Каждый сельский житель знает, что поздней весной жгут траву на полях и вокруг домов. Далеко не всегда дело заканчивается хорошо. Горят отдельные дома и целые деревни. По этому поводу и написан рассказ.

Это был первый после зимы выезд Константина с женой в деревню. Подъезжая к дому, Константин радовался, что длинная холодная зима уже закончилась, впереди хлопотливая весна, теплое лето и новый урожай. Зима в этом году была долгая, в феврале и марте выпало много снега, апрель сначала был холодным, но затем быстро вошел в силу, растопил снег, вода сошла. Первые дачники, жители этой деревни, безвозвратно поглощенной Москва, в конце апреля уже приехали, по мобильной связи дали знать остальным, что дорога практически сухая.

Выехали на пригорок, яркое солнце, пробившись из-за облаков осветила широкие просторы, деревни, и леса, опоры линии электропередачи на противоположном высоком берегу реки. Далеко был виден крест разрушавшейся церкви, стоящей среди запущенного сада. Ближний берег реки на котором стояла деревня, застилала густая пелена дыма. Приоткрыли окна и сразу же в машину ворвался свежий воздух, в котором смешались запахи сухой прошлогодней травы, влажной просыпающейся земли и нарождающихся весенних цветов, к этому аромату примешивался тревожный запах дыма от сгоравшей травы. Подъехали ближе и увидели, что огонь загорается вблизи домов, и бежит в сторону от деревни, это жители деревни выжигают старую траву.

По правую и левую сторону от дороги чернели огромные участки выжженной травы. Подъехали к сгоревшей ферме, в этом месте над дорогой почти смыкались сухие прошлогодние бурьяны. Если полыхнет, на машине по дороге не проскочишь – подумал Константин – привычно направляя колеса Нивы по колдобинам проселочной дороги.
Дома деревни стояли кольцом вокруг внутренней дороги, в двух местах соединявшейся в внешней. Посредине деревни располагался огромный выгон, на который жители деревни в прежние времена утром выгоняли многочисленную скотину в стадо. Сейчас деревня оживала только весной, когда в нее приезжали жители, провести пенсионное лето или отдохнуть в отпуске. Деревня была расположена далеко от центральной

усадьбы, «Медвежий угол», как говорил о ней председатель сельсовета. Ей суждено было умереть, из-за росчерка пера городского чиновника, который, сидя в своем кабинете, решил, что деревня не перспективная и подлежит уничтожению. Никогда не видя этих полей, не вдохнув свежего воздуха, наполненного ароматом трав и цветов, не спросясь жителей этой деревни, он приговорил ее к гибели.

Три старика, всю свою жизнь проработавшие в колхозах и совхозах Мария Васильевна, Клавдия Петровна и Михаил Никанорович отстояли деревню, они не захотели переезжать из родных мест в центральную усадьбу или к сыновьям и дочерям в город. Всю утварь быстро бы растащили жители окрестных сел, дома сгорели бы от недосмотра. Деревня, как сотни российских деревень, умерла бы, заросли бы травой разрушенные фундаменты, на каратах, к названию деревни приписали бы (неж. – нежилая) и через несколько лет все бы забыли, что в этом месте веками жили люди, трудились, радовались жизни любили и умирали.

В деревне жили настоящие патриоты, не взирая на то, что выросли ли они в этих местах или купили дома по случаю. Места были здесь просто замечательные, широкая речка бежала рядом с деревней. Огороды окаймляли деревню с внешней стороны, спускались к реке, отделяли дома от внешней дороги. На этих огородах выращивалась картошка, свекла, кабачки, фасоль и еще много-много всего, что обеспечивало трудолюбивых жителей зимой в Москве. Однако, с каждым годом все меньше земли распахивалось, старая трава подступала к самым домам во многих местах. Основная дорога огибала деревню с внешней стороны и шла по берегу реки к другой деревне, к ней подходило ответвление с внутренней дороги.

Когда подъехали поближе, стало видно, что трава горит за деревней между дорогой и речкой. За огнем следили два человека Виктор Ильич и Александр Георгиевич. Огонь неровно бежал по сухой старой траве, где-то языки пламени взлетали высоко на 2-3 метра, где-то низкое пламя бежало с неимоверной быстротой, оставляя за собой черную, выжженную землю, над которой поднимались густые белесые клубы дыма.

Непреодолимым препятствием для огня служила дорога, перебежать через автомобильные колеи огонь не мог, и здесь его волны затихали. С другой стороны путь огню преграждала река.

Константин объехал деревню по внешней дороге, и свернул на внутреннюю, было видно, как огонь, сопровождаемый сизым дымом, побежал дальше от деревни и вскоре затих, уткнувшись в берег речки.

