СОЛДАТЫ
Шёл последний, третий год службы в армии Андрея Быстрова и его сверстников. Чем зримее становились очертания «дембеля», тем длиннее казались сутки, привычные армейские будни. Но время устроено так: когда мы стараемся задержать его бег, оно стремится вперёд; если его торопить, то получается как раз обратный эффект. Особенно это ощутимо на срочной военной службе, когда люди не связывают этот период с какой-то жизненной перспективой. У некоторых вообще укоренилось мнение, что годы в армии – безвозвратно потерянное время для учёбы, работы, семейных отношений, карьеры. Словом, вычеркнутые из жизни годы и всё тут. Отсюда те, у кого есть возможность, деньги, другие рычаги, «косят» от армии.
Андрей проходил службу в начале шестидесятых годов прошлого столетия, когда она в житейском представлении, особенно в деревне, считалась трудной, но почётной обязанностью. Если парню давали «белый билет», то не всякая девчонка пойдёт за него замуж – значит, больной или дефектный. Служили последние дети, родившиеся перед войной. Их было много, военкоматам без труда удавалось справляться с мобилизацией, ребят с самыми малыми изъянами оставляли дома. Со службой мирились как с неизбежностью и для этого срока раздвигали рамки обычных занятий, даже женитьбу переносили на три года, что для жениха и невесты было весьма рискованным делом.
Остро ощущались последствия завершившейся полтора десятилетия назад Великой войны. Почти без передышки началось нагнетание другой войны - «холодной», когда требовалось порох держать сухим, крепить боеготовность. Кто же тогда будет защищать рубежи и безопасность Родины и семей?
Быстров служил в одном из авиационных подразделений, расквартированных в западной Украине. После призыва попал в школу авиационных механиков, через год стал специалистом по кислородному и высотному оборудованию самолётов. Бытовала поговорка: «Там, где начинается авиация, кончается дисциплина». Действительно, у авиаторов границы уставных отношений между лётчиками, техниками, механиками несколько стёрты. Наверно, это обусловлено характером службы, доверительными отношениями, ведь лётчик вверяет свою жизнь, технику людям, с которыми общается, дружит, строит, как теперь говорят, неформальные отношения. Проверить готовность всех систем он не имеет возможности, да это и не входит в его обязанности. Иногда после полёта вместо отметки в журнале скажет технику или механику: «Коля, там лючок открылся, ты наладь защёлку», или «Что-то кислород вытягивать приходилось, посмотри, что там». Каждый схватывал замечание, как собственную недоработку, подтягивался и отвечал: «Будет сделано, командир!». Шутки здесь были неуместны.
Строгости в воинской части определялись скорее его расположением. Непрошло десятка лет, как перестало существовать организованное, бандеровское сопротивление, именно из этих мест набирались бойцы в отряды украинских националистов, выступавших на стороне немцев. В этих местах жители в основном лояльно относились к немцам, сотрудничали, некоторые даже сожительствовали. Иногда кто-то из местных, не таясь, покажет на парня 16 – 17 лет и, хитро усмехнувшись, скажет: «Это немец ». И такие эпизоды не осуждались, считались обычными.
Как-то Андрею с группой довелось быть в командировке во Львове. Среди прочих достопримечательных мест некогда польского древнего города они посетили известное Лычаковское кладбище. В череде склепов, роскошных памятников вдруг вырывались скромные надгробия с одинаковой надписью: «Погиб от рук убийцы». Обычно в таких могилах лежали инженеры, врачи, военные, учителя, советские служащие, словом, представители интеллигенции, искореняемой антисоветскими, националистическими структурами.
Пополнение части происходило из западных украинских областей и территорий. Наверно, в части рядом с Андреем служили дети или братья тех, кто участвовал в бандеровских формированиях, служил в УПА – Украинской повстанческой армии, выступавшей на стороне фашистов. Тогда невозможно было представить, что спустя несколько десятилетий эти участники будут приравнены в правах и привилегиях, наградах и званиях, добрых словах и памяти с победителями. Развалится Советский Союз, Украина станет самостийной, многие проводимые в ней реформы будут строиться вопреки сложившимся православным, житейским, территориальным традициям и устремлениям людей, привыкшим веками строить добрососедские отношения с русским и другими народами. Новые руководители начнут процесс отторжения от России, сближения с Западом. Но то будет позже.
Состав новобранцев был, как и везде, интернациональный: русских представляли две сотни парней из разных областей, служили латыши, литовцы, даже немцы из бывших поволжских. Служили, дружили, учились обслуживать самолёты, жили армейской, казарменной жизнью. Учебная рота насчитывала примерно 150 человек, все жили в одном помещении. Койки в два яруса, узенькие проходы, в каждый из которых при объявлении подъёма или, хуже того, тревоги сваливаются четыре человека сразу. Распорядок дня: в 6 часов утра – подъём, в 22 часа – отбой на всю жизнь оставили след. Даже в студенческие годы во время экзаменов ночью он творить не мог. В казарме днём оставались, как правило, одни дежурные и дневальные, которые приводили помещение в порядок. Только избавить помещение от спёртого воздуха – трудов стоит. И всё-таки казарма была родным домом. В казарме писали письма, много писем, особенно в первые месяцы службы. Писали каждую свободную минуту родным, близким, друзьям. Особую категорию адресатов составляли девушки. Редкий солдат не переписывался с подругой, соседкой, любимой, невестой. Причём переписка с девчатами носила особый статус – влюблённости, даже если в обычной жизни отношения носили вполне дружеский характер.
Быстров тоже переписывался с Галей из техникума. Не то, чтобы он был сильно влюблён и связывал какие-то послеармейские надежды, просто не хотел находиться в числе тех неудачников, у кого нет девушки. Девчонки более чувствительны и практичны, они знают, что за три года воды утекает много. Сколько парней возвращались, а к ожидавшим подругам становились равнодушны. Однажды Галя написала ему, что ей писать больше не нужно, она выходит замуж. Он взорвался и в последнем письме высказал всё, что о ней думает. Правда, вдумался и оправдал её: что ей оставалось делать?
У Александра Грибоедова есть такие строчки:Кто на три года вдаль уедет.
Почтальоны сгибались под тяжестью сумок с почтой. Иногда можно было увидеть загрустившего солдата. Это означало многое: долго нет писем, что-то случилось дома, просто человек плохо переносит службу с её жёстким режимом, ограничениями и подчинённостью воинским уставам. Тяготы армейской службы состоят не в физических нагрузках, не в марш-бросках, не в плохом питании, хотя все эти факторы имеют место. Главная трудность заключается во всевозможных ограничениях. Я хочу сегодня пойти на танцы, в кино, на рыбалку, на свидание. Как правило, желание упирается в обычное «нельзя». Нельзя хотя бы вечером поменять форму на штатскую одежду, нельзя идти по улице с расстёгнутым воротником, нельзя вообще идти без цели, нельзя даже в свободное время выйти за пределы части, ибо это приравнивается к самовольной отлучке. Некоторые возмущаются вслух, но получают нарекания и наказания. Другие – молчуны, несут службу безропотно, ни с кем не делятся, протест таят в себе. За такими стараются приглядывать командиры, друзья соседи по койке, пытаются узнать причину, разговорить, отвлечь от грустных мыслей. От молчунов никогда ничего не добиться, они сами принимают неожиданные, шокирующие решения. Однажды в воскресный, солнечный день, когда каждый чем-либо занят, прозвучал выстрел. Оказалось, покончил с собой, будучи в карауле с оружием, курсант соседней роты. Он из породы молчунов, получил известие из дома о том, что его девушка вышла замуж. Обычно солдатам с таким настроением оружия не дают, от них всего можно ожидать, а тут не доглядели.
Вскоре пришла из штаба воздушной армии директива о создании в учебной части курсов по подготовке младших командиров, постоянного сержантского состава, инструкторов. Предполагалось, что с их помощью в части укрепится дисциплина, изменится отношение к учёбе. Что и говорить, настрой на учёбу был шаляй-валяйным. В основном крестьянские, рассудительные парни задавались вопросом: «А что эта учёба, полученные знания и военная профессия дадут мне на гражданке?». И только отработанная система армейских порядков, приёмов и стимулов приводили к нужным результатам.
Из каждой роты отобрали по пять-шесть наиболее грамотных, дисциплинированных курсантов, склонных к лидерству, создали взвод числом примерно 60 человек, влили его в четвёртую роту. Начался интенсивный курс обучения и подготовки младших командиров. Дисциплина в новом подразделении установилась на высокой планке, оно было на виду, аналогов ему не было. Их направляли в самые ответственные караулы, поездки за пополнением, в командировки. Однажды среди ночи взвод подняли по тревоге. Через минуту четыре шеренги курсантов с оружием и полном облачении стояли перед казармой. Обычно в таких случаях шутили: мол, поднять подняли, а разбудить забыли. На сей раз сон отлетел быстро.
Чуть в стороне стояли офицеры, среди них командир роты Санин. Он вышел перед строем и своим пронзительным голосом поставил задачу: «На нашей станции стоит поезд с пьяной бандой призывников, которые всё громят, грабят, насилуют. Задача в том, чтобы локализовать, пресечь преступления. Патронов не жалеть! Патроны подвезут позже!». И дал команду на посадку в стоявшие крытые грузовики. Ехать было не более получаса, все находились под впечатлением момента. Тихо переговаривались: «Неужели стрелять придётся? Ведь они такие же, как и мы год назад…». Когда подъехали к станции, построились, увидели большое число вываливших из вагонов разношёрстных призывников, одетых кое-как, разбившихся на кучки и являвших удивление при виде большого количества вооружённых солдат. Они успели протрезветь, изрядно застыть – ночь стояла прохладной, и выглядели вполне мирно, даже виновато. Курсантов попарно расставили на перроне и вдоль поезда, патронов, естественно, не раздавали. Ещё бы, не хватало хлопот и забот! Вдруг кто-то пальнёт… ЧП на всю армию. Патроны выдавали только перед заступлением в караулы.
Осмелев, ребята стали подходить к курсантам, с интересом разглядывали их, видимо, представляя себя спустя какое-то время в их состоянии. Задавали простодушные вопросы: «А вы на самом деле стрелять будете?». «Будем, при необходимости»,- отвечали солдаты с чувством ответственности и причастности к событию. «Мы не хулиганим, это были несколько пьяных ребят, так их забрали», - миролюбиво отвечали призывники. Часа через два объявили посадку, состав отправился, а курсанты вернулись в казарму.
На первом году службы, точнее 12 апреля 1961 года на учебном аэродроме шли обычные занятия. Группы курсантов переходили от одного самолёта к другому и выполняли необходимый объём работ на электрическом, кислородном, двигательном оборудовании, на фезюляже. В перерывах курили, «травили» байки, рассказывали анекдоты, прикалывали друг друга. Тогда на вооружении стояли бомбардировщики ИЛ-28, двухмоторные. Один парень крестьянского склада, проникаясь сложностью техники, спрашивает у товарища: «Слушай, Миша, я понял, что один двигатель заводится от горючего. А второй-то как?». Миша был из числа юмористов, не моргнув глазом, ответил: «А второй приводится через ремённую передачу от первого». Сидевшие рядом курсанты захохотали, и розыгрыш мог продолжаться весь перерыв.
Однако смех мгновенно прекратился, все увидели бегущего по взлётной полосе дежурного офицера. Он был без фуражки и что-то кричал истошным голосом. «Не война ли?» - мелькнуло у некоторых. Напряжение в мире тогда было высоким. Офицера окружили. Ещё не отдышавшись, он выкрикивал: «Человек в космосе! Русский! Военный лётчик!». В то время мало кто знал что-нибудь о космосе, тем более о запуске туда человека. Опомнившись, стали задавать вопросы: «Как фамилия? Из какого полка? Какое звание?». Офицер фамилию забыл и стал перебирать: «Не то Гарин, не то Гаранин… А вспомнил: Гагарин…Юрий зовут!», - радостно выпалил он, на другие вопросы ответа не было. Вечером, сидя у репродуктора в красном уголке, слушали подробности полёта первого человека в космос.
