Часть VI.
ПОСЛЕДНИЙ ПОХОД.

В VI-VII веках отражение германского натиска на восток ещё не было главной головной болью славян. Более существенные проблемы, по традиции, накатились из-за Волги. Оттуда явились авары, которых русские летописи будут называть обрами.

Авары были осёдлым, высокоразвитым осколком скифского племени хионитов. Они обитали в районе впадения Сырдарьи в Аральское море, где оставили по себе следы в виде так называемой «культуры болотных городищ». Будучи народом скифского происхождения, то есть ираноязычными, во внешней политике авары ориентировались на родственную в языковом плане Персию – региональную сверхдержаву своего времени – что в будущем сыграет свою роль.

Появлению аваров в Европе предшествовал целый ряд событий: далеко в Азии, на Алтае тюрки начали строить собственную империю – Тюркский каганат. Его расширение шло в широтном направлении с востока на запад, чудесным образом совпадая с маршрутами Великого шёлкового пути. Очень скоро Тюркский каганат простёрся от Жёлтого моря до Аральского, где тюрки наткнулись на аваров. Последние долго оказывали пришельцам сопротивление, однако, вымотавшись, решили уйти с обжитых мест, чтобы не быть покорёнными.

Обогнув Каспий с севера, авары пришли на Северный Кавказ. Кавказ уже тогда был взрывоопасным этническим коктейлем, где любая передвижка могла серьёзно изменить баланс сил и, соответственно, хрупкое мирное равновесие. К пришельцам отнеслись настороженно, но авары, сетуя на злую судьбу и выставляя себя жертвами агрессии, изъявили покорнейшее желание признать себя чьими угодно вассалами, лишь бы получить временное пристанище. Таковое им предоставили аланы, однако, Кавказ, помимо собственных разборок, ещё входил в зону интересов Византийской империи – другой региональной сверхдержавы.

Аварам ничего не оставалось, как отправить посольство и в Константинополь. Послов там даже приняли на высшем уровне, но дальше дело не пошло, так как, во-первых, Византия с Персией были на ножах, а авары исторически являлись союзниками персов. А, во-вторых, в это же время в Константинополь прибыло посольство тюркского кагана и перспективы сверхприбылей от совместной эксплуатации Великого шёлкового пути затмили все остальное, тем более, интересы каких-то беженцев, теми же тюрками побитых где-то там, на краю Ойкумены. И, на свою беду, Византия от аваров отмахнулась…

Оказавшись, таким образом, предоставленными самим себе, авары форсированно принялись реанимировать свои связи с Персией и, попутно, изучать расстановку сил в регионе. А удачный момент для выступления не заставил себя долго ждать.

Ослеплённая посулами тюрок Византия, решила устранить единственный барьер, отделяющий её от каганата – Персию (а, вернее, тюрки решили устранить тот же барьер, но с другой стороны и чужими руками). Ситуация, разумеется, взорвалась византийско-персидской войной, всколыхнувшей окраины, входящие в сферы тех или иных интересов. На Кавказе первыми на известия о конфликте среагировали авары. Они набросились на дружественных Византии савиров, разгромили и загнали с предгорий Кавказа на Десну. Мы выше уже об этом упоминали – именно с этого момента савиры включились в славянский этногенез. А ещё я просил запомнить кто уже жил ко времени прихода савиров на берегах Десны – правильно, русы! Именно от слияния русов и савиров и получились будущие северяне, основной этнический субстрат Чернигово-Северского княжества (и это тоже надо запомнить, и это, в свою очередь, впоследствии пригодится! ). И вплоть до XII века этноним русские принадлежал именно северянам, тогда как остальные жители будущей России продолжали называться славянами.

