Случилось так, что вторая половина моих школьных лет прошла в небольшом городе Тамбовской области, Моршанске. Новостройка Екатерининской поры, потом центр тамбовского купечества, он ко времени моего отрочества и юности снискал известность на всю страну своим сукном и табачными изделиями.

Однако в эти послевоенные годы пальму первенства в городе оспаривали не только суконщики и табачники, но и железнодорожники. Каким-то образом Моршанск сложился и в крупную железнодорожную станцию. В нём находилось в то время управление одного из отделений Московско-Куйбышевской дороги (от Пачелмы до Ряжска), улицы в районе старого и нового вокзала были заселены железнодорожниками.

Да, в городе существовали два вокзала. Старый, однако, давно уже не действовал по прямому назначению (в нём как раз и помещалось управление), но продолжал именоваться вокзалом, одноэтажный, деревянный с куполом на крыше, окрашенный в охристый и жёлтый цвета. И перрон перед ним был по-железнодорожному гладок и по нему, как в былые времена, прогуливались вечерами жители ближайших домов, будто встречающие в ожидании поезда, который, чтобы высадить пассажиров, входил в вокзальный тупик. Этот перрон был и местом наших школьных свиданий, и на них не раз старшеклассники старались разрешить его странное «тупиковое» устройство и сходились во мнении, что прежде поезд вообще дальше Моршанска не ходил.

Но как бы то ни было, именно вокруг старого вокзала сформировался большой железнодорожный район города. Невдалеке, словно романтическая средневековая башня, высилась в окружении столетних лип водокачка, такая же древняя, как они; располагались поликлиника, аптека, дома станционного начальства, школа. У всех этих строений был очень внушительный возраст.

Старая школа давно мала детям железнодорожников, а потому в бывшем здании реального училища в центре города размещались ещё десятилетка и пансионат для детей железнодоророжников со всего отделения. Эту-то десятилетку я и закончила, а приняли в неё меня в порядке исключения, так как мои родители не были железнодорожниками.

Железнодорожное сообщество Моршанска в ту пору очень отличалось от всех прочих горожан. И главное отличие состояло во внедрившейся в его быт стандартизации: стандартные жилые дома, стандартные рабочие помещения, форменная рабочая одежда, синяя, а не коричневая форма школьниц, следование традициям, которые начали складываться в этой новой среде ещё в 1837 году с пуском в России первой железной дороги. В общем, этому сообществу была присуща некая клановость, и при этом, странное дело, полное отсутствие у него знаний истории железнодорожного движения, имён тех, кто стоял у его начальства. Теперь этот пробел можно объяснить недавней войной с Германией: по странному стечению обстоятельств у начала строительства железных дорог в России России стояли с немецкими фамилиями. А может быть, и тем, что большие дела этих талантливых людей соседствовали с их не меньшими злоупотреблениями, с тем, что они работая на благо страны, умудрились и сами чрезвычайно обогатиться, стали миллионерами. Вспоминать же миллионеров добрым словом в Советском государстве было не принято.

В общем, я, бывшая выпускница железнодорожной школы, лишь в очень зрелом возрасте узнала, кто такие были Карл Фёдорович фон Мекк, Павел Григорьевич фон Дервиз и его сыновья, да и то не в связи с их железнодорожной деятельностью. Мекк предстал передо мной сначала как скромный богатый муж известной меценатки Надежды Филаретовны, покровительствующей композитору Чайковскому.

Надо заметить, что популярных сведений о нём мало: в узкой колонке БСЭ ему уделено десять строчек. Из них узнала, что он был инженером и «в начале 1860-х гг. участвовал в строительстве Московско-Рязанской и Рязано-Козловской ж. д., затем – концессионер Курско-Киевской и Либаво-Роменской ж. д. Нажил миллионное состояние, стал крупным зем. собственником».