***- Нет, Быстров, ты не прав. Зачем мне нужен заместитель, который в одно время со мной с работы уходить станет, а взвод после отбоя будет предоставлен сам себе. Ты запомни, что все приключения и преступления происходят ночью: самоволки, драки, поножовщина, кража оружия. Да мало что может случиться при таком скоплении людей, характеров, национальных проявлений. Ты смотри за ребятами, склонными к криминальным делам, кто может тайно верховодить, быть авторитетом. Я это знаю по прежним местам службы. Хорошо, что нашу роту пока Бог милует. Так вот все обострения происходят ночью, когда командиры покидают казарму. А вот ты и другие сержанты, чьи койки стоят в общем ряду, можете вовремя принять меры, погасить скандал, вызвать быстро дежурного по части, офицеров, словом, предупредить преступление, может, даже чью-то жизнь спасти. Так что мне нужен заместитель в казарме круглосуточно, - откровенно признался Шойхет.
Помолчав, что-то обдумывая, вдруг спросил:- Я перед армией окончил техникум, успел поработать на одном оборонном заводе в литейном цехе в четырёхсменном режиме. Там тоже не сахар. Скорее всего, всё-таки после армии буду поступать в гражданский институт, совершенствовать профессию. А там видно будет, служить ещё долго.
Они забрали пополнение, около трёхсот человек разношёрстной публики. Разместили по вагонам. Стали перебирать военкоматские карточки призывников, чтобы отобрать в роту приметных ребят: грамотных, спортсменов, музыкантов, фотографов, художников. Такой привилегией пользовались все сопровождающие. В часть кроме украинцев привезли из Литвы, Латвии, Молдавии, немцев из Поволжья, из некоторых российских областей. Снова наполнили роты, начался ставший привычным цикл обучения и службы.
Однажды Шойхет пригласил Быстрова в канцелярию – обиталище офицеров роты.Вскоре его приняли кандидатом в члены КПСС.
***
Время проходило в привычном режиме, в строгости, в подготовке механиков для авиационных полков. Снова многие шарахались от учёбы, но вступал в действие армейский принцип: «Не можешь – научат, не хочешь – заставят». За хорошие поступки поошряли вплоть до краткосрочного отпуска на родину, за проступки наказывали. Строгость в подразделении держал старшина роты Щётинский. В его обязанности входило наведение и поддержание порядка в казарме и на прилегающей территории, кормление в столовой, обмундирование, помывка, стирка и множество мелких хозяйственных обязанностей. Старшинами рот были, как правило, фронтовики, не успевшие выучиться, получить профессию. Они держались независимо даже с офицерами. Курсанты знали слабые места старшины, ведь некоторые куосанты имели высшее образование, где-нибудь в курилке беззлобно подтрунивали.- Это очень легко, - старшина вошёл в сквер, позвал шутника. – Бери, Кравчук, лопату и копай от забора и до обеда. Глядишь, расстояние и время сойдутся.
Сквер перед зданием казармы – особая история. По длине он равнялся казарме, по периметру обсажен густым подстриженным кустарником, внутри разбивались клумбы с цветами. Все построения роты проходили за сквером, но через сквер то ли по-солдатски непродуманно, то ли умышленно не сделали тропинки и бежать в строй нужно было, огибая половину сквера. Опаздывающие обычно «срезали» углы и через кусты бежали в строй. Старшина Щетинский знал об этой слабости, был бдителен. Он останавливался перед строем, вызывал провинившихся, объявлял один наряд на кухню вне очереди и обычно присовокупливал: «Я вам докажу, что сумма двух катетов короче гипотенузы». Ровное течение службы перемежалось происшествиями, некоторые из них считались чрезвычайными. Обычно в воскресенье много свободного времени, занимают его кто как может. Одни пишут письма, другие играют в футбол или волейбол, третьи ходят в гости. Недавно открыли на территории части солдатское кафе, где за чаем можно посидеть с друзьями или земляками. Однажды произошло по военным меркам ЧП – чрезвычайное происшествие. Несколько курсантов-выходцев из прибалтийских республик в погожее воскресенье удалились на болото в пределах части. Одни преобразили внешность: опустили отвороты пилоток, засучили по локоть рукава гимнастёрок, изменили форму погон, сняли звёздочки, завернули сапоги, вымазали грязью лица. В руках появились деревянные автоматы, похожие на немецкие военного образца. Ну, настоящие немцы, фашисты, вооружённые и свирепые. Другая группа осталась в своей обычной форме. Начался условный бой, где немцы уничтожали русских, убивая и забирая в плен. Игра затянулась, у них появился азарт, загорелись глаза, им доставляла истинное наслаждение победа в бою над русскими. Всю баталию фотографировали в подробностях.
На другой день фотокарточки оказались в политотделе, видимо, за их приготовлениями следили или кто-то из участников действа проинформировал. Скандал был большой, но за пределы части не вышел. Дали понять, что была игра с искажением действительности. С ребятами провели нужные беседы, они ходили, как в воду опущенные, боясь посмотреть в глаза сослуживцам. Но все поняли истинный настрой прибалтов, их отношение к советским порядкам. Конечно, им больше по душе были немецкие. Однако тогда не думали, что всё так глубоко зарыто. Пройдут десятилетия, развалится Советский Союз, одними из первых из него выйдут прибалтийские республики, начнётся враждебная антисоветская, антирусская кампания.
***командование части обязано было организовать подготовительные курсы для содействия поступающим. В случае провала на вступительных экзаменах абитуриент обязан возвратиться на место службы и снова стать солдатом до окончания срока, то есть на три-четыре месяца.
Опасения командования подтвердились, почти все младшие командиры изъявили желание поступать в вузы, ибо возникало несколько маленьких привилегий. Во-первых, подготовительные курсы организовывались в средней школе посёлка, значит, трижды в неделю можно почувствовать себя вольным слушателем. Затем месяц полагался на сдачу экзаменов, и даже в случае неудачи его можно провести дома или рядом. Полной победой считается успешная сдача вступительных экзаменов и зачисление в число студентов. Ради такого стоило потрудиться.
Однако командование части не собиралось легко сдаваться. Оно объявило, что по окончании курсов будут устроены экзамены – своего рода «сито», и тот, кто имеет слабые знания и не сдаст их, не будет отпущен. Делалось под благовидным предлогом – мы не можем допустить, чтобы наши абитуриенты слабо были подготовлены. Все поняли, что этот пропускник пройдут немногие. Но в приказе министра обороны не говорилось о таком «сите», значит, это самодеятельность местных командиров. Третий год службы объясняет многое. Военнослужащие обретают большой опыт, уверенность, смелость, мол, срок службы не добавят и в тюрьму не посадят. Организовали коллективное письмо командующему воздушной армией, спустя короткое время все препятствия были сняты.
Андрей и большинство сержантов добросовестно восполняли потерянные за время армейской службы знания. Конечно, те, кто только что окончил школу, выглядят предпочтительней, но он и мысли не мог допустить, что придётся возвратиться в часть после провала на вступительных экзаменах - просто позор! Да и служить ещё несколько месяцев будет мучительно. Он внимал всему, что давалось в школе и при случае подчитывал в казарме. Некоторые же не стремились в институт и к подготовке к экзаменам относились легко: занятия прогуливали или подрёмывали на них, бегали к местным девчонкам, посмеивались над слишком усердными зубрилами.
СТУДЕНТЫ
Настало время считать оставшиеся до демобилизации дни по ужинам. Поужинали – день прошёл, и так девяносто дней. До чего же медлителен этот солдатский календарь!
И вот пришёл долгожданный день отъезда. Создалась двойственность: насовсем прощаться или на время. Большинство отъезжающих «рубило канаты». На перроне толпились и отъезжающие, и провожающие, среди которых мелькали офицерские фигуры. С командиром роты в станционном буфете выпили по сотне граммов, он пожелал всем троим своим подчинённым успешного поступления. Быстров ехал поступать в Горский механический институт, компанию ему составили Стас Шишков, Валера Зубцов, Эдик Мамонтов и Володя Ларионов. Ему исполнилось 23 года, возраст, когда его некоторые сверстники, «закосившие» от армии, получили дипломы об окончании вузов.
Приехали. Без проволочек сдали документы в приёмную комиссию, разместились в общежитии и почти без передышки на экзамены. Особую трудность представлял иностранный язык. Дело в том, что в школе он учил немецкий, здорово учил – таков был учитель. В техникуме был только английский. За три года английский вылетел из головы, немецкий остался. В институт сдавал немецкий.
Все армейцы приходили на экзамены подчёркнуто в гимнастёрках со свежими подворотничками, в начищенных сапогах. За отворотами пилоток прятали шпаргалки. Незнакомые, они приветствовали друг друга, перебрасывались несколькими фразами. К сожалению, служба не давала привилегий и преимуществ при поступлении, как принято в некоторых странах, например, в Израиле, где в армию стремятся, где даже девушки служат. Солдатская форма только психологически вызывала сочувствие у некоторых экзаменаторов. Почти каждый из них непременно как-то реагировал, перебрасывался лишней фразой или просто сочувственно улыбался: то ли жалели за безвозвратно потраченные годы, то ли видели крепких физически и духом парней, на долю которых выпали испытания, связанные со всевозможными ограничениями в поведении, выборе желаний, свободой перемещения, формы одежды, с выражением своих эмоций, и у которых не угасло стремление к постижению наук и поиска своего места под солнцем.
Словом, вступительные экзамены Быстров сдал, набрал нужные проходные баллы и через несколько дней судорожно «утюжил» вывешенные на доске объявлений списки зачисленных в институт. Несколько раз взгляд пробегал мимо фамилии, возвращался, пока устойчиво не упёрся в неё. Напряжение было настолько велико, что поначалу даже не обрадовался, не подпрыгнул и не завопил, как некоторые: одни от радости, другие от горечи. Только отойдя от доски, ощутил в душе прилив тёплой волны, вернулся, ещё раз убедился в том, что стал студентом. В числе зачисленных также оказался Володя Ларионов.
Шишков, Зубцов и Мамонтов «провалились» на первом же экзамене – ещё одно подтверждение того, что военнослужащие не имеют льгот при поступлении в вузы. Однополчане встретились в кафе, выпили, разговорились. Хмель подействовал, у Андрея исчезло двойственное чувство: с одной стороны он был безмерно рад своей удаче, с другой – сочувствовал товарищам, которым нужно возвращаться в часть и несколько месяцев дослуживать в том месте и с теми людьми, с которыми недавно распрощались. Но ребята уже успели свыкнуться со своим поражением и начали подтрунивать над собой, друг над другом, выпили за успех Андрея и Володи, которые просили передать приветы общим знакомым.
***Начиналась новая пора в жизни Быстрова. Он даже не задумывался, на что будет жить, хотя пришло время сменить военную форму на вольную. Мать за работу в колхозе получала вместо денег «палочки», брат имел свою семью и жил скромно. Но все были рады его успеху. К первому сентября купили ему самое необходимое, жить же предстояло на стипендию.
Накануне объявили сбор группы. В аудитории приглядывались друг к другу, ведь предстояло в таком составе проучиться пять лет. В группе на два с половиной десятка парней пришлось две девочки - Люся и Алла – обычная картина для технического института. Несколько ребят после армии, правда, никто форму не надел – ни к чему. Остальные «желторотые», вчерашние десятиклассники. Объяснили институтские порядки: лекции, семинары, лабораторные, дважды в год – сессия. Быстрова назначили старостой группы. Ну, кого же ещё? Армеец, сержант, кандидат партии, пролетарского происхождения. Всем армейцам, но далеко не всем желающим, дали места в общежитии. Потекли студенческие дни и месяцы. Изучаемые дисциплины наваливались тяжёлым грузом. Высшая математика и теоретическая механика, сопромат (сопротивление материалов) и теория механизмов и машин, гидравлика и экономика поначалу чередовались с химией, физикой, черчением, английским и философией. Лабораторные, коллоквиумы, зачёты, семинары. Только успевай поворачиваться. Стоит чуть ослабить – уже должник. Каждый преподаватель свою дисциплину, свой предмет считал главнейшим и доказывал, что в будущей профессии инженера без него просто не обойтись.