Не имеющая никакой стратегической значимости победа над савирами дала аварам совсем другие, невоенные выгоды – реноме было создано. Первыми объявив свои антивизантийские настроения, авары стали своего рода центром притяжения для всех, у кого Византия добрых чувств не вызывала. Например, анты считали своим законным бизнесом пиратские рейды в окрестности Константинополя, а потому с радостью ухватились за идею союза. И тут авары проявили чудеса дипломатии – вместо ненапряжного и прибыльного «турне» на Византию антов удалось развернуть на своих же братьев-славян, на склавинов. А когда с опозданием опомнившиеся анты проявили недовольство затягивающимся братоубийством, не приносящим ни денег, ни славы, авары подавили бывших союзничков силами утургуров. А на утургуров, в их очередь, авары натравили родственных им кутургуров, да, так удачно, что с этого момента они перестают фигурировать в летописях в качестве самостоятельной этно-племенной единицы…

В результате, очень скоро авары перебрались со скалистых предгорий Кавказа в восточное Приазовье, а потом в Паннонию (нынешнюю Венгрию), где в 562 году на территории современных Венгрии, Словакии, Хорватии и Румынии был создан Аварский каганат. Это государство изворотливостью аварских политиков объединило множество разношерстных племён, с энтузиазмом истребляющих друг друга в интересах новых своих хозяев. Играя на противоречиях, разжигая межплеменную рознь, подавляя выступления одних своих подданных руками других, авары создали внутри государства условия полной для себя безнаказанности.

Понятие «иго» в нашем сознании ныне плотно ассоциируется с татаро-монголами. Но если сравнить поведение татаро-монголов и аваров, то получается, что татаро-монгольское иго было просто пикником, по сравнению с аварским. И язычник Ягайло Ган, и христианин Нестор по отношению аваров к подчинённым славянам употребляют одно и тоже показательное слово «примучили»: «И се го иегунштея налезе намо велика бида. Сеи иого обре, яко писок морстеи, якове рчеше. Даже озе теме Русе челоу. И темо обрем оставихомеся и стежесте. Сия бу ветезястве на нои исе вуче… примучене бя од обре [И вот после гуннов пришла к нам великая беда. Это обры, которых было как песка морского, решили закабалить Русь. И мы обров остановили и бились с ними, но не было лада на Руси. И потому обры одержали победу своею воинской силой. И вожди Руси примучены были от обров…]» («Велесова книга», 22-30). «Эти обры воевали так же против славян и примучили дулебов – так же славян» («Повесть временных лет»).

Помимо стандартного набора средневекового захватчика, в виде грабежей, обложения данью и массовых изнасилований, авары практиковали и простые издевательства. Даже Нестор-летописец, не особо уделявший внимание дохристианской истории Руси, не удержался, чтобы не упомянуть, как, авары, ездили на славянских женщинах, запрягая их в повозки вместо лошадей: «…если поедет куда обрин, то не позволял запрячь в телегу коня или вола, но приказывал впрячь в нее три-четыре-пять жен дулебских и везти его - обрина» («Повесть временных лет»). Другими словами, подчинённые народы низводились аварами до положения скота.

Не моргнув глазом, решали авары в их отношении и куда более масштабные задачи вроде депортаций и геноцида. Так, для создания «санитарного кордона» между Каганатом и Византией только в 584 году во Фракию насильственно было переселено несколько сотен тысяч славянских семей. Ну, а геноциду, помимо утургуров, подверглись анты за отказ выставлять войска для очередного похода на Византию. Их этноним упоминается последний раз в 602 году Феофилактом Симокаттом и Феофаном: «…в конце правления императора Маврикия авары отправили сильное войско во главе с Апсихом на антов с приказанием истребить всё племя потому, что анты были в то время союзниками ромеев».

Как явствует из предыдущего абзаца, авары уже не прочь были «пободаться» и с Византией. Отчего бы и нет, если и в этом вопросе они так умели поставить дело, что каштаны из огня таскал за них кто-то другой. Во-первых, аварская дипломатия продолжала активно эксплуатировать давние союзнические отношения с Персией и все нападения на Византию проводились согласованно с двух фронтов, что крайне облегчало решение задачи. А, во-вторых, воевали авары тоже руками своих подчинённых. Себе они отводили роль пожинателей лавров, а в первые линии наступления посылали тех же славян или болгар. С горечью говорит о посылаемых на убой в Византию славянских юношах «Велесова книга»: «Даже… вое све а гредечете да грече. И сиа вехом а неимяхом [Даже воинов своих должны были посылать на греков и не могло быть иначе] » (22-30).

