История села Мурмино Рязанского района

М.Б. Оленев
2001-2008 гг.

Мурмино, ныне поселок городского типа в Рязанском районе Рязанской области, расположен по дороге Рязань-Спасск, приблизительно в 25 км к Юго-Востоку от областного центра.

В «Списках населенных мест Российской империи» за 1862 год поселок упоминается в качестве деревни с двойным названием - Мурмино (Троицкое) при озере Казарском [1].

О Мурмино, как о «значительном селении» в Рязанском округе, упоминает М. Макаров в своих «Заметках о землях Рязанских» [2].

Автор заметки о Мурмино в «Рязанской энциклопедии» Л.В. Димперан пишет:

«… Первоначально называлось Муромино, вероятно, по ее обрусевшим жителям: в окладной книге 1676 года оно записано как деревня Муромина [3]…»

Автор заметки «История и новь поселка Мурмино», заведующая районной библиотекой Любовь Ивановна Шкаликова [4] пишет:

«…Земли здесь малоплодородные, подзолистые, вследствие чего земледелие играло второстепенную роль. В заливных лугах разводили крупный рогатый скот и овец. Наиболее почетной профессией считались кузнецы. Кроме того, занимались ткачеством, пряли пряжу. По данным историка Милованова, в XVIII в. в Муромино существовала крепостная кружевная фабрика. Село славилось своими кружевами, которые русские купцы вывозили в заморские страны. В Муромино у одного из жителей была старинная икона Богородицы с веретеном».

Рядом с Мурмино расположено село Казарь, с именем которого связана старинная легенда. В Патриаршей (Никоновской) летописи под 1147 годом сообщается:
«… в Резани во гради Казари от иконы Святыа Пятницы быша чюдеса и исцелениа многа…» [5].

В летописи речь идет об иконе «Святыа Пятницы» - знаменитой рязанской иконе Параскевы Пятницы, которая в настоящее время (с 1938 года) находится в Государственном музее искусств Узбекистана в Ташкенте.

Мне вдвойне приятно упоминание летописца о «граде Казари». Во-первых, Казарь расположено в 1,5 километрах от родного села моих предков - Мурмина. До 1725 года, т.е. до построения в Мурмино церкви, мои предки были приписаны к приходу Успенской церкви именно села Казарь. А во-вторых, «чюдеса и исцелениа» произошли аж в 1147 году! Т.е., маленькое рязанское село - одногодок Москвы! Мне не раз приходилось слышать (и даже читать), что жители Мурмино (по аналогии с с. Казарь) считают, что их село тоже возникло где-то в этих временных промежутках.

Н.П. Лихачев писал: «Никоновская летопись есть официальная компиляция, совершенная приблизительно в 60-х годах XVI века». Еще раньше В.Н. Татищев был более категоричен: «Никоновский список - это «летописец Воскресенского монастыря, подписанный рукою Никона патриарха.. Он продолжен по 1630 год и, видится, особливо Никон сам пречерне велел переписать, понеже все те обстоятельства, что ко уничтожению власти духовной в других находится, в нем выкинуты или перемерены и новым порядком написаны» [8].

Другими словами «под руководством» Никона список подвергся правке, по меньшей мере, в тех местах, которые касались отношений княжеской власти и духовной. В настоящее время установлено, что все ее списки (т.е., Никоновской летописи) восходят к списку Оболенского 20-х годов XVI века.

Поэтому, рождение легенды о явлении чудес в «граде Казари» можно отнести к XVI-XVII веков. Летописец писал о современном ему событии.

Тем не менее, Мурмино считалось одним из древнейших сел Рязанского уезда:

«…Окрестности Рязани замечательны связанными с ними историческими воспоминаниями. Против города на другом берегу Оки находится древнее село Шумошь, где в 1517 году скрывался изгнанный великий князь Рязанский Иоанн Иоаннович, последний представитель независимости княжества. Вправо от села, вдоль берега реки, расположены села Дубровичи, Мурмино, Казарь, древнейшие в губернии, а влево, при устье р. Солотчи, на высоком берегу, стоит Солотчинская обитль, основанная Олегом [9] в конце XIV столетия; в ней покоится прах Олега и супруги его Евфросиньи и хранится много замечательных предметов старины…» [10].

Происхождение названия

Ученые до сих пор не могут ответить на вопрос, что же именно означает название села Мурмино.

Первым попытку дать ответ на этот вопрос, дал Н.В. Любомудров в 1874 году [11]. Он высказал мнение, что топоним образован от названия упоминаемого в «Повести временных лет» племени мурома. Эту точку зрения поддерживали и другие ученые в своих работах - С.К. Кузнецов, Н.П. Милонов (1952) [12] и Н.Н. Левошин (1975).

Московский профессор С.К. Кузнецов [13] в своей выпущенной в 1910 году книге «Русской исторической географии» предложил своеобразное «финское» изъяснение слова «муром», очевидно, «столицы» мордвы: «муром» - марийское «пою» и «ма» - финское «земля»; в общем - «место для пения» или «место веселья» [14].

Н.Н. Левошин:

«…Название поселка напоминает нам об аборигенах муромо-рязанской земли - финно-угорском племени мурома, родственном современной мордве. Это племя упоминается еще в начальной русской летописи - «Повести временных лет».

Во многих индоевропейских языках «мур» - болото (в саамском языке «мур» - море + «ма» - земля. Мурманск - земля у моря) «ма» - земля, страна. Следовательно, «мурома» - это люди или племя, живущее в заболоченной местности…» [15].
Любопытна версия И.А. Сокольского:
«… Рассматривая карты восточной Европы в разрезе того, где чаще встречаются географические имена, близкие к словам «муром» и «мурома», показывает, что эти имена куда чаще встречаются к югу от Мурома, чем к северу от него. Между тем, народы, говорящие на финских языках, обитают к востоку и северу от Мурома, а это в некотором отношении само указывает на южное происхождение рассматриваемых названий.

Пожалуй, самым южным из соответствующих названий будет имя античного города на керченском полуострове - Мирмекия. Умерший в 1941 году историк античного мира С.А. Жебелев пытался производить это название от греческого слова murmex - «муравей», причем предполагал, что город основан каким-то греком, с близким к слову «муравей» именем.

Любопытно, что город чеканил монету с изображением не царя или архонта, а с изображением муравья.. (Далее в работе И.А. Сокольского очень подробно разбирается топоним Муром, Мурмино, Муравлянка, производя их от слова «муравей» - Бабурин А.)…» [16]

«Толковый словарь живого великорусского языка» содержит несколько созвучных слов [17]:
«… Мурава - луговая трава, сплошной злак, зелень, сочная густая травка на корню.

Муравный - нвг. муровой, зеленый, злачный, как трава. Муравчатый, травный, зеленозлачный.

Мурава, мурава, мур, или пск., твр. муром (откуда и название города) - полива, глазурь, стекловатая оболочка на гончарной посуде, на изразцах из глета и оловянного пепла.