Но студент оставался студентом. Многие «закалывали» лекции, иногда в аудитории бывало до стыдного мало слушателей. Преподаватели жаловались в деканат, туда приглашали старосту Быстрова и вели беседы. Нерадивых могли наказать, снять со стипендии или отчислить. Ему же не хотелось быть этаким надзирателем, ставить в журнале посещаемости прогулы, осложнять отношения с ребятами. Он, правда, иногда предупреждал ребят на групповых собраниях, однако отношение оставалось прежним. Претило обычное «Андрей, ты отметь, что я был на лекции», некоторые и до того не снисходили.
Заместителем старосты был Василий Яркин, бывший флотский, привыкший к дисциплине и порядку, лет на семь-восемь старше большинства ребят, не раз высказывал недовольство по поводу нерадивого отношения к лекциям. Он возмущался открыто, потом попросил ведение журнала поручить ему. Конечно, что же входит в обязанности заместителя, если не ведение журнала? На первой же лекции Вася добросовестно отметил всех прогульщиков в журнале. И на второй и на третьей… Что тут началось! На него «наехали», требовали сбавить обороты, тот не отступал. Стали настаивать, чтобы староста вернул журнал себе. Здесь Андрей упёрся: свалить такую обузу и снова нагрузиться - ну уж, дудки! Ребята подтянулись.
Туго доставался первый семестр, занимались усиленно, включая выходные. Однако со временем выработался определённый режим, распорядок, последовательность в распределении учебных нагрузок. Научились лавировать, отдавать приоритеты, изучили характеры, слабые стороны преподавателей. Высвободилось время. Появились друзья, из своей группы Андрей близко сошёлся с Толей Григорьевым и Юрой Минаевым. Их прозвали «тройкой дружных лошадей». Стал регулярно играть в любимый волейбол, с друзьями ходили в кино, на концерты, в парк, заводили знакомство с девчонками. Однажды в молодёжной газете Андрей прочитал объявление о наборе курсы комсомольских репортёров. Толя сказал, что Андрею это подходит. Тот ринулся на эти курсы и увлёкся. Стал пописывать в газету на студенческие темы, получал приличные, по его меркам, гонорары.
Жизнь вошла в студенческую колею. Неудержимо приближалась первая зимняя сессия, нужно в обязательном порядке «подчистить хвосты» в виде лабораторных, курсовых работ, зачётов по ряду предметов, «тысяч» по английскому языку.
Кое-как встретили Новый год и снова за учебники. Экзамены трое друзей сдали на «хорошо» вперемежку с пятёрками, стипендия на очередные полгода гарантировалась. Интересную позицию на экзаменах занимал Толя. Садясь за стол экзаменатора, на вопрос того: «Ну, как у нас дела?» неизменно отвечал: «Один философ (какой – он не знал) говорил: «Я знаю, что я ничего не знаю», чем вызывал улыбку преподавателя и приступал к ответу на билет. Выходя с зачёткой в руке из аудитории к дрожащим от напряжения ребятам, ожидающим своей очереди, на вопрос «ну, что?», неизменно отвечал: «четвертак». Не все преодолели этот рубеж: кто-то остался без стипендии, кого-то отчислили. Начинались безмятежные каникулы.
***Второй семестр начинался с раскачкой. Ещё бы! После сессии и каникул… Обретён опыт, процесс пошёл. Субботние и воскресные вечера были отданы под развлечения. Обычно они сводились к институтским вечерам или танцам в общежитии. Механический институт катастрофически страдал нехваткой женской студенческой части, вечера от этого были скучноватыми. В группе Андрея учились всего две девочки – Люся и Алла, которые давно стали «своими парнями». Их принимали как равных себе, но если случалось застолье, то тут приоритет безоговорочно отдавался им. Ребята бежали в магазин, они всё готовили, выставляли, после мыли посуду, подметали полы. В них никто не видел будущих избранниц. Правда, случались исключения. Игорь Климентьев сделал своей избранницей девочку Иру из параллельной группы. Они влюбились, каждую свободную минуту были рядом. Словом, спустя несколько месяцев назначили свадьбу. По сложившейся в институте традиции на свадьбу в студенческой столовой пригласили его и её группы в полном составе, играл факультетский духовой оркестр.
На свадьбе случился казус. Под ритуал, тосты, поздравления, молодой здоровый хохот успели опрокинуть по три-четыре рюмки и пошли танцевать под оркестр. Больше Андрей ничего не помнил. Очнулся в подъезде соседнего с общежитием дома, у батареи отопления – потому и не продрог. С трудом разобравшись, что произошло и где он находится, добрался до общежития, лёг на кровать и уснул. На другой день собралось несколько участников свадебного пира и по крупицам стали восстанавливать события вчерашнего вечера. Оказалось, родители Игоря работали на спиртзаводе, и им, видимо, на свадьбу отпустили своей ходовой продукции. В графинах был разведённый спирт большой концентрации. Непривычный к крепким напиткам, Андрей сразу вышел из строя. Так он напился первый раз в жизни. В его состоянии оказались многие и оркестр в целом. К инструментам встали те, кто хоть раз держал в руках инструмент. Свадьба продолжалась около двух часов, студенты, за исключением девчонок, отключились. Вспоминая подробности, хохотали до слёз.
В соседнем пединститут соотношение ребят и девчат было как раз обратным – на группу приходилось трое-четверо ребят, а в основном - девичье царство. На их институтские вечера обычно направлялись ребята из механического. Казалось бы, объединить две половины и все были бы довольны. Ан, нет. Руководство пединститута не приветствовало появление большого числа ребят. Может, оттого, что пеклось за нравственность девчат, но скорее всего дело было в другом: ребята нередко появлялись навеселе и с собой приносили. После вечера оставались пустые бутылки, разбитый санфаянс в туалете. Хозяевами на вечерах были ребята, и они ревностно оберегали своих однокурсниц к их неудовольствию. Чтобы попасть на вечер, нужно заручиться приглашением или всеми правдами и неправдами пробиваться через кордоны дежурных. Некоторые лезли по водосточной трубе. Хорошо было тем, кто имел твёрдое знакомство в пединституте.
Первый раз на вечер Андрея позвал Толя. Он коренной горожанин, знал все порядки, где-то раздобыл два приглашения. Это был вечер 7 марта, он посвящался Международному женскому дню. Состоялся небольшой концерт, завлекали аттракционы, затейники, но ждали танцев.
Танцы по традиции начали с вальса. Вальс – особый танец, привлекательный, сложный, размашистый, танец двоих. Он, как роза в саду, среди прочих цветов: нежная, роскошная, труднодоступная и радующая глаз. Немногие владели всеми параметрами вальса. Особенно трудно давались круговые движения, когда важна гармония партнёров. Если же один из них давал сбой или не попадал в такт музыки, то пара обречена, она сразу переходила на топтательные движения, свойственные каждому современному танцу и не требующие никаких навыков.
Андрею со школьных пор удалось освоить главные движения вальса, он благоговел перед вальсом, но всякий раз боялся ошибиться в партнёрше. Не раз попадал в ситуацию, когда партнёры наступали друг другу на ноги, извинялись, пропадало радостно-возвышенное состояние, когда оба с испорченным настроением ждали скорейшего окончания танца.- У меня принцип – не связывать себя и девчонку путами на весь вечер. Мы договорились изредка танцевать, а после я провожу её. А ты, я чувствую, как на всю жизнь выбираешь. Иди, а то все танцы простоишь. Вон смотри, только что вошла в зал, смазливая крошка. Приглашай, не то проворонишь. – Толя снова отправился приглашать свою новую знакомую на танго, у Андрея же начинало портиться настроение. Он равнодушно взирал на пары, изредка мелькало оживлённое лицо друга, начинал поглядывать на часы. Девчонок почти всех разобрали, другие ему не приглянулись.
Вдруг плотная стена танцующих словно раздвинулась, в нескольких шагах от него стояла очаровательная девушка и улыбалась, глядя на него. В её внешности всё контрастировало: белое лицо обрамляли чёрные волосы, на красном в талию платье выделялась нитка белых крупных бус. «Какая красивая! На кого же она смотрит? Не на меня же, ведь я вижу её впервые…», - мелькали обрывки мыслей. Что-то привлекающее и почти знакомое читалось во всём её облике. Он оглянулся, все были заняты своими сиюминутными заботами. Значит, она смотрела на него. «Я приглашу её на танец», - и пока мгновение раздумывал, увидел, как известный институтский ловелас направился к ней. В жизни некоторых людей движение вперёд, душевные порывы зачастую отягощаются неуверенностью. Андрей относился к такой категории, возможно, потому, что три года жил, руководствуясь армейскими суровыми порядками, уставами, командами. На сей раз он использовал внезапный прорыв, как единственный способ справиться с ситуацией. Решительно направился к девушке, от которой не отрывал глаз. Подошёл одновременно с ловеласом. «Девушка обещала этот танец мне», - сказал так твёрдо, что не привыкший к отказам малый замешкался. Андрей взял её за руку и увлёк в круг танцующих. Она продолжала улыбаться.- Ну, ты даёшь! Где ты разыскал такую кралю? Не отходишь от неё совсем, словом перекинуться не с кем. Ты пойдешь провожать или помашешь ей ручкой? – Андрею не нравился его фривольный тон, он считал по отношению к Маше его оскорбительным и высказал другу. Тот отреагировал мгновенно. – Всё понял, тогда ты познакомь меня с ней. Чувствую, что устои нашей мужской компании поколеблет вмешательство женщины.
Андрей и Маша шли по снежным улицам, взявшись, словно школьники, за руки. Они говорили и говорили, словно каждый стремился высвободить накопившиеся чувства и поведать их друг другу. Так бывает у влюблённых, когда они словно говорят: вот видишь, я весь перед тобой открыт, я поверяю тебе свои тайны и сокровенные мысли и не допускаю, что ты используешь их превратно или против меня.
Дорога показалась им слишком короткой, их общежития располагались недалеко друг от друга. Время бежало быстро, приближался час, после которого в общежития пускали с трудом, с замечанием. Завтра 8 марта. Они договорились праздник отметить у неё в общежитии, заодно и с девчонками, соседками по комнате он познакомится.
Андрей пришёл в общежитие почти вовремя, ребята спали. Как же можно спать в такой вечер! Он быстро и бесшумно разделся и нырнул под одеяло. Сон не шёл, Андрей «прокручивал» весь нынешний вечер почти поминутно и пришёл к выводу, что таких мгновений в его жизни было немного. Разве что некоторые детские радости, завершение срока армейской службы и поступление в институт. Нет, всё это несравнимо, нынешнее чувство – что-то другое, труднообъяснимое. Если есть любовь с первого взгляда, то это как раз тот случай, если бывает счастье, то оно его посетило, наполнило душу.
Уснул незаметно. Проснулся поздно, когда ребята хлопотали по случаю женского праздника, готовились к вечерним танцам в общежитии. В комнате их пятеро: разные по возрасту, характерам, способностям. Сегодня они показались Андрею какими-то другими, более приветливыми и внимательными.- Что-то ты, Андрюха, нынче долго спишь. Пора девчонок поздравлять, - начал Женька. – Ты чего молчишь? Смотрите-ка, ребята, он с утра чего-то улыбается, наверно, вчера хорошо порезвился. Вы с Толиком, кажется, в пединституте были на танцах? Может, ты влюбился? – сказал обычным тоном, походя, не придавая значения своим словам и не подозревая, что попал в самую точку. Андрей же находился под впечатлением от вчерашнего и вдруг испугался: уж не приснился ли ему красивый сон? Или сегодня всё покажется в ином свете. Словом, он боялся вспугнуть свою птицу счастья.