А поведение аваров в бою хорошо описал хронист Фредегар: «Венды были долгое время поданными гуннов [Фредегар тоже путается в этнонимах: славян он называет более привычно для западного европейца вендами, а аваров – гуннами], которые использовали их как befulci. Когда бы гунны не выступали против других народов, они стояли у лагеря в строю, готовые к бою, пока сражались венды. Если венды побеждали, то гунны бросались вперед за добычей, но если венды терпели поражение, то гунны поворачивали их и вновь заставляли вступать в битву [типичная тактика заградительных отрядов времён товарища Сталина]. Венды звались гуннами befulci, потому, что они дважды начинали атаку в боевых порядках, и таким образом, прикрывали гуннов» .

Не мудрено, например, что в 626 году авары целый месяц проторчали под стенами Константинополя, а активные действия начали лишь тогда, когда к ним на помощь по морю подошли славяне. Что ж, воевать можно и так, но с другой стороны это объясняет и то, что значительных успехов их военные (именно, военные, а не карательные) компании не принесли.
Описанное мною выше положение дел, как не сложно догадаться, долго продолжаться не могло и славяне «…однажды нашли это постыдное унижение нестерпимым, и поэтому, ... они отказались подчиняться своим господам и подняли восстание». Отдадим должное, восставали и славяне, и болгары, и иные подвластные аварам народы уже неоднократно – вспомним, хотя бы события, послужившие причиной проведения геноцида антов – но на этот раз обстоятельства складывались так, что, можно сказать, славянам повезло. Общий враг заставил задуматься о том, чтобы отменить хотя бы на время хвалёное «народоуправство», отложить выяснения отношений и задуматься о единоначалии и дисциплине. Мало того, на роль вождя нашёлся достойный кандидат.

Фредегар сообщает: «...На 40-м году правления Хлотаря некий человек по имени Само, франк родом из Санса, вместе с другими купцами отправился к тем славянам, которые известны как венды. Славяне уже подняли восстание против авар, называемых также гуннами и против их правителя-кагана… Когда они выступили против гуннов, Само, о котором я говорил, пошел с ними, и его храбрость вызвала их восхищение: удивительно много гуннов пало от меча вендов. Признав его заслуги, венды сделали Само своим королем, и он правил ими 35 лет. Несколько раз они, под его руководством, воевали с гуннами, и его благоразумие и храбрость всегда доставляли вендам победу. У Само было 12 вендских жен, которые родили ему 22 сына и 15 дочерей...».

Единственный дошедший до нас портрет князя Само.

Фредегар, как верный адепт теории, что славяне ничего хорошего произвести из своей среды не могут, объявляет Само франком из Санса, однако, это вряд ли соответствует истине. Во-первых, Само – имя не франкское, а славянское и, более того, ведическое. Во-вторых, Само был язычником, тогда как франки уже были христианами. В-третьих, это какой такой интернациональный долг заставил купца бросить свои товары и пойти с мечём в руке умирать за чужие интересы? Ну, и, наконец, франков впоследствии Само громил с тем же энтузиазмом, что и аваров. При попытке свести всё это вместе, картина представляется несколько иной – если Само и побывал в молодые годы в Сансе, то, скорее всего, в качестве угнанного в рабство славянского мальчика, взятого в помощники к франкскому купцу и сбежавшего от последнего, оказавшись на родине, при первом удобном случае.

Кем бы ни был Само, в 623 году он присоединился к восстанию западных славян против Аварского каганата, личной доблестью приобрёл в их среде огромный авторитет, был избран сначала военным вождём, а затем и князем, выиграл войну и основал на территории современных Чехии и Нижней Австрии первое письменно задокументированное славянское государство. По традиции, оно стало называться по имени своего основателя Княжество Само.