Подъехали к дому и выгрузились. В доме все оказалось цело, но следы мышей были на столе, на кроватях и в шкафу. Все вымели, затопили печку и дом, выстывший за зиму, стал понемногу наполняться теплом. Немного погодя пришли соседи, узнать, как перезимовали, что нового в доме, все ли цело. Вот уже третий год всей деревней нанимали сторожей, следить за сохранностью домов, а главное, чтобы не срезали провода. Так однажды уже было. Когда приехали, увидели, что все столбы стоят на месте, но проводов, по которым шел живительный электрический ток, который освещал, обогревал и вообще помогал строить и жить – не было. Только к середине лета непрестанными заботами старожилов, собрали деньги, водкой и всеми рычагами, какими только можно было электричество все-таки было восстановлено. Основную роль в восстановлении сыграл Виктор Ильич, бывший заместитель директора огромного производственного оборонного предприятия.

Как и все жители деревни, Виктор Ильич зимой жил в городе и с началом первых теплых дней перебирался в родную деревню. Он родился перед войной и вышел на пенсию перед самой перестройкой. Купил самую по тем временам дефицитную машину – «Таврию» и построил деревянный дом без печки. Зачем нужна была печка когда можно было почти бесплатно обогреваться электричеством. Платили за него копейки, а часто вообще бесплатно воровали, перекинув провода мимо счетчика. Сейчас пенсии явно не хватало, «Таврия» часто ломалась, запчасти не поставлялись, так как, машина производилась уже в соседней стране – Украине. Деревянный дом постепенно рассыхался и требовал постоянного ремонта. Печку все-таки пришлось построить, так как электричество стоило дорого и если провода воровали – тепла и света не было подолгу. Пришлось на старости лет жить своим огородом, он нанимал трактор и распахивал большой участок, сажал много картошки, других овощей, завел плодовый сад и ягодник. Виктор Ильич приезжая в середине апреля и до конца октября все время проводил на огороде, в саду или на рыбалке. Летом речка выручала его, снабжая бесплатной едой. Осенью он вывозил урожай в Москву, продавал плоды и овощи соседям в городе, тем и жил, хотя старость и немощь неумолимо подкрадывались.

Другой примечательной личностью и коренным жителем был Александр Георгиевич, бывший военный, дослужившийся до старшего офицера – майора, воевал в Афганистане, во время перестройки уволился. Когда стали раздавать землю, решил стать фермером в родной деревне, даже однажды зимовал в деревне вместе со стариками, засадил огород картошкой и рассчитывал получить солидный доход. Картошка уродилась хорошая и обильная, но продать ее в Москве не было никакой возможности, перевоз был очень дорог, а цены столь низкие, что не оправдали затраты на обработку и покупку семян. Александр Георгиевич, бросил свою затею, с помощью сослуживцев устроился на хорошую работу, прилично зарабатывал, построил рубленный дом, купил дорогую машину. Но вскоре ему исполнилось пятьдесят лет, с работы его попросили уйти, и сейчас он жил в деревне, ожидая хоть какой-то работы, и тратил накопленные деньги на постройки, нанимая жителей окрестного сел. Вот и сейчас строил из блоков сарай, у него работали два мужика с центральной усадьбы – Савелий и Алексей.

Савелий родился в многодетной семье в одной из деревень, объединенных в совхоз. В Советские времена работал в совхозе на тракторе, и, несмотря на то, что часто пил, был на хорошем счету, достаточно получал, за хорошую работу был премирован автомобилем Жигули. Совхоз развалился, на его месте образовалось акционерное общество, которое истратив все накопленные совхозные капиталы развалилось. Савелий ушел с работы, пить бросил и теперь в составе бригады нанимался строить «дачникам». Как жить дальше, он не представлял.

Алексей в советские времена приехал с Украины, обзавелся семьей, и так и остался полюбив эти края. После развала совхоза пытался подрабатывать в Москве в сторожах, но городская жизнь не нравилась ему, и он подрабатывал, нанимаясь строить и ремонтировать дома «дачникам», как здесь называли приезжих жителей деревни.

По внутренней дороге громыхая всеми деталями, проехал странный автомобиль. Когда-то он был выпущен славным Горьковским автозаводом, но еще в Советскоеие времена ему достался нерадивый шофер, который по пьяному делу врезался в столб и здорово помял крыло. Машина долго стояла, лишенная прописки в ГАИ, к тому же на другой день из нее украли бензонасос и одну из фар.

Жители деревни сразу же насторожились, - чужие здесь не часто ездят, все знают деревенские машины на перечет. Автомобиль, громыхая составными частями, не спеша проехал по всей деревне и скрылся за пригорком. Наверное, жители деревни не зря с беспокойством следили за машиной. Если бы они знали, кто едет в этой колымаге, то постарались проводить ее до околицы.