В назначенное время, прихватив цветы и бутылку вина, он пришёл к Маше. Она встречала его у входа, праздничная и улыбающаяся, и показалась ему неотразимой. Он поздравил её с праздником, она повела его в свою девчачью комнату и познакомила с тремя своими подругами. Они все находились в том приподнято-хлопотливом состоянии последней стадии подготовки незамысловатого праздничного стола. Андрей сразу же забыл кого и как зовут и в процессе застолья восполнял пробел. Как-то странно посмотрела на него Лариса. Пришли ещё два парня. Выпили, расслабились, спели всем доступные застольные песни, включая студенческие:Тогда бы не было сомненья.
Припев:- Давай, - кивнула она и стала выбирать его пальто в куче брошенной на стулья одежды. Одевшись, хотели выскользнуть из комнаты незамеченными, не прощаясь, как говорится, по-английски. Все сделали вид, что не замечают их ухода, только Лариса снова пристально посмотрела на него, хотя выражение её лица не выражало никаких эмоций. Они выскочили в коридор, направились к выходу. Почти в каждой комнате веселились и пели при снисходительном по случаю праздника отношении общежитейского начальства. Оказавшись на улице, он привлёк Машу к себе и поцеловал в податливые губы, потом ещё, совсем не обращая внимания на поздних прохожих. Им ни до кого не было дела.
Андрей предложил пойти на танцы в его общежитие, она не возражала.Когда вошли, сразу окунулись в атмосферу праздника. Красный уголок был переполнен, но на студенческих вечерах не бывает настолько полных залов, чтобы в них нельзя было втиснуть столько же тел. Сняв пальто, они «ввинтились» в галдящую толпу и отвоевали себе место для двоих. Что-то происходило на сцене, где сражались несколько смешанных пар, которых затейник хотел выставить в смешном виде. Продолжились танцы. Уже не осталось середины, негде было кружить вальсы, да этого никто и не хотел, каждая пара танцевала там, где стояла. Они недолго оставались незамеченными, к ним протиснулся Женька из его комнаты, тоже успевший отметить праздник. Андрей познакомил его с Машей. Они не заметили, как бежит время, танцы продолжались до полуночи. Прошли сутки их знакомства, им же казалось, что они знают друг друга очень давно.
***погода испортилась, пошёл дождь. В нестандартной, большой комнате было тепло и, по их представлениям, уютно. Он рассказывал ей, как в их армейской «комнате» - в казарме стояли 150 коек и как-то удавалось создать личный мирок. То была самая просторная комната из всех общежитий, где ему довелось проживать. Сменил их он уже немало. В техникуме он два года жил в деревянном бараке без удобств. Зимой было так холодно, что им кроме одеял выдавали по два матраца: на одном спали, другим одевались. На старших курсах их разместили в «комфортабельном» общежитии, в комнатах на три человека. По окончании его направили в Горск, где предоставили заводское общежитие. Там и застал его армейский призыв, три года казарменных условий. Так что нынешний студенческий быт есть с чем сравнить. Маша удивлялась, иногда смеялась, сказала, что она попала в общежитие впервые, ей там нравится, подруги хорошие.
Андрей вытащил альбомы с фотографиями из техникумовской и армейской жизни. Здесь альбома завести не успел, слишком мало фотографий, любительские снимки беспорядочно лежали в конверте. Правда, один раз, сразу после поступления в институт, он сфотографировался у профессионала в гражданском костюме. Вид получился приличным, первое фото послал в армию, к ребятам в роту, как они того просили. Машенька разглядывала фотографии, изредка обращаясь к нему за разъяснениями. В них вольно или невольно отражалась его жизнь: учёба, работа, служба, отдых, туристские походы, лыжные прогулки в узких и больших кампаниях с девчонками. Весёлыми и беззаботными с фотографий гляделись студенческие будни и друзья, укоризненными казались выражения лиц матери и других родственников.
Пока Маша разглядывала фотокарточки, Андрей вытащил заранее приготовленную бутылку вина, стаканы, нехитрую закуску и предложил отметить Первомай. Это был один из двух главных советских праздников. Они выпили за весенний день солидарности трудящихся всего мира и за то, что они встречают его по-семейному, вдвоём. Когда-то их семья увеличится, у них будет не меньше двоих детей. Андрей хотел сначала иметь сына и назвать его Серёжей, потом дочку Наташку, хотя можно и наоборот. Маша со всеми его увлечёнными намерениями соглашалась, смеялась своими карими глазами и распахнутыми губами, обнажавшими ряды белых тесных зубов.
По радио передавали праздничный концерт. Они танцевали почти все мелодии, переминаясь с ноги на ногу. Им не важно было, какая звучала музыка: ритмическая, плавная или народная. Главное, что они были рядом, близки, он сквозь рубашку ощутил её грудь, обнял, их губы соединились. Поцелуй был долгим, всё проясняющим. Чуть отстранившись, он увидел её затуманенные глаза и с хрипотцой произнёс: «Как же я люблю тебя…». Их разум перестал контролировать действия глаз, губ, тел. Рука Андрея помимо его воли нащупала верхние пуговицы её кофточки, и упругая грудь оказалась в ладони. Он нетерпеливо, почти отрывая, расстёгивал другие пуговицы, запутался с застёжкой бюстгалтера на спине… И вот она предстала перед ним полунагая, с совершенным телом, не стесняясь его. Он целовал плечи, грудь, опустился на колени, а руки вседозволенно искали молнию на юбке. Машенька положила руки ему на голову, произнесла: «Не спеши, я хочу продлить этот счастливый миг… Ты у меня первый…». Юбка скользнула по её ногам, следом трусики. Он встал, почувствовал трепет любимого тела, рывком сдёрнул одеяло, взял на руки и бережно уложил Машеньку в постель и не мог оторвать глаз от этой прекрасной наготы. Потом присел на край кровати, она стала быстро расстёгивать его рубашку; торопясь и путаясь, он снимал брюки. Два возбуждённых молодых тела слились в одном порыве…
***Стояла любимая пора Андрея – весна. В этом году она пришла рано и теперь щедро одаривала цветом сирени, черёмухи, жасмина, каштанов. После Первомая пошла череда праздников. К дню печати приурочили первый выпуск в школе репортёров. Андрей вместе со свидетельством об окончании получил удостоверение внештатного корреспондента молодёжной газеты. Это придавало уверенности, его публикации стали примечать в институте. Толя шутил: «Вижу тебя главным редактором «Правды». Маша всерьёз относилась к его занятию, высказывала мнение по поводу написанного им, иногда подсказывала сюжет.
Продолжались счастливые дни. Он прожил почти 24 года и не знал, что можно так любить и получать ответное чувство, что можно так понимать друг друга. Временами ему казалось, будто он имеет незаслуженно большое, не одному ему предназначенное счастье. 18 мая договорились встретиться на обычном месте в назначенное время. До этого они не встречались больше недели. Маша уехала к родителям, приболела мать. Обоих терзали предсессионные обязательства, которые порой бывали важнее самих экзаменов.
На свидание пришли вовремя. Андрей по обыкновению хотел обнять Машу, но та вдруг отстранилась с серьёзным, непривычным для неё выражением лица. Он несколько опешил от такого приёма, снова сделал попытку приблизиться к ней, она отступила на шаг.- Это не шутка. Повторяю: нам не надо встречаться, - ледяным тоном отрезала Маша и достала из кармана плаща его фотокарточку, которую она в памятный первомайский вечер «утащила» из альбома. И вернула ему. Андрей машинально взял и только тут понял, что поставлена точка в их отношениях. Маша повернулась и уходила, не попрощавшись. Андрей провожал её взглядом, полным недоумённых вопросов. Ничего больше не мог придумать, как разорвать на мелкие кусочки фото, словно оно было причиной разлада. «Как она могла после того, что было? Ну и пусть… Проживу и без тебя! Мало ли девчонок…», - подумал сгоряча, обрывками мыслей, разозлившись и на самого себя и на Машу.
Свидание заняло всего несколько минут, он даже не подозревал, что его отголоски будут преследовать Андрея всю жизнь. Пришёл в общежитие рано, разделся, лег в постель, которая ещё хранила ощущения незабываемой первомайской ночи, отвернулся к стене. Соседи по комнате не ожидали такого раннего его появления, молчания и плохого настроения.Прождав около часа, Андрей уходил, теряясь в догадках. Из всех вариантов он не принял во внимание одного – интригу.
***3 июня Маше исполнилось двадцать лет. Он пришёл с букетом цветов. Она вышла, увидела его, её глаза наполнились слезами. Повернулась и ушла. Он швырнул цветы в мусорную урну и уходил навсегда. И надолго уезжал, чтобы вычеркнуть из памяти два месяца и одиннадцать дней счастья и любви, закончившиеся горечью и разочарованием.
Их студенческий отряд, сформированный из двух учебных групп, держал путь на строящийся химкомбинат. Приехали, разместились в школе. Единодушно выбрали Толика бригадиром: расторопный, дело знает и за своих постоять сможет. Утром следующего дня – на стройку. Поставили на выгрузку кирпича с железнодорожных платформ – труд не из лёгких: взял шесть кирпичей в вагоне и по трапу к штабелю, взял – уложил. Через два часа объявили перекур, все лежали пластом: болят руки, ноет спина, ноги отказываются повиноваться. Перекур окончен, снова ритм, платформы не должны простаивать под выгрузкой больше положенного времени. С каждым днём число выгруженных платформ росло, но усталость чувствовалась меньше. Их голые спины становились белыми или красными в зависимости от цвета кирпича. Толя в своей армейской серой панаме сам ворочает по полной, покрикивает на слишком часто перекуривающих, подковыривает «сачков», девчонкам тоже достаётся.
Сориентировались в посёлке. У школы волейбольная площадка, недалеко чистый и уютный стадион, парк, лес, речка. Состоялись игры с местными командами. Первая волейбольная встреча с московскими студентами приинесла первое поражение. Однако их стали признавать как полноправных представителей Горского механического института. По выходным дням - незабываемые выезды на турбазу, что в сорока километрах. Начиная с четверга – пятницы, готовится почва: у начальства выпрашивается автобус, заготавливаются продукты, идёт моральный настрой.
В субботу по приезде на место они превращались в туристов. Кто-то разматывает удочки, грозя угостить ухой, ребята идут в лес за дровами, девчонки волшебствуют у костра. Наступают минуты блаженства, подаётся борщ или уха, приготовленные на лоне природы и поглощаемые в минуты заката солнца.В понедельник возвращались к трудам праведным. Строительный отряд создавался на июнь и июль, но на стройке была «запарка», катастрофически не хватало людей. Сказали, что нужно задержаться ещё на месяц, а сентябрь будет отпускным. Андрея такой вариант вполне устраивал, начало осени он намеревался провести у матери. Прошло лето, настала пора уезжать. Их рассчитали, они неплохо заработали, плюс стипендия за два летних месяца сделали Андрея богачём. По дороге домой в Москве купил себе необходимые вещи, подарки матери. Сентябрь посвятил ремонту родного материнского дома. С помощью бывших однокашников очинил крышу, крыльцо, перегнал полы, выбрал картошку.
***Он прекратил внутренние терзания, считая, что обманутым сердцем невозможно любить. Как-то нашёл у Александра Бестужева-Марлинского упавшее на душу и застрявшее в ней изречение: «Кто испытал измену прелестной, может быть, наилучшей из женщин, тот, верно, презирает и любовь, и невинность женщин…». Все они такие…
***Как говорят в народе, беда не приходит одна. Тёмная полоса расширялась, принося неприятности из вполне приятных событий. У Юры Минаева – день рождения. Стоял холодный, дождливый ноябрьский день. Собралась почти все ребята из группы, прихватили вино и закуски, стоят и мёрзнут под деревом, размышляют, где приземлиться и поздравить именинника. Юрка жил на частной квартире у сердитой бабки, сказал, что к нему никак нельзя: хозяйка завтра же вышвырнет его на улицу. Все знали, что в общежитие тоже не пустят, там царили драконовские порядки. Комендант, дама под сто сорок килограммов весом, сущий цербер, жила в этом же здании. Как правило, комендантами становятся лица, не имеющие собственного жилья и за предоставленную комнатушку ревностно исполняют обязанности при минимальной зарплате. Каждая обнаруженная пустая бутылка могла стать предметом неприятного разговора на студсовете. Словом, все понимали, что в общежитие хода нет.
