версия для печати
Письмо счастья
Раньше мне уже доводилось работать на заказ, но то были малые формы — рассказы, фельетоны. А если крупные — то не худло, а документалка, нон-фикшн. Роман же, тем более заказной, представлялся мне неким пугающим эпическим панно, столь же неправдоподобно значительным, каким картина «Явление Христа народу» видится, наверно, автору газетных карикатур.
Но выбирать не пришлось. Обстоятельства вынудили меня искать приработок, и после нескольких месяцев не очень результативных поисков в Сети я наткнулся на одном из работных сайтов на странное объявление.
Столичная компания «Figner+» в лице ее представителя Анатолия Анатольевича искала писателя, литератора и драматурга на з/п $ 500 -1500. Без ограничений по возрасту (от 25 до 60), с должностными обязанностями в виде сбора и обработки «массива информации», ее трансформации в текст и даже участия в процессе публикации (?).
Условия для «опытного писателя» можно было назвать воодушевляющими: интересная тема, возможность творческой самореализации. Обещались также ежемесячное содержание (!) и даже участие в результатах проекта. Место и время работы не регламентировались, но следовало ожидать командировок для сбора информации и обсуждения текста (впрочем, за счет работодателя).
И далее вдруг… «Превентивно задачу можно определить следующим образом: в соответствии с выбранным жанром (предлагать будете вы), раскрыть тему глобальных трансформаций в жизни и мышлении советских, затем постсоветских людей на примере жизненного пути(ей) т.н. пассионарных личностей, становление которых происходило в вышеуказанный период». В том же духе была выдержана и остальная часть «инструкции», из которой не прояснялось решительно ничего.
Преодолевая порыв немедленно пуститься наутёк, скорее, из любопытства (ясно было, что автор — клинический «чайник») я все же отправляю Анатолию Анатольевичу свое резюме, попутно попросив его изъясняться поконкретнее. Этого оказывается достаточно для того, чтобы наша переписка закруглилась…
Данный эпизод я дословно воспроизвел в своей книжке о нелегком писательском труде, которую заканчивал как раз в те дни. Но мог ли я подумать, что вышеприведенному «письму счастья» еще предстоит изменить мою жизнь?
Спустя пару недель или чуть больше, у меня дома раздался телефонный звонок. Незнакомец, назвавшийся Германом Михайловичем, представителем уже почти забытой мной фирмы «Figner+», предложил встретиться. Говорил он с типичным для уроженца южных областей мягким «г».
Встретились мы в «Кофе-хаусе», что у метро «Кутузовская». Мой собеседник оказался высоким, спортивным, лет сорока с небольшим, с пшеничным чубом и располагающей улыбкой. Дорогой костюм, белая рубашка с галстуком и небрежно-уверенное, даже покровительственное отношение к официанткам показывали, что где-то там, в другой жизни человек этот привык не только повелевать, но и не встречать при том даже малейшего сопротивления.
Я прихватил на встречу свои публикации в разных изданиях, в том числе зарубежных. Г. М. рассеянно проглядел их и сообщил, что внимательно изучит позже. Практически сразу он объявил, что предстоит написать некий текст об одном из его коллег-политиков — но так, чтобы это была «бомба», способная взбудоражить общественное мнение. Далее прозвучали несколько фамилий весьма известных персон — как участников некоего нового политического пула, куда будто бы входил и мой новый знакомый.
Ни о чем подобном я действительно не слышал. Но когда я попросил все же уточнить, о ком конкретно может идти речь, он не стал ходить вокруг да около: «Ну, допустим, обо мне».
Итак, примерно за полгода мне предстояло написать о моем собеседнике роман или пьесу, а может, и провести журналистское расследование — жанр я должен был выбрать сам, которые затем были бы изданы, а возможно, даже экранизированы.
О себе Г. М. рассказал скупо, даже не назвал своей фамилии, пояснив, что сперва мы должны подписать соглашение о конфиденциальности, которое сейчас готовит его юрист. Упомянул лишь, что он — доктор экономических наук.