Мурок - тмб. мох, растущий более по займищам, идущий на постройку изб…»

Предания, которые хранятся в народе, говорят, что село построено переселенцами из г. Мурома, от которого и получило свое название [18].

В источниках XVII и XVIII веков село называлось Муромино и лишь во 2-й половине XIX века утвердилось написание Мурмино.

В одной из своих статей «К вопросу о возникновении поселений в Поочье (или о принципах не совсем научного похода)» я пытался проанализировать причину возникновения названия села:

«…Географическое название, как и всякое имя собственное, социально. Оно возникает из практической потребности людей назвать тот или иной объект. Какая же из характеристик объекта окажется той, что дает основу для названия, зависит от уровня и характера социально-экономического и политического развития и социальной психологии. Так, село может быть названо по сравнительно редкому природному признаку (например, Дубровка), по местной церкви (Рождественское), по имени или фамилии владельца (Пушкино). Но до развития боярского вотчинного землевладения название по владельцу было невозможно. Точно так же слащаво-сентиментальные названия помещичьих усадеб типа Кинь-Грусть, Отрадное, Мон-Плезир, заставляющие вспомнить сразу и Манилова, и щедринского градоначальника Грустилова, обязаны появлением моде 2-й половине XVIII - 1-й половине XIX века….» [19]

В названии села Муромино явно скрывается название некогда селившегося здесь племени - муромы.

Угро-финские племена - меря, мещера и мурома, впоследствии обрусевшие, занимали большую территорию от восточной окраины Москвы до Мурома, расположенного в междуречье Клязьмы с севера и Москвы-реки с юга. По имени ОСНОВНОГО племени мещеры эта территория названа была Мещерской низменностью, или Мещерой.
По всей территории встречается много рек, речушек, сел и даже волостей с названием племен - селение Мещера, Мещериново, село (погост) Мещерка, Меря, Мереево, Муром, селище Муромово Сельцо (=Дмитровский погост Шатурского района), Мурома, Муромская дорога; реки - Мерекая, Меровка, озеро Муромское.
Кстати, «Муромские» названия встречаются не только в Рязанской области:
־ с. Русская Муромка - Пензенская область
־ дер. Мордовская Муромка - Республика Мордовия (ранее - Галицынского района Самарской области)
־ с. Мало-Муромка - Томская область
־ с. Муромка - Крымская АССР (справедливости ради, стоит заметить, что историческое название этого поселения Алчин, а название Муромка село получило на основании Указа Президиума Верховного Совета РСФСР от 18 мая 1948 года о переименовании населенных пунктов Крымской области)

Один из первых рязанских краеведов, В.А. Городцов (можно даже так сказать - «земляк моих предков»: Городцов родился в селе Дубровичи, расположенного в 5 км от Мурмино), пишет:

«…Наибольшего процветания финские поселения на берегах Оки достигли в VII-IX вв. В этот период берега Оки были заселены сплошь… Это население исчезло в IX в. так неожиданно, словно по мановению волшебной палочки. В X в. вся рязанская земля, финские городища и селения, расположенные по берегам Оки, уже были заняты славянами…» [20]

При проникновении сюда славян племена мещеры, мери, муромы частично ушли на восток в более глухие леса, поселились вблизи болот. Курбский в описании своего похода в Казань (XVI в.) говорит, что он прошел из Коломны через Рязанскую землю, а потом Мещерскую «идеже есть Мордовский язык» [21]. С течением времени часть его обрусела, а часть под напором славяно-русской колонизации отступила на восток. Литератор М.Баранович, описывая Рязанскую губернию в середине XIX в., сообщал, что «мещера жила в основном по река Пре, Ялме, возле великих и малых озер у южных границ Владимирской губернии… что касается до мещеряков, то личность их носит грубое впечатление… народ в этих местах мелок, слаб, не развит».

Итак, историки констатируют, что мурома уже к XII веку была ПОЛНОСТЬЮ АССИМИЛИРОВАНА русскими!

Когда именно началось покорение этой земли? Скорее всего, во 2-й пол. X в. Читаем Н.М.Карамзина:

«… <964-966 гг.> Берега Оки, Дона и Волги были первым феатром его [Святослава - прим. М.О.] воинских, счастливых действий. Он покорил вятичей, которые все еще признавали себя данниками Хана Козарского, и грозное свое оружие обратил против сего, некогда могущественного властителя. Жестокая битва решила судьбу двух народов…» [22]

В XI в. эта территория входит в состав Черниговского княжества, в котором с 1054 по 1076 гг. княжил сын Ярослава Мудрого - Святослав Ярославич. При его сыне Ярославе (ум. 1129) рязанская земля находилась в составе Муромского княжества. Из Новгородской летописи известно о войне в 1104 г. Ярослава Святославича с мордвой [23].

Естественно, возникает простой и резонный вопрос: как именно название племени, давным-давно исчезнувшего с лица земли, могло попасть в название селения? Могли ли сами представители муромы назвать селение по названию своего собственного племени?

Теоретически, да. Такое часто происходит, когда изгнанные с насиженных мест люди проходят сотни и тысячи километров, потом оседают на неизведанную ранее землю и в память о своих предках именуют возникший починок именем своего племени [24].

«ИЗГНАННЫЕ С НАСИЖЕННЫХ» ОЗНАЧАЕТ «ИЗГНАННЫЕ С ЛУЧШИХ», А ЛУЧШИМИ В ТЕ ВРЕМЕНА СЧИТАЛИСЬ МЕСТА БЛИЗ РЕК!

Но Рязанское Поочье - это и есть историческое место расселения муромы. Мурмино находится В ОДНОМ ИЗ НАИБОЛЕЕ ВЫГОДНЫХ мест - на берегу озера Велье, недалеко от Оки.

«… Рязанская земля заняла место в центре России. Ее главной жизненной артерией является р. Ока. Кто овладевает этой артерией, тот становится господином всей области…» [25]

Селиться близ реки - это всегда было выгодно. При таком богатстве рек в Рязанской земле селиться в глуши, в степях, на болотах было бы, по крайней мере, неразумно. Ведь прячутся те, кому есть чего скрывать и чего бояться! Все просто!

Итак, мы приходим к выводу, что, «сидя» в одном из наиболее удобных и выгодных мест района, фактически прямо в своем историческом, «родовом» гнезде, муроме (самому племени) НЕ БЫЛО НИКАКОЙ НЕОБХОДИМОСТИ называть одно из многочисленных своих поселений собственным названием.

НАЗВАНИЕ СЕЛА МУРОМИНО, ХОТЬ И УКАЗЫВАЕТ НА НЕКОГДА ОБИТАВШЕЕ В ЭТОМ РАЙОНЕ ПЛЕМЯ, НО НЕ ПРИНАДЛЕЖИТ САМОМУ ЭТОМУ ПЛЕМЕНИ!