Однако Быстров посмотрел на жавшихся к нему ребят и принял решение: была не была, пойдём в общежитие. Все сразу оживились, засуетились, проникать стали по одиночке. Легче было с теми, кто жил в общежитии, другие проходили под их прикрытием. Собирались, конечно, в комнате Быстрова: она самая большая, но имела недостаток, что находилась рядом с лестницей, откуда был слышен каждый чих в комнате. Разговаривали шопотом, осторожно сдвигали столы, расставляли стулья, выкладывали немудрёную выпивку и закуску. Расселись, поздравили именинника, выпили за него и потеряли бдительность. Само по себе такое скопление могло вызвать подозрения, а тут вдобавок многоголосье. Через несколько минут открылась дверь, на пороге встала и загородила весь проём «цербер», за ней просунулась голова председателя студенческого совета.
Представители общежитейской власти зафиксировали картину и, не выругав, вообще не сказав ни слова, удалились. В последующей жизни Быстрова это был единственный случай, когда эмоции не проявились. Но говорят же: не та собака кусает, что лает, а та, что молчит. Компания повесила носы, знали, что вскоре начнутся разборки. Быстренько проглотили ещё по одной, и гости шмыгнули за дверь.
Разбирательство началось раньше, чем предполагали. На другой день после лекций все читали объявление о заседании студсовета с повесткой: об организации коллективной пьянки в девятой комнате. Пригласили всех пятерых проживающих в ней, но информацию давал Быстров. Он староста группы, с него и спрос. Все доводы были слабые, знал, что выпивки запрещены по всякому поводу. Постановили: Быстрова выселить из общежития, проинформировать деканат. Сурово! Он ожидал всяких разносов, выговоров, предупреждений, но чтобы так сразу… В назидание другим. Знал, что руководство института утвердит это решение, ведь его приняли товарищи, студенты. Комендант при сём присутствовала, но слова не проронила.
Спустя несколько дней Андрея вызвали на заседание партийного бюро, осудили поведение молодого коммуниста и объявили выговор. Вскоре появился приказ о его освобождении от обязанностей старосты группы и выселении из общежития. Всё с той же формулировкой – за организацию коллективной пьянки. Ребята кто искренно, кто притворно сочувствовали ему, пытались подыскать частную квартиру. Особенно переживал друг Юрка, чувствуя себя виновником. Предложили другой вариант: занимать пустующие койки на время отсутствия хозяев. Он перешёл на нелегальное положение. Ему подсказывали, когда и где освободится место. Вот он и бегал по общежитию, иногда спал в одном месте, а вещи, книги находились в другом. Начальство тоже догадывалось о его скитаниях, но двери общежития перед ним не захлопнулись. Усмешкой судьбы оказалось то, что Юрка Минаев, как очередник на место в общежитии, занял его койку. Это вызвало немало шутейных домыслов о том, что Юрка специально втянул Андрея, чтобы занять его место. Юрка болезненно переживал это, но демонстративно не отказался от вселения. Прошло тридцать лет с тех пор, когда они, умудрённые жизненным опытом, с сединой в волосах, но с живыми воспоминаниями о студенческих годах встретились вновь. В разговоре сказал, что он вселился не на койку Андрея, а после внутреннего перемещения - на соседнюю. Видно, его это тяготило, он был рад случаю, что бы сбросить бремя.
Условий для подготовки не стало, выручали пустые аудитории, где после лекций оставался допоздна, и библиотечный читальный зал. Тут же делился своими ощущениями с дневником, который держал от всех в секрете. Не дай Бог, если он попадёт в чьи-то руки. Снова надвигалась сессия, опять обязательный набор дисциплин, без которых к экзаменам не подпускают. Пройден и этот барьер.
Первый экзамен – высшая математика. Преподаватель совершенно слепой с военных пор, читает лекции и принимает экзамены с ассистентом. Быстров по этому предмету в своей группе входил в первую пятёрку. Однако допустил сбой, решив задачу другим способом. Преподавателю не понравилось. Он обстрелял Андрея дополнительными вопросами, постоянно водя пальцем по трафарету для слепых, громко тыча специальным шильцем и делая свои пометки. Андрея эта дробь сбивала с толку, ему казалось, что преподаватель всё более сердито протыкал картон. Словом, он получил «неуд», что означало лишение его стипендии, основного средства существования.
***Быстров задумался над своим существованием: без денег, без общежития, без всяких перспектив на весь очередной семестр. Стал подбирать работу в вечернее время. Остановился на выгрузке вагонов, некоторые ребята прибегали в трудную минуту к такому занятию. Поглядели на его плечистую фигуру, внесли в число тех, к кому можно обращаться при необходимости. Выгрузка муки в мешках из вагона в грузовики – работа, конечно, трудная и пыльная, но платили неплохо. Грузили два-три вечера в неделю, иногда случались авралы, гонцы приезжали поздно вечером для работы ночью. Оплата за ночные в двойном размере, только на следующий день – прощай лекции. Так долго продолжаться не могло, нужно было выбирать что-нибудь одно: учёбу или работу.
Пока колебался, произошло ещё одно событие, определившее его дальнейшую судьбу. Он продолжал сотрудничать в газете. Однажды в институте состоялось выездное заседание суда. Судили студента Ивкина за кражи вещей у студентов в раздевалке, в аудиториях. Случай вопиющий, возмущение было большое. Андрей пришёл на суд в расчёте почерпнуть материал для газеты. Быстров увидел высокого, крепко сложенного парня, довольно симпатичного и спокойно отвечающего на вопросы судьи. Но вот предстает череда неблаговидных дел, связанных с воровством и последующими пьянками, и отношение к нему становится совсем иным. Андрею собранный материал показался интересным, поучительным, он написал очерк «Когда зачитан приговор…».
Материал получился неплохим, вызвал резонанс, только было слишком категорическое обвинение в адрес родителей. В варианте Андрея стоял вопрос: не слишком ли ты, мать, была снисходительна к шалостям ребёнка, принимая украденные вещи. Не радовался ли ты, отец, «мужанию» сына, когда он курил и пил наравне с тобой? Это было предположительно. При правке в редакции избрали вполне утвердительную форму. Родители оказались известными в городе людьми, к тому же парня воспитывал отчим. Они приняли меры. В результате появилось опровержение, в котором в основном подтверждалась объективность изложенных Быстровым событий, Ивкин понёс заслуженное наказание. И только одной фразой было сказано: наш нештатный автор Быстров, не вникнув глубоко в суть дела, обвинил родителей в покрывательстве его преступлений. Это не подтвердилось. Редакция приносит глубокие извинения родителям Ивкина. Автору материала «Когда зачитан приговор…» А.Быстрову указано на недопустимость безответственного отношения к проверке фактов. В дальнейшем редакция отказывается от его услуг.
Да, уж если не повезёт, то во всём. Быстрова преследовала одна неудача за другой. Ему стало казаться, что окружающие воспринимают его как падшего человека: алкоголика, двоечника, лгуна. Он видел себя в тёмной полосе неудачника и не находил пути, по которому из неё выбраться, и все свои сомнения поверял только дневнику. Напишет страничку и словно с кем-то понимающим и сочувствующим поговорил.
Требовалось радикальное решение. И он его принял. Написал заявление об отчислении его из института и передал в деканат. Вскоре его пригласил декан. Видимо, там уже побывали ходоки, доложили о его положении. Декан заявление не подписал, сказал, что его восстановят в общежитии. К тому же грядёт очередная сессия за второй курс, где нужно так сдать экзамены, чтобы получать стипендию.
Экзамены сдал без троек, стипендию назначили, однако, несмотря на уговоры, он настоял на уходе из института.
ЗАВОДЧАНЕ
В жизни человека иногда случаются ситуации, когда охватывает безысходность. Такое примерно состояние души переживал Быстров. Он ушёл из обстановки тяжёлой, но относительно определённой – он был студентом высшего учебного заведения. Теперь он стал нищим, без крова, оставленный любимой женщиной, друзьями, занятыми своими заботами, и не питающий особых надежд. Куда же податься? Остаться в Горске – нет ни работы, ни жилья. К тому же слишком много очагов для кровоточащих ран, куда могла попадать соль: нежеланные встречи, сочувствие, ободряющее похлопывание по плечу. Такой он видел картину в случае, если останется на месте. «Безвыходных ситуаций не бывает, - думал Быстров, и этот вывод стал его жизненным девизом. - В армии обстановочка случалась и посложней».
В минуты поиска, терзаний и сомнений Бог дал ему ниточку надежды. К нему подошёл земляк Миша Перов, который год назад перевёлся в институт. Раньше они знакомы не были, в институте не подружились, просто вместе учились.- Обещаю, Лариса, напишу обязательно. – Теперь он был почти уверен, что дела его пойдут на лад.
***- На этот счёт не беспокойся, твоей теоретической подготовки хватит, а практика придёт со временем. В бюро штампов обстановка здоровая, хоть и большинство конструкторов - женщины. Они помогут, сами с нуля начинали. Начальник бюро Глазунов согласен взять и отрешить с кадровиками. Зарплата, правда, небольшая – девяносто рублей оклад, плюс небольшая прогрессивная доплата в случае выполнения плана. С общежитием сложнее. Тут распоряжается лично директор Симцов, Глазунов хочет сходить к нему. Думаю, что дня через три будет результат. – Володя изложил своё видение проблемы. Другие варианты рассматривать не стали. Андрей с трудом сдерживал восторг: работа есть и зарплата приличная – три его стипендии. Даже сложности с общежитием не смущали.
Миша предложил поехать к матери, а через три дня объявиться снова здесь.В назначенное время Андрея встретил Володя и сразу повёл на завод. По дороге сообщил, что с общежитием удалось уладить. Директор подписал распоряжение с трудом и только в четырёхместный номер. Сегодня можно вселяться. Глазунов ждал их. Он являл довольно суровый вид, его жёлтые пальцы говорили о том, он много курит. Однако проявил живой интерес, видно, люди ему были нужны, тем более с рекомендацией бывшего работника. Его конструкторское бюро занимало просторное помещение, в котором размещались 12 – 14 конструкторов. Работники знали, что к ним сегодня придёт новичок и с любопытством выглядывали из-за огромных кульманов, заполонивших комнату. Коллектив, как отметил про себя Андрей, преимущественно состоял из женщин разных возрастов. Когда обговорили окончательно условия работы, Глазунов представил его коллективу, в котором оказалось четверо мужчин, так что мужского полку прибывало. Указал рабочее место: стол, стул, и кульман – главное орудие производства конструктора. Всё «хозяйство» занимало не более трёх квадратных метров. Андрею всё понравилось. Глазунов предложил ему выполнить необходимые формальности, занять место в общежитии и с понедельника выходить на работу.
Андрей нашёл коменданта общежития. Анна Петровна оказалась толстой женщиной, на мгновение возникла аналогия с «цербером», но певучий украинский акцент развеял ассоциации. Общежитие не походило на те, в которых он жил ранее, оно имело квартирную структуру: кухня, туалет, четыре двухместных номера и один четырёхместный, в котором оказалась кровать для него. Удивило множество ухоженных цветов на подоконнике и на балконе. Соседей в комнате не оказалось, видимо, все были на работе. Получил постельные принадлежности, выслушал краткое наставление относительно поведения и внутреннего распорядка, который резко отличался от того, с чем он сталкивался раньше и не предполагал больших строгостей и ограничений. Имея ключ от входной двери, можно было распоряжаться собой в любое время суток. Иначе нельзя: многие работали в вечернее и ночное время.