Условия мне были предложены следующие. В течение полугода — по $ 1000 зарплаты ежемесячно, как потом оказалось, выдаваемых авансом и безо всяких расписок. Плюс оплата текущих расходов, включая мобильную связь, безлимитный интернет, всю необходимую оргтехнику, а также командировки по стране и за границу — в Австрию, Индию, Среднюю Азию, где предстояло собирать материал о трудовом пути героя.
К этому времени я уже неплохо ориентировался на рынке такого рода услуг и понимал, что для человека, ищущего возможность литературного приработка, подобный вариант, подвернувшийся «с улицы» — немыслимая удача.
Дома я первым делом полез в Яндекс и забил в окошко поиска имя и отчество моего работодателя, его ученую степень и название одной из упомянутых им стран. Сделал это почти машинально. И — потрясающе! — с монитора на меня глянула знакомая физиономия. Подпись в некоем бизнес-журнале гласила: чрезвычайный и полномочный посол, доктор экономических наук Герман Михайлович Д-ев.Это наша с тобой биография
Мемуарно-биографическая литература в качестве жанра для писательской подработки — дело нынче довольно распространенное.
Обязанности — «выслушать рассказ предоставленного персонажа, дополнить его найденными материалами и художественно преподать его для будущей публикации или служебного пользования». Работа — в офисе с 9 до 17 (график обсуждается). Предпочтение — молодёжи из регионов, студентам-вечерникам, «а также людям, не обременённым пафосом и звездной болезнью» (читай: податливой и дешёвой рабочей силе)…
Или вот некая laboratory приглашает к сотрудничеству писателей и журналистов, работающих в жанре «Биография»: «От вас — способность быстро и грамотно написать биографию человека или историю компании».
В среде высших чиновников, в том числе отставных, заказы на литзапись мемуаров — тоже не в диковинку. Но на этом особо не заработаешь — особенно, если действовать не напрямую, а через издательство. Видно, считается, что приобщение к звездному имени — уже сам по себе некий бонус для литератора.
…Время около десяти утра для выездов к Г. М.– самое неудобное: час пик. От «Кутузовской» минут двадцать трясусь в троллейбусе по одноименному проспекту. Оставив далеко позади Триумфальную арку, выхожу на остановке «Улица Дорогобужская». Обиталище Г. М., 25-этажная башня на Можайке, видна издалека. На улице, у входа — шлагбаум, будка охраны. Сообщаю, что иду в 35-ю. Охранник связывается с центральной, та — с квартирой. Я пока смиренно топчусь у запертой железной калитки с домофоном. Хорошо еще, нет дождя.
Охранник сообщает, что жилец не откликается. Да как это возможно? Набираю мобильный Г. М. Жалуюсь, что не пропускают, прошу сказать пару слов охране, но при передаче трубки связь обрывается. Впрочем, охрана разрешает мне пройти. Поднимаюсь на восьмой этаж.
Эту элитную «двушку», по словам Г. М., снимает для него за $3000 в месяц некий фонд, где он числится советником президента. Естественно, с евроремонтом, мягкой мебелью и встроенной кухней с бытовой техникой, а еще с видом на рукотворный прудик. Здесь Г. М. кайфует один. Жена с двумя детьми — на родине, в одном из южных регионов.
Далее все происходит по заведенному порядку. Г. М. открывает дверь и, приветливо поздоровавшись, удаляется в кабинет-спальню. Где делает вид, что там у него какая-то немыслимо срочная работа — хотя я всегда являюсь по его же приглашению да к тому же минута в минуту. Его нет десять, двадцать минут, полчаса… Мы же с Анатолием, водителем, а заодно и порученцем Г. М., пока гоняем партию в шахматы, подкрепляемся кофе с бутербродами.
В этом — весь Г. М. Ему непременно надо показать, кто в доме хозяин. А кто, стало быть, кухаркино семя, обслуга.
