Пещера

Было что-то ускользающе нежное в его взгляде и движениях, и даже в этой уверенной походке и в том, как он говорил слово “да”, и застегивал на все пуговицы рубашку. Он был ускользающим только потому, что он был, и нежным только потому, что он был со мной. Эти руки покрытые шрамами с тонко отточенными ногтями и взгляд иссиня-черных глаз пронзали, как тысяча голов ту границу, где начинаются ворота противника. Он никогда не говорил мне, что я не права, но я знала, что он абсолютно не согласен со мной, ни в чем, ни в том, что я иду, ни в том, что я живу. За это я любила его. У меня был роман…. С его взглядом… его прикосновением… его дыханием… его голосом… он и не подозревал о том, что столько всего, что принадлежит ему, заводит роман со мной. Он не замечал и того, как трехдневная щетина на его подбородке начинала ласниться черным в сторону моего исхудавшего тогда лица. Как мы попали в эту пещеру? Бог его знает. Это я привела его. Пещера была глубиной в шестьсот километров с льдинами внизу и зелено-салатовой травой у входа. Этот бред мог прийти только в мою сексуально-дурную голову. Провести здесь викэнд! Но ему было все равно. Он затягивался своей французской ментоловой сигаретой, как-то медленно, сильно и очень редко. Он ничего не делал слабо. Он и на лыжах-то катался сломя голову. Чертов слалом…. Никогда не забуду тот месяц, когда он сломал ногу и не занимался со мной сексом целых тридцать пять дней с половиной. Не выгляди он тогда калекой, убила бы его, вместо того, чтобы кормить с ложечки. Господи, он молчит уже целый час. … И пускай…. Я люблю эту тяжелую тишину рядом с ним. Она такая вязкая и как будто держит тебя где-то в районе шеи и вокруг позвоночника, привязывает тебя к этакому столбу, и ты не можешь пошевелиться. Боишься спугнуть его мысль, летящую там, намного выше шестисот метров, и окунающуюся в глубину намного более глубокую, чем мое влагалище… Может, поэтому он меня ненавидит… Я была противопоставление тому, где был он своим внутренним чувством …. Кажется, мои руки заледенели.… Не знаю, почему он выбрал меня… наверное, чтобы каждый раз согревать мои руки. Он любил их, разговаривал с ними, подносил их к своим тонким и подвижным губам и дышал на них. У моих рук был тоже роман, с его губами. Они стали изнеженные от прикосновений этих ангельских поцелуев. Но почему он молчит? Я должна что-то сказать. Его взгляд, прикованный к самой огромной глыбине льда хитро скользнул по моей одежде.
― Ты одела такую холодную куртку, тебе не холодно, ты вся дрожишь?
Это лишь предлог… странный предлог, чтобы еще раз пробежать глазами по моему загорелому лицу, обжечь прикосновением взгляда каждое место для поцелуя под одеждой. Как будто нельзя сделать это просто так, потому что хочется.… Но он не подает виду, он никогда не подает виду, что хочет меня… Игрок… Ему надо, чтобы я вцепилась в него, как изголодавшаяся кошка. Сейчас он развернется яблоками глаз и снова уйдет в никуда, чтобы пересмаковать этот образ, чтобы еще и еще вспоминать его, доводить до совершенства, до…. Оргазма.… До мечты об идеальной девушке.
― Ты похожа на эту пещеру: у входа трава, в внутри ты холодная, как лед… Не смотри так на меня. … Хм, да нет, ты не всегда такая… Ты… оттаиваешь…
Это следующий шаг. За наши годы совместных встреч я наизусть выучила его тактику…. Он делал два шага вперед, а потом набрасывался. Как горнолыжник на снежном склоне. Надевает лыжи, передвигает сначала одной ногой, потом второй, и вот он уже летит вниз и снег бъет по его лицу. За наши животные встречи я много узнала о нем. Так забавно изучать человека, пока он думает, что ты всего лишь на несколько дней, а сам, не замечая, привязывается к тебе и его уже не возбуждают другие девушки. Хотя, конечно, если они постараются, то может быть.… Но ему нужна была только одна.… Которую он растил и лелеял. Он не любил диких цветов. Потому что сам был диким. Ему нужен был кактус, который он мог взять подмышку и таскать за собой этот колюче-нежный, инфантильный и горячий образ с тысячами шипов, чтобы выкинуть его в ближайшую канаву, если вдруг он встретит ту… свою глубокую мечту. Кактус выкидывать не жалко, может быть, скажете вы. И окажетесь правы. Но, возможно, вы никогда не видели, как кактус цветет? Шипы обычно стоят самого цветка.