У разговорчивого коменданта узнал, где располагается филиал заочного политехнического института. Оказалось, совсем рядом. Зашёл, начиналась пора приёма и зачисления. В канцелярии попросил структуру института, нашёл подходящую специальность, отчего он зачислялся сразу на четвёртый курс, правда, с долгами по двум предметам. Долги заочников – обычное дело. Ходила такая байка. Один спрашивает у студента-заочника: «Трудно ли учиться в заочном институте?». Следовал ответ: «Первые десять лет трудно, а потом легче».
Сдал документы без проволочек, изучил расписание и, довольный отправным днём, сел в электричку и поехал домой. В вагоне, глядя на меняющиеся за окном картины, он ещё раз «прокрутил» текущий момент и пришёл к выводу: на сей раз фортуна повернулась к нему лицом и даже слегка улыбнулась. Надолго ли?
***В понедельник, не заходя в общежитие, пришёл на заводскую проходную, где его ждал временный пропуск. Шагая в плотной толпе спешащих к своим рабочим местам заводчан, Быстров почувствовал причастность к делам многотысячного коллектива. Пришёл одним из первых, сел к своему столу, огляделся. Вскоре комната стала заполняться, в последние минуты спешно входили женщины, успевшие по дороге заскочить в магазины и что-то с утра купить для дома, для семьи. Его подозвал Глазунов, выдал готовальню, другие чертёжные принадлежности, заводские стандарты для изучения и дал первое задание. Бюро специализировалось на проектировании штампов для цехов, производящих десятки наименований деталей из листовой стали. Его соседке по столу – её звали Роза – поручил ввести Андрея в курс истин, которыми руководствовался коллектив в своём повседневье. Она терпеливо объясняла ему азы конструкторского мастерства, подкладывала документы, аналогичные решения в конструкциях штампов. Предложила записаться в техническую библиотеку.
К начальнику, к некоторым конструкторам подходили специалисты из цехов, технологического отдела, что-то согласовывали, утрясали, торопили. Иногда разговор переходил на повышенные тона. В отсутствие начальника забегали женщины поболтать с подругами, похвалиться обновкой, интересовались новичком. Глазунов не любил праздных посещений, был суров лицом, много курил. Роза шопотом сообщила, что он когда-то сидел в тюрьме, а за что – никто не знает.
Андрей спросил у начальника отдела, где ему найти парторга, чтобы встать на партийный учёт. Тот несколько удивился, что новичок - член партии, но всё объяснил. Сам, как оказалось, был беспартийным. Потом вдруг все оживились, ибо пригласили в кассу получать аванс. Когда все вернулись на места, Роза сказала, что ему тоже выписан аванс. Какой аванс, за что? Он ещё одного дня не отработал. Роза объяснила, что аванс даётся наперёд, в счёт будущего заработка. Он удивился довольно крупной, по его меркам, сумме. Незаметно прошёл первый день, полный новых знакомств и ощущений. Ровно в семнадцать часов помещение опустело, только двое мужчин устроились играть в шахматы.
Андрей не спешил, вышел в длинный коридор с многочисленными дверями по обеим сторонам. Он медленно шёл, читая скромные вывески с названием служб, размещённых за дверьми. Его обгоняли и шли навстречу заводские работники, среди которых было много молодёжи. Ему нравилось такое начало, дружелюбие, деловая суета. Только тут вспомнил, что с раннего утра ничего не ел. Зашёл в заводскую столовую, она заканчивала работу, съел безвкусные остатки щей и котлету с картошкой, запил компотом.
В общежитии объявился где-то к вечеру. Ребята были почти все в сборе, показалось, что ждали его. Познакомились. В комнате жили трое: Миша, два хохла Афоня, Толя – все трое слесари: два сборщика, один инструментальщик. В комнату заглянул невысокий коренастый парень из соседней комнаты, протянул руку, коротко представился:- Теперь, Андрюха, расскажи, как ты оказался у нас на заводе, и… вообще о себе, - на правах старшего предложил Слава. Он был невысок ростом, моложав лицом, с неопределённым возрастом, речь его сдабривалась хитрецой или юмором. – Ты из института сам ушёл или тебя выгнали?
Андрей замешкался с ответом: сам он ушёл или его выгнали? Словом, сказал, что родом из этих краёв, из Корабельного района, где живёт мать. Окончил школу, техникум, отслужил три года в армии, поступил в институт, где проучился два года. Вчера подал заявление на заочное отделение политехнического. Сюда мне помог перебраться Миша.- Конечно, не всё, - не сдавался Слава. – Вот тебе сейчас двадцать пять, скоро женишься, а семью содержать на зарплату не сможешь. Жильё получишь на нашем заводе только через пятнадцать-двадцать лет. Хотя до того ты сбежишь, как бегут многие. Завод в большой дыре, план не выполняет, зарплата низкая, дисциплины и порядка нет, процветает пьянство. Правда, несколько месяцев назад директором утвердили Симцова, он первой задачей поставил выдворить пьянство за заводскую ограду, учредил дежурство вдоль забора. Скоро ты тоже будешь в этой дружине. Было же так: начальник цеха в конце месяца просит поработать в ночь – план «горит», а расплачивается водкой. Во–первых, спаивает, во вторых, женатый рабочий денег в семью не приносит. Недавно за такие дела выгнал начальника штамповочного цеха. Там по этой причине начальники часто меняются.
Беседа затянулась, всё было выпито и съедено, стали расходиться по комнатам. Андрей за два часа узнал многие заводские болевые точки. С некоторыми выводами Славы Терехова не был согласен, подумал: «Неужели и я брошу институт?»
***Цветами в комнате занимался Толя. У него была стопка книг и пособий по комнатному садоводству. Каждый день, придя с работы, рыхлил землю, поливал, вносил удобрения. Соседи по комнате его затею с цветами считали чудачеством, горшочки им нередко мешали, каждый двигал их по своему усмотрению, иногда разбивали, не огорчались. Пожалуй, впервые ребята посмотрели на его занятие всерьёз, когда среди зимы на подоконнике расцвела роза. Цветы были некрупные, лепестки, не набравшись сил и словно чего-то опасаясь, долго оставались собранными в крутые бутоны. В комнате появилось дыхание весны с неизъяснимой прелестью цветения особенно заметной в хмурые зимние дни.
Однажды Толик проснулся знаменитым. Андрей давно сотрудничал с молодёжной газетой «Комсомолец», написал очерк о необычном увлечении слесаря-сборщика Анатолия К. Что тут началось!.. О нём спрашивали, удивлялись, восхищались, просили с ним познакомить. Оказалось, что цветоводством занимаются многие, только кроме насмешек, издёвок и подковырок ничего не имели. А тут легализация!
Пришла весна тёплая и ясная. Как-то раз ребята увидели на своём балконе два новых ящика. Догадываясь об их назначении, один пошутил: «Мы в них огурцы посадим», но вскоре из них потянулись стебли цветов. Ножи-листья одних поднимались вертикально вверх, другие цеплялись за натянутые верёвочки, третьи свисали с балкона.
Окончив школу рабочей молодёжи, Толик задумался о продолжении образования. И подал заявление… в техникум декоративного садоводства. И стал готовиться к вступительным экзаменам. И поступил. Друзьям стало жалко расставаться с ним: «Чудак ты». Кто знает, может, чудакам мир признателен за крупнейшие открытия в науке, технике и других сферах.
Шло время. Быстров стал своим, «прижился», наладил деловые и товарищеские отношения с конструкторами, выдавал качественные чертежи штампов. В инструментальном цехе, где Слава Терехов работал технологом, всё меньше предъявляли претензий. Правда, иногда зайдёт к Быстрову, сузив в усмешке глаза, скажет: «Ну, ты чепуху здесь нарисовал. Вот как слесарь может обработать этот овал?». Вместе находили вариант решения, Андрей вносил изменения в чертежи. В коллективе, как и везде, работали разные люди, изредка кому-то повышали зарплату, давали премии, кто-то уходил на повышение. Вместе отмечали праздники, юбилеи, ходили на демонстрации.
Каждое лето холостяки отправлялись на сельхозработы в подшефные колхозы. Работа была разная: убирали хлеб или картошку. Бытовые условия были, как правило, никудышние. Жили в школах, в частных домах у одиноких бабок, которым колхоз что-то приплачивал, иногда в сараях, на сеновалах. Однако, там, где много молодёжи, весело. Ребята сами себе организовывали досуг: играли в волейбол, футбол между собой или с деревенскими ребятами, знакомились с достопримечательностями, ходили в клуб на танцы, на рыбалку, влюблялись.
Тяготила учёба в институте, совмещение труда с учёбой – дело непростое. Андрею было несколько легче, чем его однокурсникам, он имел за плечами техникум и два курса дневного вуза, так что теоретический багаж представлял солидную основу. Конструкторская работа облегчала большой объём графических работ. В его распоряжении в нерабочее, неограниченное время был кульман, инструменты, одиночество, нарушаемое только уборщицей. Он уже был на шестом, последнем курсе, по некоторым предметам имел «хвосты», но пророчество Славки не сбылось, хотя тот, видя его с рулонами чертежей и книгами, с присущим ему юморком спрашивал: «Ты ещё не бросил?», на что в тон ему отвечал: «Пока нет, но всё идёт к этому», имея ввиду окончание института.
От много приходилось отказываться, жертвовать культурной программой, отдыхом. В общежитии давно, задолго до появления в нём Андрея, сложился коллектив, выходные дни обычно проводили на природе. В общежитии было три подъезда: в одном жили холостые ребята, в другом незамужние девчата, третий отдали семейным парам. Нередко объединялись, встречали праздники, ходили в походы. Однажды ранней весной Терехов предложил Быстрову поехать с ними на рыбалку, походить с бреднем.- Бывают и неудачные дни, когда рыба ведёт себя неправильно. – Оба посмеялись и разошлись по своим делам.
***Быстров давно находился в редкой переписке с Ларисой. Она окончила институт, работала учительницей в пригороде Горска. Судя по настроению, работа тяготила её, утомляли школьники, не складывались отношения с учителями. Словом, учительство – не её стезя, но делать нечего, другой профессии нет. Андрей подумал, что трудно работать без радения, желания, отбывая срок. И ни слова о Маше, как будто она не существовала вовсе. Время, расстояние и обстоятельства делали своё дело. Только в строчках дневника изредка проскальзывала боль по безвозвратно ушедшей любви.
Быстров не выбирал свой путь. Имея деревенские корни и склонность к гуманитарии, поступил в авиационный техникум, затем в политехнический институт, чтобы постигнуть сложные технические процессы. Остальным же можно овладеть между делом. В стране шла техническая революция, инженерные должности были в почёте, инженеров охотнее приглашали на партийную и советскую работу.
Однажды молодых инженеров из конструкторских и технологических подразделений пригласил директор завода Симцов. Резкий в движениях и выражениях, он, тем не менее, вызывал притяжение, веру в его благие устремления. Быстров видел его не один раз, был благодарен за общежитие. Все почувствовали, как завод становится на ноги, растёт зарплата, появились забытые премии и прогрессивки. Коротко обрисовав обстановку на заводе, не сглаживая острых углов, обнажая недоработки и проблемы, остановился на перспективах. Посетовал, что не хватает кадров, что молодые инженеры не идут на производство, в цеха.
- Гляжу я на вас, молодых, грамотных, у кого, как говорят, вся жизнь впереди. Не понимаю, чего вы окопались в этой тихой заводи, в бумагах. У нас многими цехами руководят неграмотные практики, равнодушные люди, закрывающие глаза на беспорядки, покрывающие нарушения дисциплины, пенсионеры. С таким отношением мы революции на заводе не сделаем, а она нужна. Завод изрядно запущен, оборудование изношено, в цехах грязь, бытовые помещения в неприглядном виде. Я хочу, чтобы вы взялись за непростое дело, посмотрели на обстановку свежим взглядом и, засучив рукава, взялись за наведение порядка, - заряжал своим энтузиазмом директор. – Я хоть сегодня готов подписать приказ о назначении любого из вас начальником цеха или заместителем. - Бардин, - без перехода обратился к одному инженеру, - ты как смотришь на переход в цех?Поговорил еще с двумя – тремя и встречу завершил.
