свободу. В решающей битве Рагнарёка, где скандинавские боги встретят предсказанную им судьбу, Гарма убьёт бог Тюр, но и сам падёт от его клыков.
Ну, и, наконец, спутником Сатаны тоже станет чёрная собака.
В славянской мифологии единственную дорогу в Царство мёртвых – Калинов мост – охраняют многоголовые огнедышащие рептилии. Кличут их Чудо-юдами. У них от шести до двенадцати голов. Однако, несмотря на такую внешнюю несхожесть, все они (а их трое) братья, рождённые змеихой-метаморфом. Патрулировать Калинов мост они выезжают на вороных конях, причём, у каждого на плече сидит прирученный чёрный ворон, а рядом следует чёрный пёс, который тоже есть у каждого. Тем не менее, о самостоятельной роли чудо-юдиных псов нигде не упоминается – ни в сказках, ни в мифологии. Но нашу задачу по идентификации «Жучки» из сказки про репку это только облегчает, поскольку во всём богатейшем славянском фольклоре фигурирует одна-единственная собака! Это сложное малоизвестное и малопонятное божество Семаргл.
Семаргл имеет не ведические, а авестийские корни. В славянский пантеон он пришёл из верований ираноязычных скифов и имеет внешность типичную для скифского «звериного» стиля. Семаргл – крылатая собака.
Семаргл – лунный бог и одна из ипостасей огня (в этом они близки с матерью Сва). Он хранитель дома и очага, семян и посевов (а в этом его схожесть с Живой, как богиней жизненных сил, которые именно в семенах и заключены). Поскольку Семаргл одно из воплощений огня, там, где он проходит остаётся выжженный след. Однако, как правило, Семаргл тих и миролюбив, а огонь, который он символизирует – огонь жертвоприношений. Это определяет ещё одну его функцию – он посредник между богами и людьми, между землёй и небом.
Именно поэтому сказочная внучка побежала звать на помощь собаку, а не лошадь! Если учесть, что дед, баба и внучка – это божественное семейство Сварог, Лада и Жива, то, значит, им, как обитателям Верхнего мира нужен посредник для общения с Миром смертных. Таким посредником и выступает Семаргл. А для общения с Нижним миром им нужен ещё один посредник. Таковым становится кошка.
Кошка, как известно, существо «гуляющее само по себе». Её, в отличие от собаки, никто не одомашнивал – она сама пришла к человеку и, оценив перспективы совместного проживания, решила остаться. И если собака верна человеку, то кошка верна дому.
Соответственно, и отношение к кошке у человека никогда не было однозначным и зачастую кардинально менялось. В Египте кошки считались «добрыми гениями жилища» и за убийство кошки полагалась смертная казнь или отсечение руки. В случае естественной смерти домашней любимицы, домочадцы объявляли траур по ней, как по человеку, а кошку мумифицировали.
Голову кошки имела египетская богиня радости и веселья Баст. Кроме того, египтяне считали, что Солнце способно видеть в темноте, как кошка и сравнивали их между собой. Из таких представлений сложился миф, что ежедневно, когда солнцебог Ра спускается в преисподнюю, чтобы светить обитателям Нижнего мира (какое созвучие с мифом о Дажьбоге! ), путь ему преграждает змей Апоп. И, изо дня в день, Ра, приняв облик рыжего кота, вынужден биться с Апопом, чтобы открыть себе дорогу (разумеется, змей каждый день оказывается побеждённым).
Из-за ночного образа жизни, присущего всему семейству кошачьих, древние греки зачислили кошку в свиту богини Луны и охоты Артемиды. А когда на Артемиду напал дракон Тифон, она, не раздумывая, обернулась кошкой, чем и спаслась.
В Древнем Риме кошки были атрибутом Либертас – богини свободы. Поэтому кошку изобразил на своих знамёнах Спартак.
Викинги считали кошку личным животным богини плодородия Фрейи. «Эдды» говорят: «Равных ей по красоте не было и нет во всем мире ни среди богов, ни среди людей, а её сердце так мягко и нежно, что сочувствует страданию каждого». По последней причине Фрейя посещает поле любой битвы, выискивая в куче тел раненых воинов, которых не забрали валькирии. Чтобы услышать самый слабый стон, колесница Фрейи запряжена бесшумно ступающими кошками. Их имена Бигуль («золото пчел» - мёд) и Трьегуль («золото дерева» - янтарь).
А у скоттов кошки, наоборот, олицетворяли воинственность, поэтому в шотландском языке до сих пор слова «кот» и «храбрый человек» звучат одинаково.
Любимую кошку пророка Мухаммеда звали Муэсса. По легенде, однажды, когда пришло время молитвы, кошка спала на одеянии пророка. Чтобы её не потревожить, Мухаммед обрезал кусок одежды, на котором она лежала и так и пошёл на намаз. Мусульмане считают, что это он научил кошку всегда приземляться на четыре лапы и даже выхлопотал ей место в раю, поэтому кошкам позволительно входить в мечеть.