П.Г. фон Дервизу места в энциклопедии не хватило, хотя он был правой рукой Мекка и современники называли его «железнодорожным королём». Так что минимальные сведения о нём я черпала не из этого сосредоточия знаний. А услышала впервые о нём в связи с кирицким дворцом его сына Сергея, который тот построил в рязанских Кирицах, унаследовав после смерти отца часть его капитала. Дворец строился по проекту тогда молодого начинающего архитектора Фёдора Шехтеля. Его слава в последствии затмила известность Дервизов. И теперь в рязанских краеведческих кругах новичку, восхищённому кирицким дворцом, посоветуют посетить ещё и Старожилово, в постройках которого тоже проявился талант этого архитектора.

Эти постройки стали своеобразным брэндом райцентра Старожилово. Но признавая их архитектурную значимость, исключительность не следует всё-таки забывать, что до Шехтеля украшательством Старожилова занимался видный архитектор Красовский, что он строил там усадебную церковь, господский дом, здание картинной галереи и ещё ряд помещений, что Шехтель начинал не на ровном месте, что тот и другой своим присутствием там были обязаны хозяевам усадьбы, их задумкам и вкусу. Первый – Павлу Григорьевичу, второй – Павлу, Павловичу.

Сейчас определение «миллионер» уже не имеет того одиозного значения, которое они имели во время моей юности, и, тем не менее, на мой взгляд, роль Дервизов в развитии Старожилова до сих пор умаляется.

Мне долгое время не удавалось побывать в Старожилове, хотя станцию с этим названием доводилось проезжать десятки раз: типовой вокзал, типовые станционные постройки – детище Павла Григорьевича фон Дервиза. Вблизи этой станции он купил имение и сделал его своей русской, рязанской резиденцией. Мне представлялась она похожей на станционные строения, к которым мой глаз привык с отрочества. И фотографии спроектированных Шехтелем зданий не могли меня избавить от этого представления. Я предполагала, что в довершении к ним увижу ещё какие-нибудь фундаменты и руины.

В Старожилово меня и Константина Ситникова повёз писатель Анатолий Говоров, первый из рязанцев отважившийся написать книгу о Дервизах «Бароны». До этого все интересующиеся ими довольствовались сведениями из книги Т.А. Соловьёвой «Фон Дервизы и их дома».

После «Баронов» писатель стал своим человеком в Старожилове, особенно на местном конном заводе, а когда написал ещё и книгу «Сын морехода» о Головниных, отце и сыне, и вообще – родственником старожиловцев. К книге о Головниных и мы с Константином имеем некоторое отношение: он как издатель, я как редактор, так что и у нас были основания познакомиться поближе со Старожиловом.

Действительность превзошла все мои ожидания. Наверное, это единственная старинная усадьба в области, которая меньше всего подверглась разорению. Большая часть построенных в конце ХIХ века зданий продолжает жить, используясь в новом качестве, но при этом чрезвычайно влияя на облик посёлка. Как-то его современный вид не обнаруживается за всеми этими памятниками старины. Это, на мой взгляд, уникальный архитектурный музей-заповедник, который ждёт своего серьёзного исследователя-специалиста. И в этой связи следовало бы усилить историческую роль в создании этого памятника Павла Павловича фон Дервиза (Лугового), при котором работал Шехтель, вернее воздать ему должное.

Сейчас о нём упоминают только фото в музее Старожиловского конезавода, основателем которого Павел Павлович был. Оставил дело отца – железную дорогу и стал разводить лошадей, к которым пристрастился ещё в юности. Завод, дело всей его жизни живёт до сих пор, но на нём мемориальная доска с надписью, что здесь некогда учился военачальник Г.К. Жуков. Прекрасно, что этот факт из биографии военачальника не забыт, но он бы не учился в Старожилове, если бы не Павел Павлович, если бы не Дервизы. Думаю, пора увековечить в этом имении их память. И не памятником вице-адмиралу Василию Головнину должен открываться посёлок (Головнин едва ли когда-нибудь в Старожилово посещал), а памятником Павлу Григорьевичу, который при всех своих прегрешениях много сделал для родины. А подробнее об этом наши читатели могут узнать из двух очерков «Дворец невидимки» (Кирицы) и «Приют спокойствия, трудов и вдохновенья» (Старожилово). Они входят в книгу «Рязанские усадьбы и их владельцы».
Ирина Красногорская

Фото Константина Ситникова

Фотогалерея: Бывшие имения баронов фон Дервизов