ЖЕНИТЬБА
На кухне отмечали рождение сына Славы. Год назад он женился на заводской медицинской сестре Рае. Она тоже жила в общежитии, была в той дружной кампании, и этот союз вызревал давно. Не то, чтобы очень они любили друг друга. Просто подошло время, привыкли, смирились, знали сильные стороны и слабости друг друга. У кого их нет… Рая пока находилась в роддоме, а в общежитии третий день «обмывали» новорожденного. «Может, она и есть такая любовь, как привычка двух близких людей, их желание быть ещё ближе друг к другу, создать семью, иметь детей…, - пришла в голову Андрея, затуманившуюся от выпитого, когда образ Маши принял неясные очертания. – Просто я придумал её себе, а теперь она стала навязчивой идеей на всю жизнь. Это не любовь, это какая-то мания преследования. Ни время, ни расстояние не стирают из памяти. Так и рехнуться недолго». Он встряхнулся, как бы сбрасывая с себя это многолетнее бремя, и спросил просто, чтобы не молчать:- Ну, Андрюха, ты загнул, хоть и не пьяный. – Все приняли его слова за шутку, но оживились: женатые стали делиться опытом, молодёжь предлагала варианты. Повеселились, допили, разошлись по комнатам.
***Быстров по-прежнему вяло переписывался с Ларисой. Она мгновенно отвечала на каждое его сдержанное послание иногда двумя письмами, отчего он упрекал себя за лень и невнимание к ней. Объявляя о женитьбе, он подумал о Ларисе. «Я женюсь на Ларисе, - твёрдо решил Андрей. Он знал, что Лариса поддерживает отношения с некоторыми подругами, возможно, и с Машей. Они переписываются, изредка встречаются, отмечают годовщины окончания института, юбилеи, прочие события. «Я сделаю Ларису счастливой, она родит мне сына, пусть Маша узнает об этом», - всё больше убеждал себя Андрей.
На другой день съездил на почтамт, позвонил ей.- Лариса, в субботу я прилечу в Горск. Мне удастся тебя увидеть? – спросил её без особой надежды. Но она, чуть помедлив от неожиданности, радостно согласилась встретить его прямо в аэропорту. Никогда он не ждал с таким нетерпением выходных дней.
Двухчасовая тряска на рейсовом самолёте АН – 2. Он с трудом представлял себе встречу с Ларисой, ведь не видел её четыре года. А если он вообще не узнает или сразу разочаруется в ней? Выходя из самолёта, он сразу узнал её среди немногочисленных встречающих. Она мало изменилась, сохранила стройную фигуру, но что-то новое появилось в её облике. Она стала женственнее, изменила причёску, на лице яркий макияж: белое лицо, алые губы, чёрные нарисованные брови. Видимо, она тщательно готовилась к встрече с ним, хотела произвести первое впечатление.
Они быстро сошлись, Андрей поцеловал её в щёку, вручил цветы и духи. Вместе шли по зелёному полю аэродрома, нащупывали нити разговора. Стоял солнечный летний полдень, поговорили о погоде, об общих знакомых и ни слова о Маше. Он предложил где-нибудь вместе пообедать. Приехав в город, зашли в ресторан «Салют», куда изредка забегали в студенческие дни, выбрали столик подальше от редких посетителей. Он заказал коньяк и закуски, выпили за встречу. Лариса достала сигареты, протянула ему, он неловко отказался: сам не курил и не ожидал от неё. Лариса привычно извлекла из пачки и сжала губами сигарету, чиркнула зажигалкой и затянулась. Он предложил выпить за Ларису, она за него. У него промелькнуло, что она опрокидывала рюмки смело и привычно, но им овладело то раскрепощённое состояние, которое даёт лёгкое опьянение.В такси она рассказала, что из школы ушла, работает где-то в службе сервиса. Платят там больше, но удовлетворения от работы не получает, хотя есть некоторые интересы. Вскоре остановились у небольшого деревянного дома, Лариса своим ключом открыла замок, показала в торце коридора дверь в комнату, сама прошла на кухню. Андрей вошёл, бросилась в глаза богатая обстановка, шторы на окнах, широкая кровать, постель. Скорее всего, роскошью ему показалось обычное обустройство квартиры на фоне привычного общежитейского убожества.
Вошла Лариса, поставила на небольшой столик поднос с коньяком и на скорую руку приготовленными закусками.- Андрей, снимай пиджак, садись и чувствуй себя как дома, хотя твой дом я представляю. – Она сдвинула тяжёлые ночные шторы, словно опасалась, что кто-то может подглядеть в окно, вытащила из серванта тарелочку с двумя оплавившимися свечами, зажгла. Его кольнула мысль: « Здесь не первый ужин при свечах».
Лариса села, закинула ногу на ногу, обнажив соблазнительные колени.- Андрей, насколько я понимаю, ты мне делаешь предложение. Мы четыре года не встречались, переписка носит дружеский характер, не говорим друг другу о любви. Почему ты решаешься на такой шаг, что произошло с тобой? Неужели рядом с тобой нет женщины, которая тебя любит? Сегодня мы должны быть откровенными. Ты видишь, я уже не та восемнадцатилетняя студентка, которая по уши влюбилась в тебя. Жизнь потрепала меня. У меня есть…, был мужчина, он женатый и семью не бросает ради меня, но частый гость здесь. Он мой теперешний начальник. Банальная история. Правда, ты ведь тоже не девственник. Я уже перестала мечтать о тебе, перегорела. Кстати, если мы поженимся, где будем жить? Может, отгородим простынями твою койку, как это делают некоторые? – с ехидцей спросила она. Андрей видел перед собой более рассудительную, опытную женщину, чем позволяли её внешность и возраст. Он снова не додумал простого житейского вопроса. Исповедуясь, она притягивала к себе, захватывала. Он встал, сделал шаг к ней, Лариса тоже поднялась. Он обнял её, прижался губами к раскрытым губам и почувствовал ответное движение. Первый поцелуй опьянил их. Он целовал её губы, глаза, кончик носа, шею, мочки ушей. Левая рука утонула в её роскошных рыжеватых волосах, правая ласкала грудь.
Лариса не противилась его ласкам, наоборот, она как бы указывала наиболее возбуждающие точки. Андрей проявлял неторопливость, нежность, чувствуя, что к ней не пришло ещё острое сексуальное влечение. Вдруг она вздрогнула, тело обмякло в его руках, она мягко отстранилась, сбросила платье, накинула лёгкий пеньюар и предстала перед ним яркая, соблазнительная и готовая ко всему.
***Свадьба состоялась в обещанное друзьям время. Собственно, это действо можно было назвать свадьбой с большим натягом. В первой половине дня расписались в городском загсе. Лариса смотрелась очень эффектно, но воспринимала происходящее как-то буднично, спокойно, даже на лице её появлялась ироническая улыбка, словно смотрела на всё со стороны. На вопрос: согласна ли она стать женой Быстрова, ответила без обычного в таких случаях волнения «да» и поставила подпись.
В снятом кафе состоялся обед человек на двадцать, перешедший в ужин. С Ларисой приехала только подруга Аня, родственников решила не приглашать, мать и отец, мол, приболели. Со стороны Андрея участвовали почти все проживающие в общежитейской квартире и мать Галина Александровна. Мама с интересом оглядывала обстановку, людей, как будто фиксировала на всю оставшуюся жизнь. Непривычно молчаливо смотрелись трезвые друзья-соседи. Тому предшествовали несколько разговоров.
После той незабываемой ночи в Горске Лариса приезжала в Орёл. Он показывал ей город, достопримечательности, завод со стороны проходной. Под вечер зашли в общежитие без предупреждения. Андрей сразу пожалел, что привёл её сюда. Выходной день, ребята разбежались по своим делам, только семья Тереховых была в полном составе и Толя. Ребёнок плакал, порядка в квартире не было, на кухне не убрано. Лариса брезгливо прошла по коридору. Показывать было нечего, только убогую койку в четырёхместной комнате. Познакомились, он представил свою невесту друзьям. Рая быстро привела в порядок кухню и ушла к ребёнку, Андрей поставил принесённые закуски и выпивку. Сели, выпили, Лариса закурила. Разговор явно не клеился, даже Терехов, находивший себя в любой ситуации, не подобрал подходящей темы для разговора. Спросил только, какие у них намерения. Андрей назвал день свадьбы, пригласил разделить их торжество.
Андрей поехал провожать Ларису в аэропорт, по дороге молчали, он чувствовал, что она с трудом сдерживает раздражение.- Слава, конечно, ты мне можешь говорить, всё, что угодно. Такие у нас сложились отношения. Но сейчас ты оскорбляешь не только Ларису, но и меня. Уйди, чтобы мы не поссорились. – Какая-то неведомая сила вела его, не давая оглянуться, внести поправки, увидеть истину ясными глазами. Упрямство, следование данному слову, порядочность переплелись в неизбежность.
Свадебный вечер прошёл в обычных рамках. Говорили подходящие случаю тосты, кричали «горько», пели, танцевали. Быстров наблюдал за матерью, а та не сводила глаз со снохи и, судя по всему, её поведение ей не понравилось. Лариса перебрала, нередко говорила лишнее, невпопад, потом ушла курить. Андрей пытался сдерживать, но она отмахивалась, громко смеясь.Андрей не подозревал, что Лариса после давнего неудачного аборта рожать не могла.
***- Что ж, в целом ты, пожалуй, прав. Завтра будет приказ, приступай. Зарплата – согласно штатному расписанию.
***Быстров целыми днями пропадал на заводе, двух выходных он не помнил с тех пор, как стал начальником штамповочного цеха, иногда и одного не случалось. В третьей декаде каждого месяца «штурмовали» план. Быстров пытался наладить ритмичную работу, но ничего не получалось, лихорадило весь завод. Он стал искать источники и пришёл к выводу, что одной из важнейших причин стал психологический фактор. Люди привыкли, готовились работать сверхурочно и без выходных. Они получали двойную оплату, но семьи неделями не видели мужей и отцов, возникали скандалы. Парадоксально, что в выигрыше оставались одинокие рабочие и алкоголики. Заржавелый механизм со скрипом стал набирать обороты, ускорилась выработка продукции в первую декаду. Большинство рабочих оценило желание Быстрова наладить ритмичный производственный цикл и упорядочить жизнь.
К Ларисе приезжал на один день. Однажды приехал и радостно сообщил, что им выделили комнату, он делает в ней косметический ремонт. Она восприняла новость без восторга и сказала, что она осталась без работы, потому что жена этого козла-начальника приревновала её и потребовала увольнения. Андрей даже обрадовался в душе, что теперь Ларису ничто не держит в Горске, они соединятся и заживут нормальной семьей безбедно. Он теперь зарабатывает вдвое больше, чем в КБ, она тоже не будет сидеть без дела, можно и о ребёнке подумать. Так размышлял он, у неё был свой расклад. Поехать к нему она согласилась, но работать не собиралась.
Так и жили. Он рано утром вставал по будильнику, стараясь не будить Ларису, разогревал чайник на кухне, выпивал чашку чая с бутербродом и убегал на завод. Обедал в заводском буфете, возвращался поздно вечером. Лариса уже спала или её не было ещё дома. Иногда возвращалась, нагруженная покупками: платья, туфли, косметика. Однажды пришла в полночь навеселе.- А я не буду отчитываться перед тобой, где и с кем я была. Ты денег давай, мне нужна зимняя одежда.