Зато в средневековой Европе мышкины слёзки отлились кошкам в десятикратном размере. Особо отличился на этом поприще инквизитор Николя Реми. Это именно он доказал(?!), что кошки, особенно, чёрные, являются воплощением дьявола. Кошачья охота на мышей объявлялась символом охоты дьявола на человеческие души, а игра кошки с пойманной мышью – игрой дьявола с пойманной душой. Сформировалось мнение, что кошки не испытывают боли и не страдают, поэтому позволено их не просто истреблять, а делать это садистскими способами. За своё мракобесие европейцы расплатились сполна, когда в результате уничтожения естественных врагов в средневековых городах расплодились неимоверные полчища крыс и одна за другой по ним покатились эпидемии чумы (смотри «Чёрная смерть» [4]).
На Руси, слава Богу, подобного маразма не случилось. Кошка считалась животным «чистым» и почитаемым за её нелёгкую службу по охране припасов от мышей. В русском фольклоре кошек гораздо больше, чем собак. Кот-баюн, например. Баюн – не порода и не кличка, а скорее прозвище по профессиональному признаку. Происходит оно от слова «баять» - говорить, рассказывать (отсюда «байка» - устный рассказ). Это про него Пушкин написал с детства знакомое:
…И днём и ночью кот учёныйМировое древо – хребет нашей Вселенной, связующий все её миры. Его ветви поддерживают небо, а между его корней, под Алатырь-камнем, сокрыты ворота в Нижний мир. По его стволу боги нисходят на землю и поднимаются назад в свою небесную обитель.
Вот и Кот-баюн гуляет по Мировому древу не вправо-влево, а вверх-вниз. От его мурлыкания любого, кто к нему приближается ближе, чем на три версты, охватывает беспробудный сон. Тут-то ему и смерть от кошачьих когтей, потому как силища у Кота-баюна немереная – одним ударом рвёт он сразу две кольчуги.
Ещё один фольклорный кот – Кот Котофеевич или Кот Котович. Это про него поётся в незатейливой детской песенке:
Тритатушки-три-та-та,Воспетый в этой песенке кошачий брак, видимо, не сложился, так как, по свидетельству другого источника – сказки «Лиса и кот» – Кот Котофеевич очень скоро оказывается изгнан из родного дома в лес, где умело выдаёт себя за «воеводу из Сибири» и женится на местной аборигенке Лисе Патрикеевне.
Есть кошка и у Бабы-Яги. Характер у неё не такой скверный, как у хозяйки. За ласковое слово и блюдечко молока кошка подсказывает несчастной сиротинке, которую злая мачеха отправила к Яге на закланье, дорогу домой и даёт несколько полезных советов, как оторваться от погони.
Вы, должно быть, удивитесь, но именно эта кошка, принадлежащая Бабе-Яге, и приходит на помощь дедкиному семейству, тянущему репку! Почему так? Ну, это же элементарно…
Мы остановились на том, что Дажьбог, благодаря козням Морены, загремел в Мир мёртвых. «Тянут-потянут» его оттуда Сварог (дед), Лада (баба) и Жива (внучка). Между ними и Миром смертных посредничает летающая огненная собака Семаргл, но далее, в Мир мёртвых, ему путь закрыт. А теперь давайте вспомним, у кого в сказках спрашивают совета как попасть в Тридесятое царство добры молодцы, отправляющиеся туда искать пропавшую маменьку или суженую-ряженую? Правильно, у Бабы-Яги.
Как мы разобрали в «Morituri» [5], Бабок-Ёжек на самом деле три – все они сёстры, дочери Выя (этим и объясняется их информированность относительно кратчайшей дороги к папиным владениям) и самой Матери-Сырой земли.
По профессии Бабки-Ёжки пряхи: «Избушка повернулась к лесу задом, к Ивану-царевичу передом. Зашёл он в неё, а там сидит баба-яга, старых лет, шёлковый кудель мечет, а нитки через грядки бросает» («Сказка о молодильных яблоках и живой воде»); «В избушке старая баба-яга прядёт кудель…» («Гуси-лебеди»); «...в избушке сидит баба-яга, костяная нога – холст ткёт» («Баба-Яга»). Три сестры-пряхи очень расхожая арийская мифологема – это богини судьбы, прядущие нити человеческих судеб. В скандинавском эпосе таковыми были Норны: Урд (Судьба), Верданди (Становление) и Скульд (Долг), а древнегреческих представлениях – Мойры: Лахезис (Дающая жребий), Клото (Прядущая) и Атропос (Неотвратимая). Кстати, пряхой по профессии была и дева Мария.
Вот какими серьёзными богинями были Бабы-Яги в лучшие свои годы, когда им не надо было прятаться под нелепым, одним на троих псевдонимом, а каждый знал настоящие имена богинь-подательниц судьбы – Макошь, Доля и Недоля.