НАЗВАНИЕ ЭТО - СЛАВЯНСКОЕ!

А.А.Александров, изучая расселение славян в XII-XX вв., отмечает, что «наиболее древние города (Белоозеро, Ростов, Суздаль, Рязань, Муром) возникали на территориях, еще не подвластных киевскому князю.

НО ИНИЦИАТИВА ИХ ВОЗНИКНОВЕНИЯ МОГЛА ПРИНАДЛЕЖАТЬ

ТОЛЬКО СЛАВЯНСКИМ ПОСЕЛЕНЦАМ…

Правда, некоторое сомнение может вызвать появление городов Мурома и Суздаля, названия которых имеют иноэтническое племенное происхождение (например, «мурома»). Однако М.Н.Тихомиров допускал, ЧТО ОНИ БЫЛИ ПОСТРОЕНЫ СЛАВЯНАМИ И ЛИШЬ ПОЛУЧИЛИ НАЗВАНИЯ ОТ БОЛЕЕ РАННИХ ПОСЕЛЕНИЙ…» [26]

Итак, поселения были основаны славянами (т.е., начиная только с XII в., когда процесс ассимиляции был уже практически завершен). Но названия этих поселений сохранили иноэтническое племенное происхождение [27].

Вспомним «закон ряда» в топонимике:

«…В названии ярко проявляется закон ряда: НАЗВАНИЕ ДОЛЖНО ВЫДЕЛЯТЬ ИЗ НЕГО. Деревня Дубровка появится лишь там, где дубравы исключение среди хвойных и березовых лесов, а Борки - там, где преобладают лиственные леса. Давно подмечено, что топонимы, в которые входят термины «колодец», «вода» (на разных языках), характерны для сухих местностей, где воды мало, а каждый колодец - особая ценность…» [28]

Т.о., можно, опираясь на «закон ряда», сформулировать еще вывод: название села Мурмино (Муромино) должно было ВЫДЕЛИТЬ его среди всех остальных славянских поселений. Скорее всего, в нем просто отражена дань (должное) некогда существовавшему на этом месте угро-финскому поселению.

Возникает резонный вопрос: зачем?

Ключи ко многим вопросам могли бы дать районные легенды и были. Но, к сожалению, к настоящему моменту я не располагаю данными о легендах Мурминского района. Все - предел? Что делать?

Обратимся за помощью к … «соседям»! В соседнем Шиловском районе до сих пор бытуют старинные легенды и предания, передаваемые из уст в уста.

В свое время их собрали и опубликовали работники районного центра народного творчества А.Н. Гаврилов и С.А. Демина [29].

Авторы отмечают:

«…Почти повсеместно существуют рассказы о разбойниках, грабивших купцов, зарывших богатые клады. Немецкий путешественик Адам Олеарий, посетивший наши края в 1633 году, оставил свидетельства об изобилии здесь казаков и беглых рабов. Еще более удивительными кажутся сведения о мордве: финно-угорское племя, родственное мордовскому, обитало здесь около 1500 лет назад…»

Вот выдержка из легенды:

«… Много лет тому назад на месте Шилово росли большие дубовые леса. РУССКОГО ЛЮДА ЗДЕСЬ НЕ БЫЛО. ХОДИЛИ ТОЛЬКО ОХОТНИКИ. На месте Борка жила мордва с князем…»

Я специально выделяю текст. Он говорит о том, что славяне в эти места заходили КРАЙНЕ РЕДКО, СЛУЧАЙНО!

Читаем легенды дальше:

«… Однажды пришли сюда три брата-охотника русских, заплутались и вышли к мордовскому поселку. Мордва их встретила приветливо. Стали братья жить, да на беду младшему полюбилась дочь мордовского князя. Той тоже полюбился русский охотник, но отец и слышать не хотел об их свадьбе. И тогда братья, захватив княжну, убежали. Бегство обнаружилось быстро. Князь послал лучших своих воинов вслед за беглецами, их настигли на поляне, там, где сейчас улица Рязанская. Изрубили братьев мечами, а княжну увезли к отцу.

На подъезде к селу вырвалась она из рук воинов и с криком, что без милого ей не жить бросилась в речку и утонула. С тех пор река стала называться Пара в часть имени девушки, которую звали Парава, что в переводе означает «хорошая».

Один из братьев оказался не убитым, а только раненым. Лежит он - умирает, помолился своим Богам и видит, что высоко в небе летает сокол, как бы зовет за собой. Из последних сил пополз охотник за соколом и выбрался на берег Оки, а там были ключи лечебные, травы. Каждый день соколы приносили ему еду. Выздоровел он, построил землянку, стал рыбачить. Однажды смотрит - по Оке плывет что-то сияющее как пожар против течения. Подплыло ближе к берегу, бросился охотник к этому сияющему - взял в руки и почувствовал Божью благодать. Это была икона Успения Пресвятой Богородицы и день был Успения. Построил охотник церквушку, потихоньку к нему стал народ подселяться..»

Практически в каждом случае отмечается, что на месте современных сел и деревень существовали древне-русские городища в XI-XII вв. (Шилово, Константиново, Федосеева Пустынь, Прибрежный, Санское, Борок).

Из всего вышесказанного получается, что славянские поселения, скорее всего, возникали НЕ НА МЕСТАХ проживания угро-финских племен, а РЯДОМ, где-то НЕПОСРЕДСТВЕННО ВБЛИЗИ. Это подтверждают и археологические раскопки, проведенные в 1897, 1930 и 1948-49 годах соответственно В.А. Городцовым, Н.В. Говоровым и Н.П. Милоновым в сс. Алеканово и Мурмино - остатки древних поселений неолитической эпохи располагались ВБЛИЗИ нынешних сел!! [30] Ориентировочно Алекановское славянское селище датируется IX-X вв.

А что мы вообще знаем о первопоселенцах рязанской земли? А.Н. Гаврилов пишет [31]:

«… Как считает большинство исследователей, славянское население пришло на Рязанщину сравнительно поздно - в первом тысячелетии нашей эры (т.е. в XI в.!). До этого жили племена, которые большинство исследователей считают предками современной мордвы. Небольшие - всего в несколько домиков деревушки их были разбросаны по всей Рязанщине. Благодаря работам последних лет, мы можем более подробно рассказать о верованиях, о жизни этих людей.

Женщины фино-угорского населения любили украшения. В большинстве основной формой одежды была рубаха, по своему покрою напоминающая русские рубахи. Ворот застегивался небольшой застежкой-сюльгамой. Рукава, видимо, придерживались браслетами самых разнообразных форм. На шее носили ожерелья из разноцветных - чаще всего красных- бус, металлические обручи - гривны. На груди у замужних женщин располагались броши-застежки, нагрудные бляхи. Головной убор фино-угорок напоминал бытовавшие в прошлом у рязанских крестьянок повойники и кички с «рогами». К убору невесты прикреплялись плетеные накосники с колокольчатыми и пластинчатыми подвесками на концах. Женщины носили несколько видов причесок (в ряде древних погребений найдены были остатки кос). Среди археологических находок с могильников много фрагментов ткани, причем на могильниках Шиловского района найдены фрагменты цветных тканей: в желтую, зеленую, красную и синюю полоску. И в мужских, и в женских погребениях найдено оружие: это копья, точнее их наконечники, дротики, боевые ножи, мечи как двулезвийные, так и однолезвийные мечи-сабли. На некоторых мечах удается проследить демаскировку. Мастерство местных оружейников было достаточно высоким.