В общежитии и на заводе поползли слухи, что Лариса кутит с мужиками, почти каждый день бывает в ресторане. Андрей узнавал об этом последним, на все намёки не реагировал – сплетни всё это. Его жалели, видя, что он огромными усилиями поднимает цех, а тылы-то оказались слабыми. Слава Терехов снова взял на себя неприятную, неблагодарную миссию.- Андрей, ты извини, что вмешиваюсь в твою личную жизнь, но наши ребята дважды видели её в ресторане «Павлин» с начальником отдела снабжения завода Жулёвым. Этот Жулёв – настоящий жулик, тащит с завода всё по-чёрному. Не знаю, почему Симцов терпит его. Говорят, связи у него в Москве. Он недавно разошёлся с женой и обхаживает баб, теперь вот с твоей женой.
Быстров знал Жулёва, не раз сталкивался с ним по делам. Куда же на заводе без отдела снабжения и сбыта. Это был преуспевающий, богатый не по зарплате человек. Он мог всё достать, имел налаженные связи с нужными людьми и был непотопляем. На заводе знали, что он ворует по-крупному, Симцов знал, но был уверен: сними он Жулёва, завод через неделю остановится. Только ему одному известны хитросплетения в движении материальных ценностях в условиях жёсткого планирования, фондирования и страшного дефицита.- Слава, зря ты сплетни собираешь. Конечно, она не работает, иногда развлекается. Ты же видишь, что я не могу уделять ей достаточно внимания, пока цех не станет на ноги.
В очередной раз, когда она заявилась под утро пьяная, не раздеваясь, плюхнулась на кровать, он спросил прямо:Быстров всё ещё делал попытки слепить семейную жизнь, считал такое бытие временным. Цех начал стабильно работать. Скоро он будет вовремя уходить из дома, рано приходить. Потом получат квартиру, возможно… Но Ларисе хотелось иметь всё и сразу, ждать увядания молодости и красоты в таких условиях она не могла. Сделал попытку поговорить с Жулёвым. Тот снисходительно, с позиции возраста, опыта и положения улыбнулся: «Быстров, разбирайся со своей женой сам. Если не можешь – отпусти. Я ведь отпустил свою». Андрею иногда казалось, что во многом из-за отдела снабжения его цех долго лихорадило, постоянно случались сбои с поставкой металла, оборудования, строительных материалов.
***- Ну вот, будем считать, что договорились. Через неделю-другую будет приказ о твоём назначении. А квартиру посмотри. Двухкомнатная, с хорошей планировкой, в доме недалеко от завода.
О предстоящей новой работе и квартире жене пока говорить не стал. Они почти не разговаривали, редко встречались. Однажды он пришёл с работы и с порога увидел распахнутые дверцы шкафа, где не было её вещей. На столе лежала записка: «Я ушла, заявление о разводе в суде». Он снова стал холостым, с головой ушёл в работу на новом поприще и тем самым глушил в себе семейную неустроенность, слухи и разговоры вокруг него.- Доходили до меня такие слухи, но я не обращал на них внимания. Мало ли сплетен вокруг начальников? Но квартиру ты занимай, она на тебя оформлена, не будешь же ты всю жизнь холостяком, женишься. Невест хватит.
Однажды его пригласили в горком партии. Второй секретарь, ведающий вопросами промышленности, заглядывая в лежащий перед ним листок, заговорил о делах на заводе, о качестве изделий, но чувствовалось, что пригласил его для другого:- Ты не сердись на меня. Я решил не говорить тебе, вдруг сорвётся, ты будешь выбит из колеи. Видишь ли, мы с тобой в таком положении, когда не выбирают. Партия решает, где нам быть. Механический ты знаешь, оборонное предприятие. Короче говоря, принимай завод. Будем, как говорят, дружить домами. Кстати, у нас на заводе крупная неприятность. Недавно завершила работу министерская комиссия вместе с областным отделом БХСС. Вскрыты крупные махинации с материальными ценностями. Арестован Жулёв, у него конфисковано всё имущество. У меня тоже могут быть неприятности, а уж наказания по партийной линии не избежать – не доглядел. «А как же Лариса? – едва не сказал вслух. - Что она теперь будет делать?».
ПОДАРОК СУДЬБЫ
Быстров третий день наслаждался отдыхом в доме отдыха «Зелёная роща», бывшей даче Сталина. Он впервые пользовался организованным отдыхом, впервые увидел Черное море. Возобновил почти заброшенную на несколько лет игру в волейбол, завязал знакомство с некоторыми отдыхающими, занимался только приятными процедурами. С утра пляж и купания, редкие прогулки в горы, южное вино, вечером волейбол, после ужина танцы. И полная беззаботность. Однажды к вечеру, приняв душ, Андрей в ожидании ужина расслабленно стоял на балконе и перекидывал взгляд с одного на другое. Поражало море в вечернем закате, когда лучи утопающего солнца скользят по гребешкам слабых волн.
В нескольких десятках метров от него проходили две женщины и мужчина – обычная картина, когда отдыхающие собираются к ужину. Они шли медленно, пожалуй, даже устало, видимо, из дальней прогулки. Какая-то сила привлекла его внимание к одной из женщин, которая показалась ему до боли знакомой. Чёрные волосы, улыбка, движения напоминали Машу. Он вздрогнул, вытянулся и застыл, затем стряхнул с себя оцепенение – снова привиделось, как это бывало уже не раз. Прошло четырнадцать лет, как судьба разбросала их.
Троица скрылась в здании, а он стоял, ошарашенный поразительным сходством. Нет, надо увидеть, чтобы в очередной раз убедиться: вышла ошибочка. Он быстро сбегал в столовую, проглотил ужин и устроился на скамейке против входа, откуда всё видно – мышь не пробежит. Он снова увидел тех троих, они запоздало направлялись в столовую. В нескольких метрах прошли от него. Несомненно, это была Маша. Сердце заколотилось, пока он раздумывал, как поступить, они скрылись в столовой. Дождавшись их на этом же месте, он встал навстречу:- Что же получается: я не женат, ты не замужем, у нас общий сын… Нет, у меня голова перестала соображать. Маша, я люблю тебя, люблю с тех самых пор. Мне даже Лариса не раз говорила, что я думаю о тебе, что я назло тебе на ней женился. Так оно и было. У нас с ней нет детей. Правда, не знаю, как ты ко мне относишься, ведь мы оба оказались жертвами Ларисиной авантюры. Ведь в те дни, что ты уезжала к родителям, я знал только один маршрут: общежитие – институт и обратно. Хотел подтянуться, чтобы сносно сдать сессию, помня наши безуспешные попытки готовиться вместе? Никаких кампаний и девчонок не было в помине.
Андрей и Маша пересекли обширную территорию дома отдыха, пошли по тропинке вниз по склону горы. И говорили, говорили сумбурно, словно опасаясь, что не хватит этого чудного вечера для излияния друг другу накопившихся за долгие годы разлуки чувств. Их накрыла своим сине-звёздным балдахином южная ночь. Они спустились к морю, прошли в конец пирса. Под ними легкие волны перекатывали гладкие камешки, успокаивая и умиротворяя невероятное нагромождение событий этого вечера.
Они почти не замечали прелестей ночи, звёздного неба, лунного моря, шороха гальки. Природа только сопутствовала их разговору. Они вспоминали все события, начиная с того памятного вечера их знакомства и каждый последующий день. Особенно - вечер 1 Мая… Андрей рассказал ей о полосе невезения в Горске с тех пор, как она его оставила. А теперь его назначили директором завода, через неделю он должен приступить к своим новым обязанностям. Правда, его включили членом делегации министерства для поездки в Нью-Йорк на симпозиум. Чтобы, так сказать, с места в карьер.
Море лениво перекатывало мелкие волны, шелестела галька. Андрей поцеловал Машу, она ответила. Он целовал её карие глаза, родинку на щеке, чёрные волосы, шею. Произошла новая вспышка прорвавшейся через годы любви с первого взгляда. И всё-таки его терзали сомнения, любит ли она его? Маша призналась, что любит, что не переставала любить, несмотря на выпавшие испытания. Потому и замуж не вышла. Тяготы жизни ей облегчал сын, так напоминавший Андрея.
Они бродили всю ночь, опомнились только к утру, когда солнце высветило вершины гор, но на пляж ещё не спустилось.- Машенька, ты сказала, что поменяла билет? Завтра, то есть уже сегодня мы сделаем обратный обмен и проведём оставшуюся неделю вместе.
День шёл за днём, они никого не замечали, а на них смотрели, как на участников бурного курортного романа. Каждый день брали, как монету из клада. С утра обычно шли на пляж, резвились в море. Он носил её на руках, в воде она вообще казалась невесомой. Её тело за годы их разлуки обрело более плавные, округлые формы. Загар шёл ей к лицу. Во второй половине дня, одевшись в спортивные костюмы, шли бродить по окрестностям. Наслаждались субтропическими растениями, дышали воздухом, насыщенным горами, лесом и морем. Вечером он обычно играл в волейбол, она болела за его команду. Ходили к Агурским водопадам. Иногда спускались в ресторанчик «Старый аул» в живописном ущелье и пили свежее кавказское вино.
Однажды вечером зашли в его комнату и повторились часы четырнадцатилетней давности.В аэропорт Андрей и Маша ехали вместе, они улетали в один день: она в Кишинёв, он в Москву.
НЕ СУДЬБА
«Боинг» вырулил на бетонную площадку нью-йоркского аэропорта Кеннеди, замер на месте, словно собираясь с духом перед дальним перелётом, вздрогнул и стал резво набирать скорость. Оторвавшись от земли, самолёт уходил ввысь. Некоторое время в иллюминаторе виднелся материк, поверхность которого занимали домики, тесно прижавшиеся друг к другу и казавшиеся одинаковыми. Это пригороды Нью-Йорка, куда после трудового дня съезжается деловой люд.
Самолёт набрал высоту девять тысяч метров, в салоне все вещи приняли горизонтальное положение. Пассажиры, взволнованные первыми минутами полёта, успокоились, откинули привязные ремни. Стюардессы, мило улыбаясь, понесли подносы с вином и обедом. Выпили, перекусили, расслабились, каждый занялся своим делом. Одних потянуло к общению с соседями, другие развернули газеты и журналы, кто-то пошёл покурить. Рейс Нью-Йорк – Москва лежал через Лондон и Стокгольм, в салоне слышалась многоязыкая речь с преобладанием английского.
Андрей Быстров в составе советской делегации возвращался с международного симпозиума, проходившего под эгидой ООН. Суть симпозиума – научные разработки, новые технологии и экологические последствия от их внедрения. Перекусив, Андрей откинулся в кресле, прикрыл глаза, чтобы избавиться от возможных разговоров с соседями. Ему хотелось помечтать, как он встретится с Машей и сыном. Как-то сын воспримет его? Он везёт им подарки: Маше – элегантную норковую шубку, а Серёже – хорошую кинокамеру, расскажет о Нью-Йорке, об Америке. В первый же выходной будет в Кишинёве. Он не раз звонил ей, сообщил время вылета.
Накопившаяся усталость, мерный гул самолётных двигателей и успокаивающий гомон в салоне сделали своё дело. Он задремал, заснул. Ему послышался истошный голос стюардессы на английском. Его сразу подхватили по-русски: «Пристегнуть ремни! Самолёт падает!». «Какой кошмарный сон, ведь жизнь так прекрасна», - отмахнулся от наваждения Андрей…
***Маша включила телевизор, передавали последние известия. Вдруг диктор прервался для экстренного сообщения: «В Атлантическом океане, в районе Бермудских островов при невыясненных обстоятельствах потерпел аварию самолёт «Боинг – 747» американской авиакомпании, летевший курсом Нью-Йорк – Лондон – Стокгольм – Москва. Через два с половиной часа он исчез с экранов радаров, связь с ним была потеряна. Все пассажиры и экипаж погибли. Первые поиски не дали результатов. Уточняется число советских граждан среди пассажиров самолёта».
У Маши вырвался крик ужаса: «Нет, не может быть! Господи, за что караешь? Найти с таким трудом счастье и так нелепо потерять…». Из другой комнаты прибежал сын, бросился к рыдающей матери и с трудом разобрал: «В этом самолёте летел твой папа!». И упала без чувств.
Анатолий Говоров, 2008г.