Макошь столь же значимая богиня, как и сама Мать-Сыра Земля. Она тоже в определённом смысле «Мать»: Б.А. Рыбаков расшифровывает её имя как «ма» - мать и «кош» - удел, судьба, то есть «Мать-судьба» или «Мать, дающая судьбу». Её сёстры (или воплощения) Доля и Недоля лишь корректируют работу Макоши, вплетая в её нить добрые и злые события. При этом, у Доли и Недоли очень плохое зрение и кому-то они больше добавляют добра, а кому-то зла – оттого и судьба у каждого своя.
Все нити, которые прядёт Макошь, заканчиваются во владениях её отца – повелителя Пекельного царства Выя. От того и знает она дорогу туда, как никто другой. Иногда, даже выдаёт она вместо компаса в руки очередному забредшему к ней добру молодцу волшебный клубочек, который приводит его в Тридесятое царство. Наивный искатель приключений и не догадывается, что свит тот клубок из нити его собственной судьбы и, как только она размотается полностью, очутится он в Царстве мёртвых.
А кошка – личное животное Макоши. Так почему бы не послать её на поиски умершего Дажьбога? Вот, и появляется вслед за Жучкой в сказке «Репка» безымянная кошка.
Хотя, возможна и другая трактовка. Как мы упомянули «патроном» всего Подземного царства был «скотий» бог Велес. Как покровитель скота, он мог воплотиться в любое покрытое шерстью существо. Чаще всего он принимал облик медведя, но мог превратиться и в кошку – главное, чтобы животное было мохнатым. Тогда получается, что обитатели небес Сварог, Лада и Жива, посылают своего вестника Семаргла к владыке подземелий Велесу, а тот, приняв облик кошки, отправляется искать Дажьбога.
Как бы там ни было, чьим бы воплощением она не была, путь кошки лежит в Царство мёртвых.
Финальный персонаж сказки «Репка» – мышь – животное хтоническое, то есть имеющее непосредственную связь с землёй. По ранне-семитским, древнеегипетским и древнегреческим представлениям, мышь прямое порождение земли, её дитя. Стихия мыши – Нижний мир, а потому прямо или косвенно она связана с Царством мёртвых.
В русский язык слово «мышь» пришло из санскрита, где имя этого грызуна m’uuSika является однокоренным со словом «воровство». Тем не менее, «Веды» дурно о мышах не отзываются. В ведической традиции они ассоциируются с богом мудрости Ганешей и богом богатства Куберой (черты этих ведических богов соединятся в образе славянского Велеса).
Слоновоголовый бог Ганеша, согласно «Ведам», был и прародителем мышей. Однажды на него напал некий злой демон. Ганеша, застигнутый врасплох, и не имея под рукой никакого оружия, отломил собственный бивень и метнул его в злодея. Тот был поражён, а обломок бивня превратился в первую на земле мышь.
Как все толстяки, Ганеша чрезвычайно добродушен и войне предпочитает науку.
Не столь радужны взгляды на происхождение мышей, изложенные в «Авесте». По ней, мыши – создания злого духа Ахримана. Они являются, как бы авангардом армии Тьмы и, если они начинают массово плодиться, то это означает приближение других, более масштабных неприятностей.
Не лучшая репутация была у мышей и в Египте. Здесь они считались личными животными богини смерти – в «Книге мёртвых» она иногда изображается с мышиной головой. Верования дополнялись колоссальным экономическим уроном, который наносили мыши основе пищевой базы древних египтян – зерновым культурам. И именно благодаря мышам в Египте расцвёл культ кошек, как естественных союзников человека в борьбе с ними.У семитских племён мышь была тотемным животным, однако, уже в ветхозаветные времена она была объявлена нечистым животным, одно прикосновение к которому делает нечистым и человека. Поэтому у иудеев вызвало удивление, что филистимляне (так в Ветхом завете названо арийское племя пеласгов) приносят в жертву фигурки золотых мышей для избавления своей страны от чумы: «И сказали они: какую жертву повинности должны мы принести Ему? Те сказали: по числу владетелей Филистимских пять наростов золотых и пять мышей золотых; ибо казнь одна на всех вас и на владетелях ваших» (1-я книга Царств глава 6 стих 4).
Пеласги пришли в Палестину с Крита после гибели в результате страшного природного катаклизма минойской цивилизации. Разумеется, своих богов они принесли с собой. В том числе и солнцебога, известного нам под именем Аполлона. Среди всего прочего Аполлон был лекарем и, конкретно, «избавителем от чумы» и золотыми мышами пеласги ублажали именно его. В Древней Греции Аполлон даже носил прозвище Сминфей (Мышиный). О происхождении этого культа греки толком ничего не помнили уже во времена Гомера, однако, Аполлон продолжал считаться «Победителем мышей» и изображался попирающим грызуна, как, например, на знаменитой статуе работы Скопаса. А, вот, на постпеласгийском Крите мыши считались, чуть ли, не священными. По легенде, когда на остров высадились очередные поработители, критяне выиграли битву с ними благодаря тому, что за ночь мыши погрызли кожаные завязки доспехов и ремни щитов.