Пассажиром в кабине ехал толстый, жирный, хитрый парень Санек. Он и в Советское время не любил работать, пропивал совхозное зерно и комбикорм, бензин, солярку, словом все к чему был доступ. По молодости лазил к чужим бабам, за что был не раз бит. В перестройку пытался торговать, но лень и пьянка не позволили ему сделать ничего путного. Тогда он решил заняться сдачей металла, сначала резал со столбов алюминиевые провода, но когда узнал, что нескольких таких – же воров посадили, испугался. Вот уже года три занимался железом, и даже называл свою компанию металлургами. Откуда же в этих деревнях железо? Его много оставалось на полях с советских времен. Страна крепко поддерживала техникой сельского человека. Трактор для совхоза стоил меньше, чем личный автомобиль для рабочего совхоза. Дармовой металл особенно не жалели и не ценили. Бензин и солярка повсюду стояли в огромных бочках. Надо – налей ведро, для чего никто не спросит. Залей в машину, или трактор, руки отмой, или залей соляркой двор от сорняков. Бери сколько душе угодно – не жалко, не свое, никто не спросит. Машины и трактора часто ломались, их особенно никто не чинил, зачем – дадут новые, вот их-то забытые остовы то здесь, то там стояли рядом с домами пока до них не добрались «металлурги» и не стали сдавать дармовой металл ловким скупщикам. Много лет под солнцем, дождем и снегом стояли эти машины потихоньку съедаемые ржавчиной. Сначала с машин сняли медь и алюминий, и они стояли разломанные и разворошенные, потом дошла очередь до стали и чугуна.

Сперва на приемные пункты отправлялись все детали, которые еще можно было отвинтить и отпилить, потом в ход пошли сварочные аппараты и резаки, были разделаны все остовы, которые лежали около дорог. За три года было подобрано и свезено на приемные пункты, все, что лежало на виду, летом, оставшееся железо скрывала высокая трава. Весной же, пока новая трава не вымахала под ярким солнцем, можно было попытаться найти что-нибудь стоящее и сдать в приемный пункт. Старая сухая трава здорово мешала поиску, но здесь выход был постой – поджечь и огонь быстро пожирал сухую траву и обнажал остатки металла.

Вид добротных домов деревни, распаханных огородов и ухоженных садов, готовых распуститься белым цветом весеннего цветения, злил Санька и тогда горячая черная злоба, вызванная завистью, шла откуда-то снизу и била в голову чугунными ядрами.

По вечерам он жадно смотрел телевизор, холеные молодчики заграбастали нажитое народом добро и сейчас жили припеваючи – ездили по заграницам на теплые моря, жрали дорогую еду, гоняли с шикарными девками на дорогих иномарках. А чем же он был хуже, наглости у него всегда хватало, все только мешали ему разбогатеть, прятали, таили, не давали жить хорошо.

Выращивать картошку, сажать, потом обрабатывать, собирать и продавать было не по нему. Как клещ, на которого Санек был похож, он присасывался к какому-то хозяйству, запускал туда свои ядовитые слюни и высасывал все хорошее, пока хозяйство не погибало, или его не выковыривали, обложив со всех сторон.

За шофера сидел Витек, малый глуповатый лет 30. Прав у него никогда не было, так как правила он никак не мог выучить, но в технике разбирался хорошо и машину собрал своими руками из различных частей. А права, кто их спросит в такой глуши, да и номеров у машины давно уже не было. Все деньги, которые ему доставались от Санька Витек, при отсутствии жены сразу же пропивал., не особенно задумываясь о том, что будет завтра, через месяц или через год. Еще в школьные годы ребята его часто подбивали на любые гадости, которые он не задумывась выполнял. Покойный отец часто беспощадно лупил Ванька, но толку все равно не было. Витек горько плакал от обиды, не понимая за что его наказывают. Покойный отец не успел его женить, девки, зная его глупость, за него не шли, а для баб он был слишком молод.

Санек, не находя ничего стоящего, мрачнел все больше, выехав за околицу, он решил поджечь траву и когда она выгорит, разыскать оставшееся железо. Санек видел, что сейчас в деревне находятся одни старики, и особенно их не опасался. Он понимал, что жители могут поймать и поколотить или сообщить в сельсовет и милицию. Судьба жителей деревни мало интересовала, все они, по его представлению жили лучше его, и поэтому достойны были самых страшных бед.