А что же я? Понимая, что биограф-романист из меня пока неизвестно какой, я старался компенсировать этот недостаток, всячески демонстрируя «боссу» свою лояльность. Не обращал внимания на какие-то не очень корректные выпады в свой адрес или старался истолковывать их в его пользу. Отложив роман, охотно вызывался поискать ему необходимую для работы информацию в интернете. Не знаю, может, все это было расценено как предрасположенность к холуйству?
Потом я неосторожно взял за правило раз в неделю пересылать Г. М. по электронке последнюю версию подготовленного мной подготовительного материала к роману («грунтовки»). Просто для того, чтобы при необходимости он смог вовремя скорректировать вектор моего движения.
Однако скоро этот акт доверия был превращен в обязаловку. А потом Г. М. и вовсе принялся за редактирование, а попутно и за корректуру текста, увлеченно размалевывая его разными цветами в зависимости от степени категоричности собственных пожеланий.
Так, он настоял на том, чтобы слова Посольство, Чрезвычайный и Полномочный Посол по всему тексту писались непременно так, с заглавной буквы каждое. Или в ответ на мой вопрос: «Зачем здесь оставлять, что Катерина Ивановна была стройной? Об этом же говорится в предыдущем предложении…», мог, ничего не объясняя, отрезать: «Просто оставьте и всё».
Потом по некоторым репликам Г. М. и его супруги, ежемесячно наведывавшейся в Москву, я стал догадываться, что присылаемый текст они переправляют затем на отзыв кому-то из моих менее удачливых конкурентов. Я понял, что таковых было двое — провинциальных литераторов, уже выпустивших по роману-другому и теперь, как водится, явившихся завоевывать столицу.
Одной из них, Марине — Г. М. как-то мельком показал мне на своём мониторе ее резюме — он планировал через какое-то время поручить подготовку совместно с супругой «Записок жены посла». Так вот, когда решался вопрос по поводу моей персоны, эта Марина будто бы заявила: «У него ничего не получится, он автор короткого дыхания…»
После чего и сам Г. М. говорил мне: «Я в вас не сомневаюсь, проблема может оказаться лишь в том, что у вас нет опыта создания крупных форм…»
Но самые серьёзные проблемы, увы, пришли совсем с другой стороны.Ну что, брат Акунин?
«Вам доводилось работать с криминалом?» — как-то спросил я его. И почувствовал: это один из тех вопросов, на которые ему хочется ответить. «И работать доводилось, и подчинять», — со значением произнес Г. М.
Я испытывал к нему смешанное чувство отвращения и любопытства. Любопытства — потому что подобный человеческий типаж как-то не встречался мне в природе ранее. Но по мере того, как ощущение новизны утрачивалось, отвращение все же начинало брать верх.
С моей стороны в основе нашего противостояния оказывались, скорее, мои профессиональные амбиции. Ведь в свое время, ударив с Г. М. по рукам, я полагал, что нанимаюсь обычным заказным автором. Да, оплачиваемым выше среднего, да, столь же, соответственно, и зависимым от воли заказчика — но все же творчески свободным человеком. Пусть не слишком самостоятельным в вопросе «о чём», но достаточно самостоятельным в вопросе «как».
Между тем, постоянно поддавливая, пядь за пядью оттяпывая у меня исконно суверенную авторскую территорию, Г. М. тихой сапой вторгся в глубь не только моей творческой самостоятельности, но и личностного суверенитета, да так, что я не мог думать уже ни о чём ином, как о бдительной защите чувства собственного достоинства.
К примеру, у Г. М. была не слишком интеллигентная манера выдавать зарплату не в конверте, а что называется, горстью, да ещё, аки на базаре, отсчитывая купюры при получателе. Причем он не клал деньги на стол, а передавал их так, что за ними приходилось протягивать руку. Вроде мелочь, но меня это коробило — особенно, когда я стал догадываться, что все это неспроста.