У хеттов и лувийцев мышь так же была связана с представлениями о смерти. Один из «лечебных» ритуалов оправляемый с целью избавления тяжелобольного от смерти заключался в том, что кусочек олова, символизирующий смерть, привязывали к мышиному хвосту, после чего зверька отпускали. Считалось, что мышь «унесёт» смерть назад к себе домой – в преисподнюю.
Поразительную схожесть демонстрируют отстоящие от хеттов на 6000 километров и 2000 лет скандинавы. Они тоже считали обителью мышей преисподнюю, а их самих включали в свиту её владычицы богини Хель.
Как у остальных арийских народов, у славян мышь так же ассоциировалась со смертью и постморбидными мытарствами души. В сказках Мышье царство непосредственно граничит с Тридесятым государством, то есть с преисподней. Это в известном мультипликационном варианте сказки «Волшебное кольцо» – …и пошли кошка Маха и собачка Жужа до самого городу Парижу… – неверная супруга главного героя переносится в Париж, «где её миленький живёт», а в народном первоисточнике царевна, выданная по принуждению замуж за холопа, отправляется «в Мышье царство, в Тридесятое государство», то есть кончает жизнь самоубийством от стыда за позорно-неравный брак.
Млечный Путь, считавшийся дорогой в Ирий (рай), у славян назывался «мышиная тропка». Считалось, что души воинов, павших в битве, отправляются в Ирий верхом на белой лошади, а души, тех, кто умер своей смертью от старости или болезни, но жил честно и добродетельно, добираются туда верхом на мышах. Из этого родилось встречное убеждение, что за примерное поведение душа усопшего родственника, воплотившись в мышь, может явиться в дом на побывку. Поэтому, если грызуны не наглели, то и относились к ним терпимо – даже могли оставить на краю стола корочку хлеба с целью подкормить заглянувшую в бывший свой дом душу пращура. Тем более, что доесть за мышами обгрызенную еду сулило по поверью крепкие и здоровые зубы.
Однако, если мыши от хорошей жизни начинали плодиться сверх меры, расправа с ними была скорой и беспощадной. Причем, помимо традиционных средств борьбы в виде кошек и мышеловок активно использовались и магические. Например, дом обносили освящённым хлебом или разбрасывали по углам скорлупу пасхальных яиц.
Когда я это прочитал, то чуть со стула не свалился! Ничего не напоминает? Ассоциации в глаза не лезут? Что такое освящённый хлеб, как не христианизированная реминисценция ритуального хлебца, известного нам, как колобок?! А скорлупа, взятая от пасхальных, то есть крашеных яиц – не перекликается ли с золотым яичком из сказки «Курочка Ряба»?! А поскольку, как мы ранее установили, и колобок (он же освящённый хлеб), и золотое (оно же пасхальное) яичко – это символы Солнца, то понятен и первородный, языческий смысл данного действа: изначально Солнце призывалось защитить дом не от мышей, а от сил Тьмы, мышами персонифицированных.
И оказывается, что рассматриваемые нами сказки это не только конспект религиозных представлений и не только зашифрованный календарь астрономических событий, но ещё и пособие по практической магии! К ней мы ещё вернёмся, а пока закончим с мышами.
Итак, над мышью в славянских верованиях довлела символика её связи с загробным миром. В очень редких случаях, когда в образе мыши являлась душа предка, связь эта могла пойти человеку на пользу. Вспоминаем сказку «Дочь и падчерица».
У девочки умерла мама. Новой папиной жене она не ко двору. Злая мачеха отправляет бедолажку в лес, подстроив так, что падчерица оказывается в землянке у медведя. Топтыгин предлагает незваной гостье сыграть с ним в жмурки на условии «поймаю – съем!». Шансов спастись у девочки никаких. В этот момент невесть откуда появляется мышка и вызывается играть вместо девочки, давая ей шанс спастись, спрятавшись под печь.
Ну-ка, логику вашу проверим: что это была за самоотверженная мышка? Да, это же душа девочкиной мамы, увидев с небес дочку в смертельной опасности, явилась в образе мыши, чтобы спасти её! Вот про что сказка-то – про всепобеждающую, даже саму смерть, материнскую любовь! А вы думали про жмурки? Или про медведя? Ну-ну… А Велеса-то в облике медведя, хоть, узнали? – ну, и то хорошо!
Но таких сказок, как «Дочь и падчерица» крайне мало. В подавляющем большинстве случаев сказочная мышь выступает как трикстер. Она является причиной, которая влечёт за собой цепь трагических последствий. Её действия носят случайный, незапланированный характер, масштаб их мизерный («…мышка бежала, хвостиком вернула, яичко приломила…»), но последствия глобальны. Инициированный неосторожным действием самого мелкого сказочного персонажа «эффект домино» приводит в конце концов к форменному армагеддону. А всё потому, что за мышью, как за всадником апокалипсиса, следует весь ад. В этом духе понятен трагический финал неадаптированного варианта сказки про репку, где мышь пожирает выращенный дедом корнеплод.
