По большому счету, нас должны любить только жены и любовницы

Трудно сосчитать, сколько раз слышал я фразу: «Не люблю журналистов!» Иногда к ней пристегивали волшебное слово «извините», но чаще обходились без него. Так говорили и простые люди, и те, чьи фамилии можно обнаружить в Большой советской энциклопедии. То есть диапазон – самый широкий…

Наверное, нас, журналистов, действительно не за что любить. Мы вечно суем свои носы туда, куда не следует, копаемся в грязном белье, влезаем в чужие судьбы, ради красного словца не щадим и родного отца. Именно из-за нас, «щелкоперов и бумагомарак», все тайное становится явным, выставляются на всеобщее обозрение тщательно спрятанные от посторонних любопыт­ствующих глаз «скелеты в шкафах».

Помню, как несколько лет назад на Дальнем Востоке затонул батискаф. Сейчас про этот случай уже не вспоминают, но было такое. Батискаф лежал на дне, но начальство молчало, ничего не предпринимало. А все потому, что затопление произошло по его вине. Поднимешь шум – себе же и навредишь. В батискафе ждали смерти восемь человек. Какой-то штабной, не совсем потерявший совесть, позвонил жене одного из погибавших и сообщил, что у ее мужа проблемы. Жена связалась с корреспонденткой местного телеканала, молодой девушкой, та обратилась в штаб и услышала: «Мы не даем комментариев!» Журналистка поняла, что это означает, и запустила информацию в эфир. Девушка рискнула взять на себя ответственность. Авария на батискафе перестала быть тайной, и начались спасательные работы. Восемь человек и поныне здравствуют, потому что СМИ вовремя вмешались, и трагедия была предотвращена. Начальство тогда, правда, отделалось легким испугом, но, думаю, те офицеры теперь очень не любят журналистов.

Аллергия на въедливых «писак» – и у военных чинов, которых турнули с теплых мест из-за рядового российской армии Андрея Сычева, лишившегося ног в результате процветавшей в части махровой дедовщины. Попытка замять скандал не удалась из-за представителей СМИ, по инициативе которых «из искры возгорелось пламя», да еще как возгорелось, на всю страну.

А почему это, спросит кто-то, автор оперирует примерами, так сказать, хрестоматийными? Неужели у него своих нет? Почему же, имеются, пусть и не настолько яркие.

Однажды я опубликовал в районной газете криминальный очерк о малолетках, которые избивали людей бейсбольными битами и отбирали у них деньги и ценности. Изменил имена, фамилии, время и место действия. Однако в маленьком городке народ на виду. Меня отыскала мать одного из «героев» публикации. Явилась с претензией, мол, я ее, сына и всю семью опозорил, соседи угадали, о ком написана статья, и теперь тыкают в них пальцами. Я внимательно выслушал женщи­­­ну и ответил примерно так.

– Материалы мне предоставили ОВД и прокуратура. В тексте я это указал. Почему же вы не ищете правду в этих организациях? Потому что знаете, что там могут послать. А в газете можно орать и угрожать? Правильно? Так вы рассуждаете? Тогда слушайте меня. Криминальные истории я писал, пишу и буду писать. Не из-за гонораров. Если бы вы сейчас узнали размер этих гонораров, вы бы хохотали до колик в животе. Но если после моей статьи, где я в обязательном порядке напоминаю о неотвратимости наказания, хотя бы один-единственный подонок отложит в сторону нож или передумает бить битой по живой теплой голове, значит, я трудился не напрасно. Уголовные хроники пишу постоянно, у меня в активе их – около трех сотен. Если я заставил хотя бы 300 человек отказаться от совершения преступления, значит, не зря на свете живу. Вот такая математика… Но если вы считаете, что я нарушил закон, обращайтесь в суд. Пусть он нас рассудит.

– Но вы указали в статье, что мой сын проигрывал украденные деньги на игровых автоматах, – не сдавалась мамочка, – а на самом деле он не играл!

– Да, – согласился я. – Это была моя версия! Хотелось как-то объяснить действия малолетних грабителей! Каюсь, прошу прощения за ошибку! Надо восстановить справедливость, написать правду, что ваш сын и его дружки были не несчастные, пристрастившиеся к автоматам игроманы, а мерзавцы и садисты! Правильно?

Я сейчас говорю об официальной, а не о «желтой» прессе, которую не любят больше всего. Смотришь телик, и порой кажется, что «звезды» начали против моих «желтых» коллег крестовый поход. А я лично их очень уважаю (предполагаю, что после этих слов в меня могут полететь виртуальные камни). И знаю, какая у них тяжелая работа! Одна девушка из «народной» газеты рассказывала мне, как она двое суток ночевала в машине, как ползла в поле под дождем, пытаясь просочиться сквозь кордон, только для того, чтобы сделать снимки обломков разбившегося самолета. Ребята трудятся в собственной нише, зарабатывают хлеб в поте лица, у них есть свой читатель, для которого они и стараются. И я, честно говоря, не вижу смысла в разделении прессы на официальную и «желтую», раз мы вместе плывем в одной лодке нелюбви.

На одном из семинаров клуба региональной журналистики «Из первых уст» перед нами, слушателями, выступал Шендерович.

– Есть любопытная версия того, как вымерли динозавры, – сказал Виктор Анатольевич. – Вроде бы у них была очень маленькая голова при огромном, колоссальном теле. Нервная система была несовершенная – очень медленно шел сигнал. Поэтому у динозавра саблезубые тигры отъедали хвост, он истекал кровью, а голова еще жевала листики. Когда до нее доходила боль, гигант пытался реагировать, но было уже поздно, к этому моменту динозавр оказывался съеденным. Пресса – это та самая нервная система государст­­­­ва, его нервное волокно. Иголкой уколол – стало больно, и принимаются меры. Потому что, если ты положишь руку на огонь и не почувствуешь боли, то сгоришь. А отдернешь вовремя – спасешь и руку, и себя…

Вот так он сказал… А теперь– воп­­­­­­­рос на засыпку: существует ли на све­­­­те нормальный человек, не мазохист, который любит боль? Нет такого! Конечно, любой индивид понимает, что без боли нельзя, но любить ее? – это уж, извините, перебор. Вот где истоки нелюбви.

Ну, а если любят? Если холят, лелеют, на руках носят? Это как раз нехорошая тенденция, которая не может не насторожить. Значит, журналист никого не задевает, ни во что не вмешивается, кропает легкие статейки для приятного чтения, чтобы заполнить газетную площадь, и делает заказные, хвалительные – за денежку. То есть не выполняет свой долг перед обществом. Можно усомниться в его профессиональной пригодности.

По-хорошему, журналиста должны любить разве что его жена и любовница. Или муж и любовник, если журналист – женского пола. Я, конечно, утрирую, но логически получается именно так.

Вот только логика – вещь двуликая и очень расплывчатая. Иду недавно по родному городу. Встречаю знакомую. «Хорошо, что ты свои статьи не только в областной и московской, но и местной прессе публикуешь, – говорит она. – И мы читаем тоже. Ты – молодец! Пиши и дальше, все здорово, все на высшем уровне!»

И я понял: любят. Значит, на мне можно оставить клеймо: профнепригоден. Этот вывод исходит из моей логики.

Вот только бросать писать я не собираюсь. А после слов своей знакомой у меня на душе потеплело, и захотелось работать еще и еще. И настроение совсем не ухудшилось от того, что я – плохой журналист…

Ростовская область

Журналист