В начале первого тысячелетия нашей эры из финно-угорского населения формируются классы, возможно даже возникают зачатки государственности… Сюда, в дремучее предмещерье, спасаясь от вражеского засилья, устремляются славяне. Вряд ли встреча древнемордовских племен и славян была мирной. Случались схватки, лилась кровь, рыдали женщины и дети: а иногда встречи были иными: селились рядом, жили душа в душу, растили детей, роднились. Так от смешения славянской и мордовской крови пошел род Рязанский…»

Не буду сейчас спорить с Гавриловым по поводу «вражеского засилья».

КАКОЕ? КАКИЕ ВРАГИ?

Получается, что КТО-ТО более сильный выгнал вначале славян с их земель, а затем уже проигравшие славяне (!!) выгоняли более слабых угро-финнов!

Вопросов много, но оставим их пока без ответа.

Как же сам происходил процесс ассимиляции в Муромино, да и в любом месте Рязанской земли? А.Н. Гаврилов уже обрисовал 2 основных пути этой ассимиляции: либо славяне ВЫГОНЯЛИ угро-финнов с насиженных мест, заставляя их искать убежище на болотах, в лесной глуши. Либо ПОДСЕЛЯЛИСЬ, роднились и со временем полностью «поглощали» местных аборигенов.

Попробуем еще раз поразмышлять. Если заселение происходило воинственным путем, какой смысл был победившему, более сильному, увековечивать в названии села память о проигравшем, более слабом? Что это - средневековое благородство?

Войны, о которых упоминают летописи, говорят только об одном - о сборе дани. Точнее, о том, каким путем происходил этот сбор.

ВОЕВАТЬ С МЕСТНЫМ ПЛЕМЕНЕМ,

ЧТОБЫ ЗАСЕЛИТЬ ИХ НЕБОЛЬШИЕ ДЕРЕВУШКИ - НЕ БЫЛО НИКАКОГО СМЫСЛА.

ВОЕВАЛИ ТОЛЬКО РАДИ СБОРА ДЕНЕГ.

Я не могу себе представить, чтобы воинственные дружины, выгнав с насиженных мест местных обитателей (может быть, частично сжигая их дома), ТУТ ЖЕ ОСТАВАЛИСЬ на руинах и пепелище и возводили собственные домишки.

А раз так, значит славянское заселение (точнее, ПОДСЕЛЕНИЕ) на этих территориях, скорее всего, происходило МИРНЫМ путем. Вот тогда-то и имел смысл даровать новому славянскому поселению, возникшему РЯДОМ, название некогда обитавшего здесь соседу, угро-финскому племени….»

Внимательно проанализировав версии краеведов и лингвистов один из авторов «Топонимического словаря Рязанской области» А.А. Никольский, также сомнительно оценивает возможность происхождения названия села от потомков угро-финнов и отмечает «самые поздние муромские могильники в Среднем Поочье относятся к XI в.». Он же предполагает:

«…Однако самые поздние муромские могильники в Среднем Поочье относятся к ХI веку. Достаточно очевидна связь с этнонимом мурома наименования г. Мурома Владимирской обл., так как этот населенный пункт, представляющий собой древнерусское поселение на земле муромы, был основан до ХI века.

Применительно к рязанскому Мурмину (Муромину), возникшему в эпоху позднего средневековья, такое объяснение не находит конкретного исторического подтверждения.

Возможно, данный топоним образован от прозвища или фамилии Муромин. Данный антропоним мог быть связан со словом муромь в значении «глазурь, стекловатая оболочка на гончарной посуде» и не иметь отношения к этнониму мурома …» [32]

Его версия мне кажется наиболее предпочтительной. Тем более, что в упомянутой выше моей работе «К вопросу о возникновении поселений в Поочье» я математическим путем высчитал одну из возможных дат заселения Мурмино - середина 70-х годах XV века.

Первые помещики

Первые сведения о крестьянах деревни Муромино относятся к 1636 году. В переписной книге К.С. Воронцова-Вельяминова сказано:

«За Михаилом Матвеевым сыном Бутурлина по государевой царя и великого князя Михаила Федоровича грамоте 122 году (1614) за приписью дьяка Федора Шушерина что ему дано из государевых дворцовых сел в поместье половина сельца Муромина, а другая половина того села за ним же за Михаилом в поместье и в вотчине» [33]

Рядом перечислены заслуги, за которые окольничий Михаил Матвеевич Бутурлин был награжден земельным владением:

«…дано ему Михаилу в прошлом 121 году (1613) и в 123 году (1615) по государеву указу посылаем был на государеву службу под Вязьму и под Дорогобуж и под Смоленск и за иные ево Михаила выслужбу многия и за рану…» [34]

М.М. Бутурлин владел селом и по данным переписи 1646 года, проведенной Л.М. Раевским.

В переписной книге Старорязанского стана лета 186 (1678 года) переписи Т.У. Хрущова и подъячих Бориса Башмакова и Я.И. Свищова владельцем сельца указан его внучатый племянник - боярин Иван Васильевич Бутурлин.

Отец его, боярин Василий Васильевич, заведовал приказами Большого Дворца и Разбойным. В 1653 году Царь Алексей Михайлович дал Василию Бутурлину поручение «принять под свою государеву высокую руку и привести к вере» новоприсоединившуюся Малороссию. В конце года боярин прибыл в Переяславль, где 6 января 1654 года состоялось приведение к присяге на верность царю и отечеству гетмана Богдана Хмельницкого, старшины и остального казачества. В Москве за успешное выполнение миссии боярин был пожалован «дворчеством с путем, бархатной шубой, золотым кубком, 4 сороками соболей и 150 рублями к окладу».

Сам Иван Васильевич в 1664-1665 годах был на воеводстве в Томске. В 1667 году участвовал в заключении Андрусовского перемирия с Речью Посполитой. Зимой 1670/71 годов играл активную роль в военных действиях против войск С. Разина. В 1678 году был пожалован в бояре, затем выполнял различные дипломатические поручения в Швеции, Австрии, Польше. В 1686 году получил звание наместника Суздальского. В 1688-1689 годах служил воеводой в Киеве.

В сборнике «Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными» дана роспись вотчинам дипломатам, выполнявшим посольские поручения при контактах Царя Федора Алексеевича с императором Германским Леопольдом в 1682 году.