― Не мучайся, ты все равно далека от ядра… моего космоса…
Сэл посмотрел на меня угрюмо из-под тонко сложенных бровей, и засмеялся этому так странно прозвучавшему здесь пафосу. В нем всегда была эта простота, эта обжигающая независимость, эта легкость, это непоседливость, это хулиганье, в свои тридцать пять он был похож на парня из южного колледжа Америки, только с немного большим опытом, с немного большим количеством денег, знающий вкус к жизни и трахнувший половину Нью-Йорка. Я вслушивалась в его мерное дыхание и быстрый пульс. Но мой пульс будто нарочно бился все быстрее и быстрее, чем голубая вена на его большой и теплой руке. Сэл привстал и кинул еще немного сухих веток в костер.
― Все, что у нас осталось, ― сказал он, бросив искрометный взгляд чуть прищуренных глаз на свалку камней, которые мы использовали вместо тумбочки.

Я знала этот взгляд. В нем смешалось три огня: синий, красный, желтый… От костра, от тепла его сердца и от страсти его тигриной сущности. Было что-то более чем мелодичное в звуке этих капель падающих сверху, в жужжании подземных насекомых и его уверенно- спокойном дыхании, которое через несколько секунд начнет учащаться, а потом, как ветер, превращающийся в ураган, собьется с привычного ритма, потеряет равновесие, забудет чье оно, и зачем оно нужно. …И глаза, в которых показная искра уверенности старшего и более опытного мужчины, превратится в рассеивающиеся вскрики ускользающей сейсмической волны.

Когда я открыла глаза, Сэла рядом не было. Зловещая пустота накрывала меня. Костер потух. Я долго шарила по карманам. И вспомнив, как не вовремя я всегда бросаю курить, мысленно обругала себя за жалость к своему здоровью. Я встала… Кажется… И медленно передвигаясь по бугристому гравию темноты, заорала во всю глодку: Сэээээллллл!!! Сэээээееелл!!! Ты где!!!
― Гдееее? Где… еэээ… ―- передразнивали меня тысячи ходов пещерного лабиринта.
Я одна.
Вдруг что-то хрустнуло под моим правым красовком. Я наклонилась. Ударилась о.... Какое счастье, это же наша “тумбочка”…. И, извлекая из-под пятки зажигалку, я поняла: стен больше нет. Я зажгла это примитивное устройство, которое теперь послужит мне фонариком. И увидела пустыню, покрытую осколками льда, мха, и крупным серым песком… Что-то соленое закатилось мне в рот. Мне было слишком страшно, чтобы я начала плакать и слишком больно, чтобы я могла чувствовать, и слишком захватывающе, чтобы думать. Я просто пошла вперед. Проблема была в том, что, где этот перед, понять было невозможно. Концов этой местности видно не было. Все покрывал вязкий туман, а в воздухе слышалось уверенное дыхание южного ветра.
Сэл, Сэл, Сэлик, Сэлинойд, Сэлиандр… Кто выдумал называть тебя таким странным именем? Где прошло твое детство, где ты шлялся всю свою чертову жизнь, где Сэл, и где ты шляешься теперь? Ты оставил меня, твою преданную любовницу, посреди этой мокрой и пустой, чертовски пустой пустыни. Когда мне плохо, я всегда ругаюсь. Как будто это может что-то изменить. И вот только вчера ты был так близко, только вчера мы безумно любили друг друга, как падшие ангелы, как два волка, живших раньше только со своим диким одиночеством. Сэл, ты не должен был так поступать со мной. Я найду тебя, слышишь, моя любовь, мое Солнце, мое сердце. Нет, как я могу говорить все это, это не принадлежит мне, а только твоим мечтам. И все же ты дарил мне прикосновения тебя, такие сладкие следы твоего дыхания, призрак твоей души, он был со мной. Я шла, а пещера, которая теперь стала пустыней, в которой из-за сильного тумана все плыло перед моими глазами. А может, это было из-за слез. Пещера наполнялась звуками. Сначала они говорили мне : уууууууууу… Это пугало, но я продолжала идти. Постепенно звуки усиливались, и я, кажется, начинала различать слова. Как будто души тех, кто также как мы любили друг друга в этой пещере вспоминали свою молодость. Я посмотрела на ели теплившийся огонек моего ''фонарика'', оставались секунды, сейчас он потухнет. Я иду. Странно, на моих часах столько же времени, как когда я проснулось.