Первое славянское государственное образование стало раздражителем для очень многих. Зашатался Аварский каганат, по которому прокатилась волна славянских восстаний. Упомянутая аварская осада Константинополя в 626 году сорвалась только из-за того, что славяне банально опоздали к началу боевых действий. А мобилизованный на следующий год для повторения похода славянский флот, послав подальше аварских хозяев, попросту дезертировал в полном составе – славяне решили устроить себе круиз по Средиземному морю, в ходе которого экспромтом захватили Крит. В 630 году отказались признавать власть кагана славяне Македонии, вслед за ними отложились хорваты. Началось брожение у болгар и в 681 году те тоже основали первое болгарское царство…

И тут в действие вступила новая сила – к славянским землям с запада придвинулась граница империи франков. И хотя франков больше донимали авары, посылавшие болгар в рейды по их тылам, ударить они почему-то решили сначала по Княжеству Само. «…Король приказал тайно собрать войско со всего королевства Австразии для похода против Само и вендов. Против вендов выступило три отряда, лангобарды также помогли Дагоберту, сделав нападение на славянскую землю. Но славяне повсюду приготовились к отпору. Алеманские войска под командованием герцога Хродоберта одержали победу в том месте, где они вступили в славянскую землю, и лангобарды также одержали победу и, как и алеманы, взяли много славянских пленных. Но, с другой стороны австразийцы Дагоберта, осадившие крепость Вогастисбург, в которой укрылось множество самых решительных вендов, были сокрушены в трехдневной битве. И поэтому они вернулись домой, оставив во время своего бегства все палатки и снаряжение. [Знакомая, согласитесь, тактика: «слить» приграничные стычки, заманить воодушевлённого противника вглубь своей территории и уже там отрубить ему коммуникации, измотать партизанскими действиями и разгромить в генеральном сражении.] После этого венды совершили много грабительских набегов на Тюрингию и прилегающие земли королевства франков. Помимо этого, Дерван, герцог сорбов, народа славянского происхождения, долгое время подчинявшийся франкам, перешел под власть Само вместе со всеми своими людьми... » (Фредегар «Хроника», VII в.).

И, хотя Княжество Само, как и империи Александра Македонского, Германариха и Атиллы, не на долго пережило своего основателя, почившего в 658 году, оно выполнило две величайшие задачи: подготовило почву для сокрушения Аварского каганата и отвернуло от славянских земель экспансию империи Карла Великого.

Средневековая миниатюра «Город сдаётся Карлу Великому».

Получив по зубам от Само, франки переориентировались на аваров. Без славянских «ударных частей» и болгарской конницы, те оказались никудышными вояками и полководцы Карла несколько раз разгромили их. А потом каганат постигла та же участь, которую авары уготавливали другим: в 803 году совместным согласованным ударом франков Карла с запада и болгар хана Крума с юга каганат, как суверенное государство, был добит. В аварским городах победители захватили колоссальные сокровища, накопившиеся за два с половиной века грабежей соседей и поборов подданных. Не ожидавший такой прибыли Карл потаял, простил аварам прошлые набеги и объявил их своими вассалами.

Тут бы и сказочке конец, но кое у кого свежи ещё были в памяти аварские поездки на славянских женщинах и, как только Карл покинул Паннонию, туда хлынули славяне – сводить счёты. И, посеявшие ветер авары пожали бурю! Можно, конечно, умиляться над байками Карамзина и Соловьёва про патологический гуманизм наших предков, но вот вам факт – авары славянами были истреблены поголовно. Полностью уничтожены как народ, без остатка «на семена». «Были же эти обры велики телом, и умом горды, и Бог истребил их, умерли все, и не осталось ни одного обрина. И есть поговорка на Руси и доныне: «Погибли, как обры», - их же нет ни племени, ни потомства» («Повесть временных лет»).

Карл, кстати, попытался было заступиться за своих вассалов, обеспечивших ему безбедную старость, и один за другим послал в Паннонию для наведения порядка два экспедиционных корпуса под командованием своего зятя Герольда и самого победоносного «полевого командира» Эрика Фриульского. Но возложенная на них «миротворческая» миссия провалилась – под горячую руку славяне и их истребили до последнего человека. Гибель прославленных полководцев, громивших мавров, саксов, бургундов, данов, басков и лангобардов, остудила Карла и он решил отступиться от этих земель. И бывшие владения каганата вошли в набирающее силу и разрастающееся Великоморавское княжество.