«…За боярином за Иваном Васильевичем Бутурлиным:
- в Муромском уезде, Дубровского стана село Голенищево;
- в Переяславском уезде, Рязанского стана сельцо Муромино;
- в Звенигородском уезде сельцо Петрово от Москвы 70 верст;
- в Переяславском уезде Залесного село Петровское, от Москвы 120 верст;

- в Московском уезде, сельцо Ковнево, от Москвы 15 верст…» [35]

В лето 7188 (1680 год) боярин подал челобитную Царю с просьбой находиться в Муромино [36]:

«…по твоему Великого Государя, указу велено мне ехать в мою Соловскую деревню, а та Государь моя деревня на самой болшой дороге; твои Великого Государя, всякие ратные люди на украйну ходят мимо той моей деревнишки, да и стала Государь, та моя деревнишка в самом степном месте…»

Боярин просил быть в Рязанском уезде, который находилась в более выгодном географическом положении:

«…Милосердый государь Царь и Великий Князь Федор Алексеевич, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии Самодержец! Пожалуй меня холопа своего, вели, Государь, мне быть в своей деревнишке в Рязанской, в селе Муромине…»

Государев указ от 20 марта 1680 года разрешал Бутурлину приехать в Муромино и находиться там впредь до особого указа.

В 1685 году его дочь Анна, выходит замуж за князя Петра Михайловича Долгорукого [37]. Спустя 21 год ее брат, бездетный стольник Никита Иванович Бутурлин, отказывает своей сестре вотчины в Рязанском уезде - сельцо Муромино и деревню Семкино. Сельцо переходит в род князей Долгоруких.

В январе 1714 года князь Сергей Петрович Долгоруков подал челобитную, в которой жаловался, что «для турецкой войны велено взять с крестьянского двора по 16 алт. 4 ден., а с Рязанской его вотчины сельца Муромина с 51 двора 25 руб. 16 алт. 4 ден.». Таким образом, деньги были уплачены дважды: один раз – в Канцелярию Правительствующего Сената заплатил человек князя Долгорукова Гаврила Ширяев 14 мая 1713 года, другой – через три месяца, 13 августа 1713 года «доправлены в Переяславле-Рязанском и присланы в Канцелярию Правительствующего Сената, о чем явно в приходной книге». Согласно приговору Правительствующего Сената «велено для турецкой войны собрать со всего государства, за кем есть крестьянские дворы, с двора, а с купечества с десятой деньги с рубля по полтине». В результате разбора сенатор-квартирмейстер Василий Андреевич Опухтин приказал зачесть переплату «в платеж государевых податей, какие в той канцелярии взять доведется» [38].

По данным первых двух ландратских переписей, проходивших в 1719 и 1720 годах, Муромино числится уже за Алексеем Михайловичем Аргамаковым [39].

Трудно установить, каким именно образом село от Бутурлиных-Долгоруковых перешло во владение Аргамаковых. Родственных связей здесь практически не прослеживается. Известно лишь, что сын князя П.А. Долгорукого и А.И. Бутурлиной Яков Петрович, капитан лейб-гвардии Преображенского полка, был женат на Анне Михайловне Аргамаковой. Как сообщает Ф.С. Долгорукий-Аргутинский, автор родословия князей Долгоруких, «Анна Михайловна - дочь Михаила Михайловича Аргамакова» [40].

Судьба этого семейства сложилась нелегко. В 1739 году вдова кн. Я.П. Долгорукого, оставшись без средств существования, получила официальное разрешение продать часть имений мужа для уплаты долгов. В дальнейшем, как видно из сообщений Ф.С.
Долгорукого, ситуация не улучшилась. Анна Михайловна продала за 100 рублей двор в Москве в Мещанской слободе (1754), а спустя 4 года заложила дом на Чистых Прудах.
Не известна также степень родства Алексея и Анны Аргамаковых. Объединяет их лишь отчество «Михайловичи». К сожалению, родословной этой фамилии не существует, в связи с чем однозначно говорить о каких-либо родственных связях нельзя. Обрывочные сведения о роде Аргамаковых позволяют говорить лишь о предположениях, не более.

Возможно, что отцом Алексея и Анны был бывший стольник, а впоследствии генерал-квартирмейстер и обер-кригс-комиссар времен Петра Первого Михаил Михайлович Аргамаков. Известно, что Михаил Михайлович первым браком был женат на Анастасии Ермиловне, которая в кон. XVII в. вторично вышла замуж за сына известного боярина времен Алексея Михайловича - графа Андрея Артамоновича Матвеева. Аргамаковы были в родстве с Радищевыми, Фонвизиными и Грибоедовыми.

Автор сборника «г. Дмитров. Храмы Дмитровского района» Олег Пэнэжко утверждает, что Анастасия Ермиловна была урожденная княжна Прозоровская [41]. Однако, в официальном родословии князей Прозоровских ее нет. Да и князя Ермила (или Ермолая) тоже.

О сыне М.М. Аргамакова и Анастасии Ермиловны, Федоре, практически ничего не известно. Но их внук, Михаил Федорович, долгое время жил с бабкой в их имении с. Горки Дмитровского уезда. Он был капитаном гвардии и женился на дочери статского советника Сергея Борисовича Голицына Анне. В 1740 году, будучи поручиком лейб-гвардии Преображенского полка, участвовал в заговоре против Бирона в пользу будущей правительницы Анны Леопольдовны. Был арестован и подвергнут пыткам, но после падения всесильного временщика освобожден и произведен в капитаны. В 1742 году М.Ф. Аргамаков был уволен от службы. Спустя год привлекался по делу Лопухина, но был оправдан. В ряде публикаций М.Ф. Аргамаков называется дядей А.Н. Радищева. Однако, по моим уточненным данным, он приходился Радищеву «троюродным дядей». В книге А.Н. Радищева о жизни и творчестве отца говорится:

«…домашнее обучение продолжалось недолго, ибо Александр Николаевич отдан был в дом родственника матери своей, Михаила Федоровича Аргамакова, человека умного, богатого и просвещенного, бывшего куратором Московского университета…»

Однако М.Ф. Аргамаков никогда не был куратором университета. А вот первым директором университета (с 1755 года) был Алексей Михайлович Аргамаков, умерший в 1757 году в возрасте 46 лет. Маловероятно, что 8-летней ребенок был записан как владелец имения в первой ландратской переписи 1719/20 года без особых пометок - так обычно записывали взрослых мужчин. Возможно, что этот Аргамаков был ребенком от второго брака Михаила Михайловича, тем более, что время его смерти достоверно не известно. Некий М.М. Аргамаков упоминается как арзамасский помещик в 1709 году - владел селами Успенское и Хозино, а его сын Алексей, сделавший в 1713 году в Сарове хлебную келью, умер спустя 10 лет.

Возможно, что село досталось А.М. Аргамакову по купчей, а затем было отказано сестре, которая в 30-е годы XVIII века продала имение за долги.