Однажды, когда, расплачиваясь с официанткой, он в очередной раз полез в карман брюк и извлек оттуда мятые ассигнации, я с улыбкой заметил, что столь солидному человеку нелишне завести бумажник. Вместе того, чтобы отшутиться (дело было при Анатолии), Г. М. как-то стушевался и пообещал, что учтёт.
На обратном пути, несмотря на позднее время, он предложил заехать к нему сразиться в шахматы. Но по приезде затеял у меня на глазах партию с Анатолием — одну, а следом и другую. Хотя они и так рубились между собой каждое утро, до работы. Только потом я сообразил: то было не что иное, как «епитимья» за непочтительную реплику, оброненную мной в кафе…
Впрочем, играть с Г. М., в отличие от Анатолия, было не очень-то интересно. После удачных комбинаций соперника он часто брал ходы обратно; сам же редко комбинировал, не брезгуя добиваться преимущества за счёт зевков… «Вам приходится поддаваться в шахматах? — однажды полюбопытствовал он. — Нет? А я сливаю три-четыре партии из каждых пяти». Имелись в виду явно не наши с ним матчи.
Преимущества «своего поля» Г. М. старался использовать по максимуму. Любил щегольнуть в переписке идиомой на немецком — предварительно выяснив, что адресат в нем ни бум-бум.
А то, бывало, он выставлял на стол коньяк, а закуску до самого конца посиделок «забывал» на сервировочном столике у себя за спиной — явно и здесь рассчитывая лицезреть гостя с протянутой рукой. И я уже ловил себя на том, что начинаю прикидывать: а чем же это я сегодня провинился…
Весь этот мелочный бытовой прессинг возымел роковые последствия и для «нашего романа». Прежнего настроя на работу, творческого драйва уже не было, я чувствовал, что сдуваюсь. Работа над «грунтовкой», продолжавшаяся два с половиной месяца, подходила к концу, как я вдруг отчетливо понял, что просто не в состоянии выполнить заказ — написать бестселлер сугубо на документальном материале. Просто потому, что эта миссия невыполнима в принципе.
Может, так оно и было? Ведь за эти пару месяцев мой работодатель превратился в форменного деспота, запрещавшего мне даже самое невинное заострение при описании реальных конфликтов в коридорах власти — под предлогом того, что оно не было так на самом деле. «Но как же тогда из жизнеописания простого смертного сотворить ту «бомбу», которую вы хотите?» — слабо возражал я.
Если вначале он легко согласился на любовную линию, параллельную семейной, и вообще не прочь был оказаться выведенным в романе кем угодно — криминальным авторитетом или даже …инопланетянином, то теперь, когда я решил изобразить его всего-то навсего шпионом, это вызвало неудовольствие супруги и колебания самого Г. М.
Затем с его стороны последовал новый бзик. Г. М. выразил пожелание непременно включить в роман воспоминания о детских и юношеских годах героя (я-то надеялся использовать их по минимуму), рефлексии его жены, а еще в качестве приложений — документы и фото, коими, как гордо заявил Г. М., он может подтвердить любой факт, приведенный в книжке.
В общем, я начал уже горько жалеть, что не настоял в свое время на подписании договора, где были бы четко зафиксированы правила игры и, как принято говорить в подобных случаях, права и обязанности сторон…
Но следующий сюрприз, ожидавший меня, оказался и вовсе убийственным. Моего героя вдруг осенила мысль (а может, он попросту не озвучивал ее до поры) провести в книге параллель между собою и… Эрастом Фандориным. Он даже втемяшил себе в голову, будто вполне мог бы оказаться одним из потомков Корнелиуса фон Дорна. В общем, мне было поручено связаться с Борисом Акуниным и организовать встречу с ним.
Я попытался объяснить, что не только известному беллетристу, но и нам самим подобная идея не принесет дивидендов, скорее, наоборот.