На этом месте я испытал сильнейшее дежавю. Точно такая же мысль посетила меня, когда я подошёл к концовке сказки «Колобок» – ни лиса колобка, ни мышь репку сожрать не могут в принципе, как не может Тьма поглотить Солнце, ведь, именно эта символика заложена в оба произведения. К тому же, такой финал противоречит верованиям наших предков-солнцепоклонников и мифу о смерти и воскрешении Дажьбога. Но тогда получается, что позитивный вариант А.Н. Толстого, который я охаивал с самого начала, имеет куда больше прав на существование, чем неадаптированная версия?!
Помимо односложных вариантов ответа на этот вопрос – «да» и «нет» – мне в голову пришла идея: а не могла ли эта сказка существовать равноценно в обоих вариантах, которые употреблялись по-разному? Ответ могли дать только заложенные в ней календарные сведения.
В том, что таковые имеются, после «Колобка» и «Курочки Рябы», я не сомневался. И та, и другая сказка при анализе выявили чёткие указания не просто на календарные даты, а на астрономические события, которые и по сей день являются точнейшими маркёрами времени.
Легче всего в этом плане расшифровывался «Колобок». Ритуальный сферический хлебец колобок (колоб, колобочек, колобур, колобух, колобушек, колобуха, колобушка, колобка, колобан, колобашка, колобанчик, колобишка, колобища) мог быть испечён только 21 марта к празднику Комоедицы, который был приурочен ко дню весеннего равноденствия и знаменовал собой начало весны. У наших предков это астрономическое событие было к тому же точкой, от которой начинался отсчёт нового года и нового сельскохозяйственного сезона. Однако, обновления одного только Солнца для наступления лета считалось недостаточным, поскольку для этого требовалось так же, чтобы и Луна перешла на «летний режим».
Это и отражено в сказке: на своём пути колобок (Солнце новой весны) последовательно встречает ряд животных, имеющих лунную символику: зайца (первое полнолуние после весеннего равноденствия), волка (убыль полной Луны) и медведя (первое новолуние после весеннего равноденствия). После этого, согласно религиозным взглядам славян заканчивалось «обновление» светил и они начинали функционировать в «летнем режиме».
Окончание астрономической весны и начало астрономического лета обозначено встречей с финальным персонажем – лисой. Лиса – животное вечного оппонента Дажьбога, его вероломной жены Морены. А поскольку Морена является Полудницей, то есть достигает максимальной силы в переломные моменты дня и года – на суточном уровне в полдень и полночь, а на годовом – в дни солнцестояний, то эта встреча датируется днём летнего солнцестояния. Это день «силы» Морены; день очередной ежегодной её победы над Дажьбогом; верхушка лета, после которой «Солнце поворачивает на зиму». С этого момента дни начинают становиться короче и короче, а Солнце – подниматься над горизонтом всё ниже и ниже. Именно это астрономическое событие и описано в сказке, как поедание колобка лисой.
Календарно действие сказки «Колобок» начинается в день весеннего равноденствия и заканчивается в день летнего солнцестояния. В тот день, когда колобок повстречал лису, курочка Ряба снесла яичко…
С «Курочкой Рябой» разбираться было труднее, поскольку прямых и явных указаний на календарные даты в сказке нет. Определять их пришлось по косвенным признакам.
Кладка у кур начинается в январе; с марта, с наступлением тёплых дней, она увеличивается и достигает максимума в апреле-мае-июне. Насиживание начинается после снесения 20-50 яиц. Оканчивается кладка с наступлением линьки. Линька у кур начинается в конце июля – начале августа. Таким образом, куриная физиология уже ограничивает время действия сказки периодом яйценоскости с января по июль.
Кроме того, в развёрнутом варианте сказки присутствует второстепенный, но показательный персонаж – дуб. Его реакция на разбивание яичка – скидывание листвы: «дуб с себя листочки посшибал». То есть на момент, когда мышка разбила яичко, на нём была листва. Значит, зимой или в начале весны действие сказки происходить не может.
Распускается дуб в мае-июне, что, по народным приметам, сопровождается непременным похолоданием. Из двух этих фактов получаем временной интервал действия «Курочки Рябы»: вторая половина июня – первая половина июля.
Внутри этого периода происходит значимое астрономическое событие – летнее солнцестояние. Видимо, и действие сказки пришлось на время столь значимого для наших предков праздника совсем не случайно. Нам же это даёт возможность трактовки календарного смысла сказки про курочку Рябу.
Чёрная в белую крапинку несушка, символизирующая ночь, сносит-рождает пёстрое яичко-Солнце. Это яичко оказывается непродуктивным и нежизнеспособным, ибо это Солнце, идущее «под горку» после летнего солнцестояния. Всё живое, вся природа, персонифицированная дедом и бабой, начинают плакать об уходящем Солнце и горевать о надвигающейся зиме. И лишь курочка, утешающая их, знает, что это временное явление и когда придёт срок снесёт она золотое яичко – Солнце новой весны!