Загадка напрестольного креста. Нарышкины

В «Рязанской энциклопедии» Л.В. Димперан сообщает о любопытном эпизоде:

«…В начале XVIII в. село было вотчиной матери Петра I Натальи Кирилловны и ее сестры Авдотьи Кирилловны Нарышкиных…» [42]

Л.И. Шкаликова также приводит любопытную выдержку, связанную с царскими родственниками:

«…Археолог Городцов пришел к попу Ивану Головину, который показал ему престольный крест, на котором Городцов прочитал: «Сей напрестольный и животворящий крест тщанием Авдотьи Кирилловны и Натальи Кирилловны Нарышкиных в церковь пресветлой Троицы в Рязанскую вотчину в село Муромино»

Однако, как удалось установить, Нарышкины упоминаются владельцами Мурмино лишь, начиная с 30-х годов XVIII века. И владелицей села была, действительно, Евдокия Кирилловна Нарышкина.

Вполне возможно, что просто произошла путаница в именах. Упоминаемая в архивных документах девица Евдокия Кирилловна - дочь кравчего, Дерптского обер-коменданта и первого коменданта Санкт-Петербурга, губернатора Москвы Кирилла Алексеевича Нарышкина. Он являлся троюродным братом царицы Натальи Кирилловны - его дед, Фома Иванович, приходился родным братом Полуэкту Ивановичу - отцу царицы.

У матери Петра Первого, действительно, была родная сестра Авдотья (или Евдокия) - младшая в семье. Но, согласно официальному родословию, она скончалась еще в 1682 году. А сама царица умерла в 1694 году.

Владелица Муромино Евдокия Нарышкина [43] принадлежала к совсем другой ветви рода и, действительно, проживала в XVIII столетии. Наталье Кирилловне она приходилась троюродной племянницей. Полная тезка родной сестры Царицы, Евдокия Кирилловна (1707-1779), умерла в девицах и была похоронена в подмосковном имении Братцево, которое досталось ей от брата Сергея в 1754 году.

Загадка же напрестольного креста остается. Дело в том, что по приведенным в книге священника Иоанна Добролюбова сведениям, Троицкая церковь в селе Муромино была построена в 1725 году, т.е. в год смерти Петра Первого. Об этом же свидетельствуют и архивные документы. В частности, в ландратской переписи 1720 года сказано: «…Крестьяне [сельца Муромино - авт.] в приходе села Казари, что в переписных книгах написано за Иваном Васильевичем Загряжским…»

Об этом же свидетельствуют и окладные книги 1676 года:

«Церковь Успения Пресвятые Богородицы на Казари
У тое церкви в одном дворе поп Семион да Григорей, двор дьячка Кузки Семенова, пономаря и просвирницы нет.
Церковные пашни, по выписи с книг Рязанского уезду писма и меры Кирила Воронцова Вельяминова с товарыщи 137 и 138 году, тритцать четвертей с осминою и с третником в поле, а в дву пото-муж, сена на тритцать копен, рыбныя ловли в Казарском озере да в истоке.
В приходе к той церкви в селе Казари да в деревне Муромине два двора вотчинников, да помещиков, сто семьдесят три двора крестьянских да бобыльских тритцать дворов.
И по окладу с тое церкви дани платить чатыре рубли шестнатцать алтын полпяты деньги.
Старой оклад чатыре рубли одиннатцать алтын две деньги.
И по новому окладу перед прежним прибыло пять алтын по три деньги.

Поп Симион руку приложил, поп Григорей руку приложил» [44].

Однако тот же Добролюбов в своем труде приводит список священнослужителей села Мурмино, из которого явствует, что первый иерей Иоанн Иевлев был рукоположен в … 1689 году (26 июня)!

Т.е. на 36 лет раньше построения самой церкви! Другой же, Григорий Александров - в следующем, 1690 году (25 декабря)! Известия же о следующих священниках, Федоре Герасимове и Иакове Александрове, относятся лишь к 1737 году.

Вполне возможно, что церковь в селе строилась не один год. Тогда священника могли назначить к моменту начала строительства храма и, таким образом, он уже мог совершать службы. В XIX веке бывали случаи, когда храмы возводили по 15-20 лет. Но то были каменные строения! Но, чтобы деревянную церковь в XVII столетии строили 36 лет - это почти невероятно!

Любопытно, но в одной из самых ранних духовных книг (исповедных ведомостях) название мурминского храма было написано как «Алексея Человека Божия», а не Святой Живоначальной Троицы.

«Роспись именная Переяславского уезду села Троицкого Муромина тож церкви Преподобного Алексея Человека Божия священника Иакова Александрова с причетники обретающимся при оной церкви в приходе нижеявленных чинов людей со изъявлением против каждого имени о бытии их во святую четыредесятницу у исповеди и святых тайн причастиа сего 1741 года».

Из частных рук в государственные

В метрической книге за 1745 года Евдокия Кирилловна Нарышкина последний раз упоминается в качестве помещицы Муромино. Вероятно в том же или в начале следующего, 1746 года, село Муромино с деревней Семкино переходят в руки князя Мышецкого [45]. Трудность с идентификацией этого исторического лица было огромной. В документах его фамилию писали по-разному: «Мысленский», «Мышенский» и т.п. Причем без указания княжеского титула.

И лишь из работы М.Ю. Лебединского «Хроника рода князей Мышецких» удалось установить, что владельцем Мурмино был именно Владимир Григорьевич Мышецкий.

Любопытно, что в этом фундаментальном труде практически нет ни слова об этом персонаже - только имя и отчество. Ни даты рождения, ни даты смерти. Однако для Мурмино князь Мышецкий был весьма примечательной фигурой - он владел селом почти 30 лет.

Владимир был сыном князя Григория Борисовича Мышецкого (†1744) и его первой жены Прасковьи Григорьевны Безобразовой. На Рязанской земли Мышецкий обосновался еще в конце XVII века: получил деревню Хорошевку в Ряжском уезде (1696). В 1703 году владения расширились: князю досталось поместье его матери, Марии Галицкой - село Засечье в Рязанском уезде.

Сестра Г.Б. Мышецкого, Авдотья, была замужем за потомком знаменитого воеводы начала XVII века Прокофия Ляпунова, убитого поляками в 1612 году.

Интересно, что с Нарышкиными князья Мышецкие также состояли в родстве. Двоюродная сестра Г.Б. Мышецкого, Авдотья Яковлевна, была замужем за отцом Евдокии Кирилловны, последним кравчим [46] Кириллом Алексеевичем Нарышкиным (†1723).