«Полагаю, что идея с фандоринской линией (без авторского участия самого Акунина) серьезно ослабит эффект от романа, — уговаривал я Г. М. — Во-первых, выдуманный акунинский Фандорин — это уже, известно, байки, литературный сюжет. Соответственно, градус читательского восприятия реалистического романа, куда будет вкраплена эта заведомо мифологическая линия, понизится. Кроме того, критика сочтёт такой роман не вполне оригинальным, что скажется на реакции в прессе и на оценке его как самостоятельного художественного произведения. Но самое главное — я не очень понимаю, что это даст роману и его герою. Зачем этому герою становиться чьим-то клоном — если есть всё для того, чтобы вывести его оригинальной, самостоятельно ценной фигурой? Подобные зацепки за чужие, ранее удачно раскрученные проекты не приняты в литературе. И допустимы, по-моему, лишь когда новый проект в какой-то момент начинает прогнозироваться как провальный».
Г. М. прислушался к моим соображениям, но как-то избирательно. Если первоначально он намеревался просто приобрести права на использование образа Фандорина в романе, то теперь возжелал сделать беллетриста № 1 …моим соавтором. И все увещевания оказывались бесполезны.
«Я плачу своему юристу пятьсот баксов в день, — заявлял Г. М. — Неужели Акунин не согласится за те же бабки просто пообедать с нами в хорошем ресторане? Ну, пусть выслушает нас и скажет «нет»!»
Более всего меня убивало тут слово «нас»: не было сомнений в том, кто имелся в виду под множественным числом. Ну, что было делать? Сгорая от стыда, я отослал на форум публикатора фандоринской серии, издательства «Захаров», это дурацкое послание:
«Уважаемый Григорий Шалвович!
Мы хотели бы приобрести права на упоминание имени вашего героя Фандорина в литературном проекте в виде современного политического романа, события которого происходят в Австрии и России.
Мы готовы также изложить свои предложения (как творческие, так и финансовые) в случае, если вы согласитесь принять в данном проекте любое приемлемое для вас непосредственное участие.
Были бы признательны, если бы вы согласились встретиться с нами для непродолжительной беседы в любой день в течение ближайшей недели, скажем, в Дубовом зале ресторана Центрального дома литераторов, в районе обеда.
По поручению инвестора, московской компании «Figner+»...»
К этому времени я уже знал, что компания с таким названием существует только в воображении моего «босса». Но подпись подо всем этим красовалась, слава Богу, не моя.
И все же, уступая домогательствам Г. М., мне пришлось-таки раздобыть домашний адрес и телефоны писателя и даже e-mail его супруги Эрики Эрнестовны, как известно, выступающей в роли акунинского литагента. Так что уж извиняйте, Григорий Шалвович, но отмазаться от обеда под сводами бывшего графского особняка на Поварской, 50, вам, скорее всего, не удастся. Не побрезгуйте же халявным ангажементом, соблаговолите откушать-с… А заодно уж и послушайте наш с Г. М. …э-э-э, импровизированный «цыганскiй хоръ»…
Знаменитой в былые годы цэдээловской солянки не обещаю. Зато — в соответствии с вашими этнографическими пристрастиями — подадут карпаччо из тунца «Сахалин» с салатом из морских водорослей или имбирём и японской горчицей. А ещё здешние гурманы очень рекомендуют филе лосося «Хайку» в хрустящей корочке из кукурузной муки на апельсиновом соусе тереяки с рисом и брокколи, приготовленными на пару…Стокгольмский синдром
…На сей раз вы застали меня в судьбоносный момент. Открыв файл под названием «Бюджет», я высчитываю, какую сумму мне предстоит вернуть из полученного аванса, чтобы снова оказаться голодным, но свободным.
Но спросите меня, так сказать, на выходе… в качестве exit-poll — не жжёт ли меня позор за подленькое и мелочное прошлое. И я отвечу: отнюдь. Ведь столько иллюзий развеялось одним махом — относительно некогда вожделенной копирайтерской работёнки...
Поведать, каких именно? Извольте. Но сперва на всякий случай напомню, что копирайтинг — это всё, что пишется на заказ, все виды коммерческих текстов. Итак…
1. Копирайтеры хорошо зарабатывают
…но за хорошие деньги, как оказалось, тоже приходится платить. Точнее, расплачиваться — натурой.