По иронии судьбы, в день, когда колобок повстречался с лисой, а мышка разбила яичко, произошло ещё одно сказочное событие – «посадил дед репку». Почему я так уверен? Да, потому, что наши предки сами нам оставили чёткое указание на это в календаре народных сельскохозяйственных примет: сей репу на Аграфену, хороша репа будет.
Под «Аграфеной» в данном случае понимается день почитания памяти христианской святой Агриппины – 23 июня. В народе этот день звался по-разному: Аграфена, Аграфена Лютые корни, Аграфена Купальница, Канун Ивана Купалы…
С этого дня начинали купаться в открытых водоемах, однако, к этому процессу название праздника никакого отношения не имеет. И Купальница, и Купала происходят от еле припудренного христианскими инкорпорациями имени языческого божества плодов Купалы. А оно – имя – в свою очередь происходит от славянского «купавна» - белый, причём в конкретном значении «белый свет».
Купала – праздник космический. Это момент, когда Солнце в годовом своём пути по небосводу достигает максимальной точки, «стоит» в которой с 22 по 24 июня, а затем начинает «катиться под горку». На эти даты приходятся самые длинные дни и самые короткие ночи, после которых день начинает укорачиваться. Мы называем это летним солнцестоянием и началом астрономического лета.
Наши предки почитали этот праздник не менее, чем приход весны. «Против праздника Рождества Великаго Иоанна Предтечи и в нощи на самый праздник, и в весь день и до нощи мужи и жены и дети в домех и по улицам и ходя и по водам, глумы творят всякими играми и всякими скомрашествы и песни сатанинскими и плясками, гусльми и иными многими виды и скаредными образовании. И егда нощь мимо ходит, тогда отходят к роще с великим кричанием, аки бесни, омываются водою» («Стоглав»).
Значимости праздника мы имеем не только фольклорно-летописные свидетельства, но и материальные. Например, на точку восхода Солнца в день летнего солнцестояния ориентированы главные оси Стоунхенджа и Аркаима. А говорит это о том, что 5000 лет назад у народов, разделённых 4000 километров, к этому празднику было абсолютно одинаковое отношение.
Купала был праздником и грустным, и радостным одновременно. Радостным от того, что это был праздник ожидания нового урожая, а грустным от того, что Солнце красное пошло на убыль. По этому поводу устраивались «проводы весны». Во времена языческие это был религиозный ритуал – символические похороны Ярилы.
Благодаря пьесе А.Н. Островского «Снегурочка», про Ярилу укоренилось заблуждение, что это бог Солнца. На самом же деле, к Солнцу он имел отношение весьма относительное, а был божеством производительных сил природы – яри (отсюда однокоренные слова яровая, яркий, яростный). Время разгула Ярилы – весна, а как только Солнце «повернуло на зиму» – тут ему и смерть. На ритуальных похоронах Ярилу изображало соломенное чучело с гипертрофированным половым членом в возбуждённом состоянии, одетое в богатые одежды и украшения. После победы христианства выраженную фаллическую символику пришлось заретушировать, а Ярила мимикрировал в менее выразительных Кострому или Кострубонько, которых церковь, хотя и не одобряла, но терпела.
Имена Кострома и Кострубонько происходят от самого яркого атрибута праздника – купальских «огней» (костров). Костры надлежало разводить в изобилии – один костёр максимум на двух человек. В идеале зажигали их «живым огнём» добытым самым архаичным способом – трением дерева о дерево. Непременным праздничным мероприятием были прыжки через пламя: «Нецыи, пожар запалив, предскакаху по древнему некоему обычаю» («Стоглав»). Обязательное купание и столь же обязательные прыжки через костёр вместе складывались в ритуал очищения водой и огнём.
Купальские дни до сих пор считаются самыми магическими в году. Девушкам это самое подходящее время для гаданий на суженого-ряженого. В это время деревья могут переходить с места на место, а травы обретают дар речи. Кроме того, лечебные и ядовитые растения, собранные в эти дни имеют наибольшую силу: «Исходят мужие и жены чаровницы по лугам и по болотам и в пустыни и в дубравы, ищущи смертныя травы и приветрочрева, от травнаго зелия на пагубу человеком и скотом; ту же и дивия корения копают на потворение мужем своим. Сия вся творят действом диаволим, с приговоры сатанинскими» (Летопись Памфиловского монастыря). Ну, а кому повезёт, тому дастся в руки цветок папоротника, который цветёт только раз в году, в полночь на Ивана Купалу.
Я не знаю, какая символика среди этого придавалась репе, но то, что её посадка в эти дни носила ритуальный характер, я не сомневаюсь. Выше мы упомянули, что репа была культовым растением и помимо посадок утилитарного назначения, она выращивалась и в магических целях. А раз так, то и посадки эти должны были осуществляться не произвольно, а в строго определённые моменты, самым подходящим из которых был момент солнцестояния. Когда христианство искоренило языческую традицию, первородный смысл ритуального посева репы был потерян, а запечатлённый в народной памяти отголосок тех верований обосновывал рекомендацию сеять репу именно «на Аграфену» тем, что она будет гипотетически «хороша».