Проехав по деревне и выехав за околицу, машина остановилась за ближайшим бугром, так, чтобы из деревни ее не было видно. Санек тут же послал Витька поджигать траву. Самому ему не хотелось вытаскивать из кабины жирное толстое тело, нагибаться и вообще возиться с огнем. Витек не сразу понял, что от него хотят, сперва он пошел поджигать траву с другой стороны дороги, тогда огонь побежал бы от деревни. Саньку пришлось на него прикрикнуть. Витек перешел через дорогу и стал поджигать траву рядом с машиной, пришлось отгонять его подальше. Наконец Витек скрутил жгут сухой травы и щелкнул зажигалкой. Огонь моментально вспыхнул, Витек опустил горевший жгут к сухой траве, и волна огня весело побежала к домам деревни.

Витек залез в кабину, завел двигатель и машина на самой большой скорости, которую могла себе, не рассыпаясь, позволить, помчалась прочь от деревни. Санек высунулся в окно кабины и наблюдал, как волна огня набирая силу помчалась к домам. Сизый, белесый дым все выше и выше поднимался над выгоравшей травой, треск сгораемой травы заглушил звук работающего двигателя. Налетев на дерево, огонь лизал его языками пламени и скоро ствол окружался дымом, молодая крона жухла и занималась факелом, дым от которого был далеко виден среди безлесной равнины.

В деревне поздно заметили надвигавшуюся беду, когда стена огня уже наваливалась на дома. В наступившей тишине, стал слышен треск сгорающей травы. Заголосили женщины, мужчины схватив грабли и лопаты бросились на перерез огню.

Виктор Ильич распределил всех жителей по бригадам. Сам он с Константином бросились к одной стороне села, а Александр Георгиевич с Савелием и Алексеем бросились к другой.

Огонь хоть и надвигался беспощадной жуткой стеной оставляя за собой черную, выжженную землю с догорающими деревьями, но без пищи – сухой травы был слаб, и пока не добрался до строений, в поле его можно было остановить. Надо было граблями прочистить дорожку, шириной примерно метр – полтора, так, чтобы на ней не осталось сухой травы. Тогда огонь в бессильной ярости останавливался на границе, и его волна бежала дальше, стараясь обойти людей со всех сторон и поджечь дома. Если на пути попадались кусты, шиповник, бузина, то они на глазах темнели, и вспыхивали, волшебный цвет нарождающихся бутонов чернел на глазах.

Обе группы стали сходиться вместе, преграждая путь огню. Виктор Ильич, когда дорожка была прочищена на 20-30 метров, поджигал траву навстречу основному огню и когда обе волны сталкивались, языки огня взметались ввысь и сразу же опадали без пищи. Огонь не мог перейти через выбитые колесами автомашин сплошные двойные колеи дороги, которая опоясывала деревню. Задача жителей состояла в том, чтобы отсечь огонь от домов и заставить его умереть у внешней дороги.

Деревня раскинулась широко и надо было прочистить дорожку длинной более километра. Кое-где путь огню преграждали распаханные под картошку огороды. Но там, где хозяева ничего не сажали, сухой бурьян высился прямо во дворах и подступал к самым домам. Дома в деревне стояли близко друг к другу и если бы один дом запылал, огонь последовательно бы сжег всю деревню, спасти не удалось бы ничего. После быстрой работы дорожка была прочищена вокруг основных домов, но огонь еще не был побежден и пытался добраться до домов.

Два дома, окруженные стеной бурьяна, стояли на отшибе, их хозяева еще не приехали и, когда беду удалось отвести от основных построек деревни, эти два дома были еще в опасности, огонь к ним уже подобрался. Сухая трава горела ровной волной, бурьян вспыхивал кострами, если его было много, отдельные костры соединялись в сплошную стену и с гулом быстро неслись подгоняемые ветром. Стена дыма поднималась до самого неба. У этих домов собрались все мужики и стали их спасать, граблями откидывали сухую траву, а бурьян сшибали лопатами. Жар от огня был очень силен, глаза слезились от едкого дыма, было трудно дышать. Поочередно выскакивали из дымовой завесы, жадно глотали ртом свежий воздух и снова шли бороться с огнем.

Наконец, довели очищенную от старой травы дорожку до того места, где внутренняя дорога отделялась от внешней и шла уже по деревне. Огонь уже не мог прорваться к домам и стал не опасен. Перевели дух и огляделись вокруг. Куда ни кинь взор, везде от домов до внешней дороги чернела выжженная земля, посреди этой черноты, кое-где дымили столбики бывшей изгороди, догорали молодые деревья. На краю деревни среди выжженной травы обнажилась одинокая железяка, из-за которой и был затеян этот пожар.

По краю внешней дороги росли ивы. Стволы всех ив горели неярким пламенем, который потушить уже не было никакой возможности, деревья гибли на глазах. Огонь поднимался по стволам от корней все выше и выше, не оставляя деревьям никаких шансов на выживание. Деревья вдоль дороги догорали еще почти сутки, несмотря на прошедший ночью сильный дождь.