― Времени нет, есть вечность… Хм, малышка. А точнее точка, в которой пересекаются бесконечность и вечность, ― прогремел голос и затих в расщелинах.
Я только вздрогнула. Теперь уже, кажется, ничто не могло свести меня с ума. Я привыкла. Я сама паранормальность. Да, и Сэл говорил мне об этом. Еще немного…
― Нет, зажигалка будет гореть, ― новый голос, совсем еще юный.
―Ну, конечно, вечный огонь в моей руке, и куда я с ним пойду, ― посмеявшись, я огляделась, никого не было видно.
― Не знаешь, куда идти, иди прямо, все равно….
― Что все равно?
― Гремлины существовали, Бог не был мужчиной, у ангелов разноцветные крылья… я много знаю, давай дружить…
― Кто ты?
―Я? Человек…
Передо мной открылась замечательная панорама. Водопад… Огромный водопад… Откуда лилась вода, видно не было…
― Пожмем друг другу руки…
― Но как, я не вижу твоей руки…
― Глупая девчонка, ― резко отрезал невидимый.
И водопад снова превратился в глыбу льда. Наверху я увидела.. кого-то .. прямо на самой вершине… Сидел человек. Перед ним горел костер, а вокруг несколько прозрачных призраков, улыбаясь и свесив ноги в бездну, что-то рассказывали. Покуда они болтали ногами, я пыталась разглядеть фигуру, столь бесцеремонно общавшегося с неведомыми мне существами. Он был красиво сложен, и длинная черная борота заслоняла от меня половину татуировки на его теле. Это была надпись. Огромными красивыми буквами, наколка… в виде слова “lost”. Я стала всматриваться его лицо. Такое знакомое. Кажется, человек улыбнулся мне.
― А ты никогда не думал, из каких двух слов состоит слово человек…
― Ха-ха-ха… Сто лет он чел, а остальную вечность где-то летел.
Смех раздался на разные голоса, которые тонули во мраке пустыни…
― Сээээээлллллллл!!!…. ― опять закричала я.
Человек на вершине горы пошевелился. Призраки исчезли, зажигалка в моей руке похолодела. Три сосульки упало сверху, и одна, так и не разбившись о препятствия-расщелины в полете, осталась в капюшоне моей куртки.
― Ну, что ты так кричишь… ― громко проговорил Сэээл… Он сидел на вершине ледяной глыбины, свесив ноги. Я отшатнулась.
― Да, что с тобой, Надя?
Господи, когда он в последний раз называл меня по имени.― мелькнула мысль и растворилась в потоке распросов. Я смотрела на Сэла, слезы капали вместе с талой водой на землю.
― Как ты туда забрался?
― Легко. Просто решил полазить, пока ты спишь. Ты ведь знаешь, я занимался в детстве альпинизмом… Адренолин… Эндрофины…
― Что?
Сэл не расслышал, он быстро спускался с вершины. От этого зрелища у меня захватывало дух. Веревка, по которой он спускался, казалась тонкой, как паутинка.
― Надя!!!! Надяяяяяя! Надежда…Наденок, да что с тобой?
Я как будто очнулась от комы. В голове ныло. Руки и ноги свело, как будто их кто-то связал веревками. Его лицо плыло перед моими глазами.
― Что это было?
― Все нормально, котенок… тебе просто приснился страшный сон, правда? ― нежно шептал он, а его руки уже были под моей курткой, они общались с моей спиной, шеей.
Я внимательно смотрела на Сэла. Его губы дрожали. Этого я еще никогда у него не замечала. А руки были совсем холодные. Он целовал мои глаза, живот, шею, ласкал меня в каком-то припадке. Это было уже не так страшно, это было приятно знакомо.
― Сэл? ― звала я его.

― Все хорошо, Наденок… Ты ведь хочешь, чтобы Бог был мужчиной, правда… Чтобы были только эльфы… Я люблю тебя, люблю, люблю… И поэтому мы вместе… навечно.