С определённой точностью мы можем реконструировать и дату, когда сказочный дед начал репку извлекать. Что-то скажет нам народный календарь?
С Ильина дня защипывают (собирают) горох, а репу с Ивана Постного. Иван Постный, он же Иван Пролеток – это 11 сентября. По церковному календарю на этот день приходится чествование памяти усекновения честныя главы Иоанна Предтечи, Крестителя Господня: кто Ивану Крестителю не постит – за того и сам набольший поп грехов не умолит! С него начинается «бабье лето», которое продлится до 22 сентября: с Ивана Постного мужик осень встречает, баба свое – бабье – лето начинает. С этого же дня начинают сбор корнеплодов: на Ивана Постного собирай коренья рослые.
И хотя репа оказалась тесно связана с именем Иоанна Крестителя – посадка приурочена к его дню рождения, уборка – ко дню смерти – эта связь между ними случайна. Если христианский праздник слегка поскоблить, то из-под лика Иоанна Предтечи выглянет махровое язычество. 11 сентября – это праздник Рода и рожаниц. Это именно Роду была посвящена репа, как ритуальная культура. И тоже становится понятно, почему сельскохозяйственный календарь предписывал убирать её именно с этого дня.
Христиане в этот день соблюдают строгий пост и не употребляют в пищу ничего, что внешним видом даже отдалённо могло бы напомнить отрубленную человеческую голову. У язычников праздник проходил не в пример веселее.
После зачина, на котором прославлялись Род, Лада и Леля, устраивались «похороны мухи». Пойманную муху или другое какое насекомое клали в домовину из моркови, торжественно относили на пустырь и зарывали в могилу. Этим действом насекомые как бы предуготавливались к грядущему зимнему оцепенению. Муха, «проснувшаяся» среди зимы, считалась выходцем с того света и мы до сих пор верим, что она «к покойнику».
Далее следовала обрядовая охота на «лосих». Смысл её сводился к тому, что парням требовалось поймать двух девушек, выряженных лосихами или оленихами. Одну пойманную отпускали сразу. Вторую вели на местное капище, где бранили за то, что заставила охотников побегать-попотеть, и тоже отпускали. Тонкий смысл этого игрища был утерян, видимо, ещё до прихода христианства, но насколько мы можем судить по дошедшим до нас деталям, в основе его лежали архаичные охотничьи обряды и культ Матери-оленихи, вытесненный в глубокой древности культом коровы.Заканчивался день рожаничным пиром и игрищами. На пиру полагалось ставить на стол обрядовые кушанья: творог, яйца, сыр, оленину или говядину, овсяную кашу, ягодное вино. А «развлекательная часть» начиналась с хоровода, водимого вокруг самой старшей из присутствующих женщин. Старуха при этом в руках держала овсяный хлеб, который по окончании хоровода делился на всех участников и считался лекарством для людей и для скота.
Уборка репы завершалась к 28 сентября – ко дню памяти великомученика Никиты. В народе его звали Репорез. А промежуток с 11 по 28 сентября на языческой Руси называли Репными днями. И опять не может быть случайным совпадением, что внутри этого отрезка оказывается астрономически-значимое событие – осеннее равноденствие! И мы имеем все основания предполагать, что сказочный дед «пошёл репку рвать» 23 сентября.
Вы знаете, что меня потрясает больше всего? Это как гениальные авторы сказок столь скупыми фразами могли передать такой колоссальный объём информации! Вот фрагмент: «Посадил дед репку. Выросла репка большая-пребольшая. Пошел дед репку рвать: тянет-потянет, вытянуть не может» – а в нём и летнее солнцестояние, и осеннее равноденствие, и этапы сельскохозяйственных работ, и даты религиозных праздников. В 16 слов спрессовано то, про что я пишу уже третью главу.
Ну, а какой же у этой сказки, всё-таки, финал? По мифу – Жива воскресила Дажьбога. По календарю астрономических событий – за осенним равноденствием следует зимнее солнцестояние и очередной «поворот Солнца на лето». Значит, и по сказке – репку в конце-концов должны вытянуть. Вот теперь-то и попытаемся свести магию, астрономию и детские игры воедино, как бы безумно это на первый взгляд не казалось.
Вслушаемся ещё раз – не торопясь, закрыв глаза и низким голосом читая нараспев:
…кошка за сучку,Ничего не напоминает? Это же магическая формула, заклинание! Конечно, не в первородном виде, а в искажённом и редуцированном, но всё же (а вы были уверены, что все заклинания произносятся либо на латыни, либо на древне-еврейском? – срочно бросайте смотреть голливудские ужастики! ). Перед нами отголосок, тень какого-то обряда, которым волхвы «вытягивали» Солнце с того света.
Я полагаю, что обряд этот начинался в день осеннего равноденствия, что чётко отражено в сказке, и был связан с пригоризонтными наблюдениями за Солнцем (об устройстве пригоризонтных обсерваторий, каковыми являются упомянутые Стоунхендж и Аркаим, я писал в «Молчании звёзд» [7]). Каждый день волхв, отмечая, что Солнце сегодня взошло ещё позднее и ещё дальше к югу печально констатировал «тянут-потянут, вытянуть не могут»!