2. Копирайтеры получают деньги ДО начала работы
…но факт предоплаты способен превратить счастливого получателя в заложника.
3. Копирайтер-фрилансер сам себе хозяин.
…пока он без работы!
4. Копирайтинг помогает вам писать лучше
…или, напротив, «помогает» усомниться в своих силах. Если у вас есть Божий дар — вынудит отказаться от него в пользу «яичницы».
5. Копирайтинг научит вас продавать
… и постепенно отучит писать не на продажу.
6. Копирайтинг выработает у вас привычку писать регулярно
…и тем самым превратит в подёнщика. Но к чему тогда зарабатывать на жизнь непременно литературой?
7. Копирайтинг развивает профессиональное отношение к делу
…но сами по себе нормальные деньги ещё не значат, что вы стали профи.
8. Копирайтинг повысит вашу самооценку
…но, скорее, опустит её ниже плинтуса. (Эх-ма, крылушки мои подожжённыя…)
9. Копирайтинг способствует вашему профессиональному и общему развитию
…по крайней мере, я узнал кое-что новое о себе. Я попробовался в крупной художественной форме и понял, что это пока не моё. Я попробовался в долгосрочном проекте на заказ и понял, что это тоже не моё. Я…
Но тут у меня тренькает мобильный, и я снова бодренько откликаюсь: «Да, Г. М.!»
Да, Г. М., мне осточертело плясать под вашу дудку — слышите, вы! Я угробил на это уже целых два месяца. Правда, еще больше мне осточертело плясать безо всякой дудки. На это я угробил и вовсе целых два года!
Только сегодня, представьте, я получил парочку очень любезных откликов на предложение опубликовать мои рассказы — от столичного детского журнала «Оранжевое солнце» и от взрослого из Белгорода «Закон и право», куда обращался ещё год назад.
Первый ответ: рассказы замечательные, но принять не можем, ибо за такое не платим. Второй: готовы напечатать, но отблагодарим авторским экземпляром.
Дело, в общем, не в деньгах. Потому не стану уточнять, от скольких редакций я не получил ответа и с этот гулькин хрен.
Да, Г. М.! Да! Да! Да!
Стокгольмский синдром — вроде так называется ситуация, когда терпила-заложник начинает симпатизировать захватчику или даже отождествляет себя с ним.
«Работаю над расшифровкой наших бесед с Катериной Ивановной и начинаю понимать, что рука не поднимется домалевывать грубыми белилами на потребу массам уникальную в своём драматизме историю вашей семьи. Ни криминал, ни инопланетяне, ни ФСБ тут не нужны, это всё чужеродное, искусственное. Нужно попробовать написать «бомбу» безо всей этой лабуды. Здесь я уже так в себе не уверен, может, даже таланта не хватит, но буду очень стараться. Потому что о вашей реальной судьбе мне и самому хочется написать.
Речь, таким образом, идет о чём-то вроде саги. Смотрят же люди, в конце концов, сериалы. Которые тоже иногда становятся «бомбами»…»
Вечереет… Ощущая себя помолодевшей сразу лет этак на …дцать, ещё полной сил окололитературной потаскухой, начинаю энергично собираться на работу.
ОБ АВТОРЕ
Жуков Владимир Вадимович — профессиональный писатель и журналист. Родился в 1955 году в Харькове. По образованию — учитель истории, несколько лет работал в школе. Творческую деятельность начал корреспондентом газеты «Московский комсомолец». В 1990-е гг. вел авторскую программу на телеканале РТР. Со времени написания первого рассказа в 2004 г. стал одним из самых публикуемых в Росси и за рубежом авторов малой прозы, пишущих на русском языке (общий тираж в периодике — свыше 25 млн экз.). Живёт в Москве.
Владимир ЖУКОВ
almakarov2008
Утверждено
О проекте