Нарышкин - с 1686 года комнатный стольник царя Петра, в 1691-1692 годах - кравчий. Участник Азовских походов 1695-1696 годов. С ноября 1697 года по март 1699 год он в звании ближнего кравчего был воеводой во Пскове. В 1702 году руководил возведением укреплений в только что взятой крепости Нотебург (Шлиссельбург). В 1703 году надсматривал за строительством среднего бастиона Петропавловской крепости, названного в дальнейшем его именем. В 1704-1710 годах псковский и дерптский обер-комендант. Ему поручалось отправление в Петербург полков и подвод, устройство оборонительных линий, составление их чертежей, поставка судов и лодок в Нарву и Юрьев. В 1710 году назначен первым комендантом Петербурга и оставался на этом посту до января 1716 года, когда был назначен временно, на время следствия по делу А.П. Салтыкова, московским губернатором. Салтыков по окончании следствия получил другую должность, а К.А. Нарышкин остался губернатором.

Энергию и исполнительность К.А. Нарышкина, его умение кратко и ясно излагать свои мысли высоко ценил царь.

Город в это время превратился в крупнейший промышленный центр империи: в период правления К.А. Нарышкина в Москве были, построены новые кирпичные заводы, парусная фабрика на Клязьме, суконовальная мельница на Москва-реке, для функционирования которой была специально восстановлена плотина у Всесвятского моста. По указу царя молодые мастера из Архангельской губернии обучались на городских кожевенных фабриках, а образцы новой выделки кож отсылались в Петербург. В 1717 году в Москве у проезжих ворот собирались с возов камни для мощения Красной площади с целью установки там пушек и мортир. Губернатор отвечал и за поставку работных людей к строительству новой столицы, а также садовников из Измайловских, Коломенских и Васильевских садов к архитектору Леблону для устройства парков Петербурга. Вскоре по вступлении в должность из-за разногласий с Сенатом попал под следствие, однако еще некоторое время исполнял губернаторские обязанности.

Возможно, что именно такие тесные родственные связи и сыграли свою определенную роль в том, что в середине 40-х годов XVIII века село перешло из рода Нарышкиных в род князей Мышецких.

Спустя всего лишь несколько лет, в 1756 году, В.Г. Мышецкий лишился части имения - деревни Семкино. Новым ее владельцем стал светлейший князь Алексей Алексеевич Долгорукий (1716-1792). В примечаниях к работе М.Ю. Лебединского сказано, «Князь Владимир Григорьевич из дополнительного списка попадает на это место в связи с тем, что в книге Долгорукова «Род князей Долгоруких, Долгоруковых» указано, что он выдавал свою сестру княжну Евдокию за А.А. Долгорукого».

Действительно, теперь нам становится понятен и смысл этой сделки. Деревня Семкино, расположенная всего в 500 м от Мурмино, была отдана князем Мышецким в приданое за своей сестрой.

А.А. Долгорукий - весьма яркая фигура в русской истории. Он был сыном члена Верховного Тайного Совета, президента Главного Магистрата, действительного тайного советника Алексея Григорьевича Долгорукого. По указу императрицы Анны Иоанновны в апреле 1730 года светлейший был сослан со всей семьей в его имение - село Никольское Касимовского уезда. Все прочие его владения были конфискованы и отошли к казне.

Долгорукие обосновались в этом районе давно. Еще в 1712 году тетка А.Г. Долгорукого - Ирина Михайловна, дочь боярина князя Михаила Яковлевича Черкасского (жена боярина, генерал-пленипотенциар-кригс-комиссара и президента Ревизион-коллегии Якова Федоровича Долгорукого (1639-1720)) получила в приданое вотчины в села Баграмово и Шумошь, а также в деревни Большие Поляны и Варские Рязанского уезда. В дальнейшем (начало XIX века) владельцами Семкино становятся помещики Хрущевы (или Хрущовы) - братья Петр и Александр Петровичи. Эти Хрущевы принадлежали к потомству торусского помещика Фатьяна Хрущева, жившего во 2-й половине XVI века. Все его потомки до начала XVIII столетия были испомещены на Торусе и только в начале XIX столетия появляются на Рязанщине [47].

В работе М.Ю. Лебединского не указана дата смерти В.Г. Мышецкого. Но в метрической книге за 1778 год крестьяне записаны как «села Муромино умершего помещика капитана Володимера Григорьева сына Мыслинского». По существующему тогда закону, в случае отсутствия прямых наследников на имение, вотчина переходила в разряд государственных владений. По данным IV (1782) и V (1795) ревизий крестьяне села Муромино принадлежали к Ведомству Коллегии Экономии.

Возможно, что именно тогда впервые в селе и обозначились фамилии. Точнее, стали официальными, были внесены в соответствующие документы. Впервые фамилии крестьян появляются в материалах VIII ревизии 1834 года.

Мурминская суконная фабрика

В 1800 году Муромино стало принадлежать надворному советнику Ивану Алексеевичу Толбугину (Толбухину), в 1810 году перешло к его детям - Сергею и Аполлону.

Автор заметки «История и новь поселка Мурмино», заведующая районной библиотекой Любовь Ивановна Шкаликова [48] пишет:

«…По данным историка Милованова, в XVIII веке в Муромино существовала крепостная кружевная фабрика. Село славилось своими кружевами, которые русские купцы вывозили в заморские страны».

Точная дата основания фабрики не установлена. Считается, что около 1821 года на базе кружевной фабрики и открылась Мурминская суконная фабрика.

В материалах фонда рязанского генерал-губернатора имеется «Ведомость за 1821 год суконной фабрики, состоящей Рязанской губернии и уезда при селе Мурмине на собственной земле гг. полковника и кавалера Сергея и 6-го класса Аполлона Ивановичей Толбухиных, на которой выделываются сукна суровьем крепостными крестьянами и дворовыми людьми» [49].

В ведомостях за 1848 год значится, что фабрика принадлежит статскому советнику и кавалеру Карлу Ивановичу Янишу [50].

Яниш купил не только фабрику, но и село [51].

После смерти К.И. Яниша (1854) село Мурмино переходит во владение его дочери, Каролины Карловны (1810-1899).

Яниш и Павлов

Ее имя было широко известно в 40-50-х годах XIX века. Стихи Каролины Карловны высоко ценили Е. Баратынский, Н. Языков, А.К. Толстой.

О ее переводах В. Белинский сказал следующее:

«Удивительный талант г-жи Павловой переводить стихотворения со всех известных ей языков и на все известные ей языки начинает наконец приобретать всеобщую известность: Но еще лучше (по причине языка) ее переводы на русский язык; подивитесь сами этой сжатости, этой мужественной энергии, благородной простоте этих алмазных стихов, алмазных и по крепости и по блеску поэтическому».

Юная Каролина Яниш получила признание и в московском литературном кругу. Центром культурной жизни древней столицы в ту пору был салон княгини Зинаиды Волконской. Здесь девятнадцатилетняя, Каролина Яниш познакомилась с великим польским поэтом Адамом Мицкевичем. Он произвел на девушку неизгладимое впечатление. Мицкевич и сам не остался равнодушен к очаровательной и одаренной девушке. Сближению во многом способствовали регулярные уроки польского языка, которые по желанию самой Каролины, давал ей Мицкевич. Они много времени проводили вместе, узнавая друг друга. Мицкевич был очарован Каролиной, Каролина - влюблена.