21 декабря точка восхода Солнца смещаться к югу переставала, а 24-го – начинала обратный путь к северу. С этого момента день начинал прибавляться – вытянули репку!
Действие не только «Репки», но и «Курочки Рябы», и «Колобка» заканчивается в этот день. Курочка обещает снести золотое яичко – Солнце новой весны, прирастающее после зимнего солнцестояния. И мы можем быть уверены, что она его снесёт! И только в этот день! А в полной версии «Колобка» дед догоняет лису, вспарывает ей брюхо и из него колобок выкатывается, как ни в чём не бывало. Это тоже символ освобождения Солнца из зимней летаргии и его «поворота на весну».
Вот и «Репка» в том варианте, где её съедает в финале мышь, имеет право на существование в тот период, когда Солнце идёт на убыль. А в день зимнего солнцестояния вступает в силу тот её вариант, который в этой символической битве за Солнце оканчивается победой!
Ну, а что же сказать насчёт третьего – сюрреалистического – варианта сказки, в котором вместо животных фигурируют ноги. И ему есть место!
Валерий Панюшкин в своей статье «Великая загадка сказки про репку» даёт своё толкование этому варианту:
Разобраться, зачем им понадобился пресловутый корнеплод, вновь помогает фольклорное наследие. У славянских ребятишек была игра вроде современной чехарды. Она сопровождалась песенкой: «Один сядет репой: другой тащит за ногу, не стащит; тащит третий, тащит четвертый, все не стащат. Соберется побольше: вытянули репку!..» Похоже, из этой игры и растет появление столь странных персонажей-помощников.
А что если всё было так. Сначала на основе многолетних наблюдений за Солнцем сформировался календарный миф о ежегодных смерти и воскрешении солнцебога. Верование породило ритуал, комплекс магических действий по «вытягиванию Солнца». Малопонятные пассы волхвов были собезьянничаны детворой и превратились в игру, которой суждено было надолго пережить и веру, и действа её породившие.
Возможность такой трансформации ритуальных действий в детскую забаву (правда, на примере другой игры «Гуси-гуси – га-га-га!» ) рассматривал В.Н. Дёмин: «Не исключено, что в далёком индо-европейском прошлом дожившая до нашего времени детская забава с беготнёй представляла собой серьёзное ритуальное игрище, в коем участвовали жрецы и их паства» («Гиперборейские тайны Руси»). Я считаю, что данный постулат вполне применим и в нашем случае и В. Панюшкин вполне здраво определил вектор.
Слова Валерия Никитича Дёмина дерзну дополнить собственной мыслью: в своём глобальном плане гениальные создатели сказок отводили детям роль краеугольного камня – им надлежало стать главными хранителями сакрального знания. И они ими стали!
Наблюдения превратились в знание, знание – в догму, догма – в веру, вера – в миф, миф – в сказку… а информация осталась информацией. В ходе своих метаморфоз она неоднократно сменила личину, но не потеряла от этого своей ценности. Ушли поколения, сменись боги, утерялся первородный смысл… а сказки пережили всё это и донесли до нас заключённые в них сакральные коды. А возможным это стало благодаря тому, что из поколения в поколение сказкам внимала самая восприимчивая и непредвзятая аудитория – дети.
У детей чистые души и открытые сердца; их мозги не загажены тленом курсов доллара и индексов Доу-Джонса. Любую информацию они впитывают, как губки, причём, фиксируют её с минимальными искажениями, поскольку им ещё чужды циничное критиканство и мещанский утилитаризм. И в жизни они разбираются лучше нас, взрослых. Они умеют расставлять приоритеты и точно знают цену всему. Дайте любому несмышлёнышу карандаш и бумагу и что он нарисует? Две самые дорогие вещи – маму и Солнышко. Машины и танки он начнёт рисовать гораздо позже, когда вы его научите, а начнёт он непременно с этого, с самого дорогого, что есть у каждого человека.
По этой же причине незатейливую песенку Льва Ошанина и Аркадия Островского, не прижившуюся во взрослой аудитории, дети приняли, полюбили и сделали своей, детской. Они интуитивно поняли то, до чего не дошли окостеневшие мозги и очерствевшие сердца взрослых: что по природе своей это не просто музыкальное произведение, а… молитва. Молитва о самом главном:
Пусть всегда будет Солнце,Орлов Владимир.
Ссылки:
[1] https://62info.ru/node/5438
[2] https://62info.ru/node/2478
[3] https://62info.ru/phpbb/viewtopic.php?f=30&t=88
[4] https://62info.ru/node/259
[5] https://62info.ru/node/2789
[6] https://62info.ru/system/files/images/user_images/u1/docs1/repa17_0.jpg
[7] https://62info.ru/node/5866
[8] https://62info.ru/system/files/images/user_images/u1/docs1/repa18_0.jpg