10 ноября 1827 года Адам Мицкевич сделал официальное предложение Каролине Яниш. Отец Каролины не препятствовал дочери. Однако богатый дядюшка, от которого зависело будущее всей семьи, решительно выступил против этого брака. Чувство долга перед семьей заставило Каролину отказаться от своего счастья.

Вскоре Мицкевич уезжает в Петербург (он добивался разрешения покинуть Россию), но он помнит о своей возлюбленной, справляется о ней у ее отца. Вот что он пишет в своем письме к нему [52]:

«С большим удовольствием узнал, что ваша супруга и mademoiselle Каролина здоровы и все еще немного помнят меня. Mademoiselle сделала в польском языке успехи, которые удивляют всех, кроме людей, знающих ее необычайные способности ко всем наукам. Как ее бывший учитель польского языка, горжусь, что нашел такую ученицу. Ввиду того, что книги для начального обучения быстро отживают свой век, прошу передать m-lle Каролине два новых польских томика. Если ей угодно будет подарить мне взамен книжку, по которой она училась читать по-польски, она будет мне дороже всех парижских и лондонских изданий».

Вместе с письмом Мицкевич передал два тома парижского издания своих стихов 1823 года. На втором томе имеется надпись: «Каролине Яниш посвящает ее бывший учитель польского языка А. Мицкевич, 1828, 25 декабря».

В 1837 году Каролина Яниш выходит замуж за писателя Николая Филипповича Павлова (1805-1864).

Каролина Яниш

Николая Филипповича Павлова

Павлов - уроженец села Пеньки Елатомского уезда Тамбовской губернии. В биографии писателя В.П. Вильчинский указывает, что он был сыном помещика Владимира Михайловича Грушецкого и грузинки, вывезенной из Персидского похода 1797 года графом В.Л. Зубовым [53].

В начале 20-х годов XIX века, в прошении на имя ректора Московского университета, Павлов указывал, что он - из вольноотпущенных.

Сохранился документ, в котором действительный тайный советник Василий Владимирович Грушецкий «отпустил на вечно на волю крепостных своих малолетних дворовых людей Николая Павлова и сестру его, Клеопатру, рожденных после V ревизии, от дворового моего человека Филиппа Павлова…» [54].

Будущий писатель обучался сначала в Московском театральном училище и более двух лет, по окончании его, состоял при театре, со званием артиста московских императорских театров. Потом поступил в Московский университет, в котором окончил курс кандидатом прав (1825). Служил в Московском надворном суде и чиновником особых поручений в канцелярии Московского генерал-губернатора кн. Д.В. Голицына (1841-1844 годы).
Первые его литературные опыты - несколько стихотворений - появились в «Московском Телеграфе» Полевого в 1825 году. В том же году вышел отдельным изданием его стихотворный перевод с французского трагедии Лемерсье «Мария Стюарт». Затем его мелкие стихотворения появились в «Московском Телеграфе» и в разных альманахах. В 1835 году вышли в свет отдельной книжкой «Три повести (Именины, Аукцион и Ятаган)» и за Павловым упрочилась слава лучшего беллетриста. Почти все журналы отзывались о них с большими похвалами. В.Г. Белинский отнесся к Павлову сдержанно, но причисляя автора «к немногому числу наших отличных прозаиков». А.С. Пушкин назвал произведения начинающего литератора «первыми замечательными русскими повестями, ради которых можно забыть об обеде и сне». А некоторые места из повестей Павлова даже попали в знаменитую в то время хрестоматию Галахова [55]. Толков и шуму о повестях Н.Ф. Павлова в обществе было так много, что министр народного просвещения, граф Уваров, счел долгом представить их Государю. Последний, прочитав книгу «с карандашом в руке» и найдя в «Ятагане» «много неприличных мест», сделал строгий выговор и цензору Снегиреву, и председателю цензурного правления Голохвастову, запретил перепечатку повестей и приказал уничтожить виньетку, которой был украшен эпиграф «Домашние дела» и которая представляла чудовище, поражаемое кинжалом от руки невидимого. Строгости эти объяснялись тем, что в «Именинах» представлена судьба крепостного, страстного и талантливого музыканта, которого барин вместе со всей деревней проиграл; в повести «Ятаган» - герой прапорщик, разжалованный за дуэль в солдаты. Разжалованный оказывается счастливым соперником в любви своего командира, который придирками доводит солдата до грубого нарушения дисциплины и за то подвергает его телесному наказанию. Разжалованный не выдерживает, бросается на командира с ножом и убивает его. Командира хоронят с военными почестями, а солдата прогоняют сквозь строй.
В 1838 году появились новые повести Павлова: «Маскарад», «Демон» и «Миллион», но они такого успеха не имели. Следующим произведением, заставившим говорить о Павлове всю образованную Россию, были его знаменитые «Четыре письма к Н.В. Гоголю», напечатанные первоначально в «Московских Ведомостях» [56] и перепечатанные в «Современнике» [57] и в «Русском Архиве» [58]. «Письма» эти написаны под живым впечатлением неожиданной перемены, происшедшей в духовной жизни Гоголя и произвели огромное впечатление. После «Писем» наибольший успех выпал на критические статьи: «Биограф-ориенталист» и особенно на «Разбор ком. гр. Соллогуба «Чиновник» [59], которые доставили их автору славу блестящего критика. По поводу «Разбора» И.С. Тургенев говорил, что «он давно не помнит статьи более остроумной и дельной, более злой и правдивой». Затем также наделали не мало шуму и в обществе, и в печати его статьи в «Русском Вестнике» [60]. В 1851-1855 годах пробыл в ссылке в Вятке за найденные у него «вольнодумные бумаги».

Женившись на К.К. Яниш, Павлов по доверенностям жены и тестя стал управлять их имениями. О его способностях управленца имелись разные мнения. М.П. Попов отмечал, что зять-управитель «удвоил имения Янишей… устроил в этих именях фабрики и заводы, ввел улучшенные способы хозяйства и обработки земли» [61].

А Н.В. Берг полагал, что никаких хозяйственных способностей у писателя-либерала не было: »взявшись устраивать денежные дела жены и ее родных, Павлов довел последних чуть ли не до нищеты» [62].

Из очерка жизни и деятельности писателя, публициста и переводчика Николая Александровича Мельгунова (1804-1867):

«… Павлов, разбогатевший женитьбой на m-lle Яниш, на средства своего тестя завел (или купил?) большую суконную фабрику в Мурмине и взял подряд на поставку сукон. В это огромное предприятие он втянул и Мельгунова, который под векселя Яниша дал 15000 руб. серебром для предоставления залогов. Сперва дела шли хорошо, но с 1853 года Мельгунов уже перестал получать проценты…» [63].