Великоморавская держава была создана в 833 году ратным трудом князя Моймира II. Максимального своего рассвета она достигнет в 860-880-х годах, когда в неё войдут территории Моравии, Словакии, Чехии, Лужиц, Паннонии, Польши, часть словенских земель. Историю славянства Великоморавское княжество не просто изменит, а пустит в новое русло, ибо именно здесь при князе Ростиславе воссияют святые равноапостольные просветители Кирилл и Мефодий. Создание славянской азбуки, перевод Священного Писания и проповедь на понятном славянам языке заложат основу для разработки обрядов христианского богослужения на славянском языке и создания национальной церкви.

А в историю Рязанского края, из-за которой, собственно говоря, мы и затеяли весь этот долгий разговор, Великоморавская держава внесла такой вклад, который не смогут потом затмить даже татаро-монголы – просто мы уже успели основательно забыть об этом. Итак, на этом предисловие заканчивается и начинается основное повествование.

Одним из приоритетнейших путей экспансии для Великоморавии станет северное направление, сулящее выход на Балтику и контроль над торговыми путями. С момента создания своего государства и по 876 год (Гумилёв Л.Н. «Древняя Русь и Великая Степь») моравы с завидным упорством будут предпринимать походы на север, нащупывая слабые места в барьере славянских прибалтийских княжеств. Непосредственно на побережье пробиться им так и не удастся, но в результате, при князе Святополке, они установят контроль над значительным отрезком речного торгового пути, дающего прямой выход в Балтийское море по Висле. А, давайте вспомним, кто жил на её берегах? Правильно, на восточном – балты, на западном – венетские племена радимичей и вятичей.

Помните, с чего мы начинали: «…Бяста бо два брата въ Лясехъ, Радимъ, а другий Вятъко; и пришедъша седоста, Радимъ на Съжю, прозвашася Радимичи, а Вятъко седе съ родомъ своимъ по Оце, отъ негоже прозвашася Вятичи [Были ведь два брата у ляхов - Радим, а другой - Вятко; и пришли и сели: Радим на Соже, и от него прозвались радимичи, а Вятко сел с родом своим по Оке, от него получили свое название вятичи] ». Теперь мы выяснили то, о чём не сообщил нам Нестор: откуда пришли наши предки и что заставило их переселиться. Оказывается, как, в прочем, и всегда, не внешние враги, а внутриславянские разборки! Выстояв против киммерийцев, скифов, готов, балтов, гуннов, аваров, франков и великого множества иных знаемых и незнаемых нами племён, радимичи и вятичи не ужились с единокровными братьями-славянами.

Не желая подчиняться великоморавским князьям, радимичи, вятичи и примкнувшая к ним часть балтов, покинули берега Вислы и ушли на восток, в глухой лесной край, который восточные славяне называли Украиной Залесской [«Украина» - потому, что «у края»; «Залесская» - потому, что «за лесом» ], а мы называем теперь Европейской частью России.

Колонизировать её славяне ещё не успели. Со времени гибели Фатьяновской культуры, эти места считались владениями финно-угорских племён. Но, несмотря на наличие хозяев, переселение прошло мирно – археологических следов военных действий относящихся к этому периоду не обнаружено. Гумилёв объясняет это тем, что аборигены и пришельцы занимали разные экологические ниши: финно-угры были стопроцентно лесными обитателями, а вчерашних балтийских поморов больше интересовали всяческие водоёмы, поэтому они предпочитали селиться вдоль рек, а к лесу относились, как к полезной, но чуждой среде. Косвенно подтверждает эту точку зрения и Нестор, делая привязку пришедших родов к рекам: радимичей – к Сожу, вятичей – к Оке; про балтов он не упоминает, но они, тоже осели по реке – Протве.

О деталях исхода вятичей сведений не сохранилось ни в летописях, ни, даже, в легендах. Те события можно только смоделировать (или нафантазировать, что, в принципе, одно и тоже – просто, кому какой термин больше нравится). Собственно говоря, уход вятичей и радимичей из Повислья не был одномоментным актом – это был финальный аккорд их распространения на восток, начавшегося ещё в V веке. Вторжение моравов лишь активизировало этот процесс и сделало его бесповоротным.

Итак, столкнувшись с моравами, вятичи и радимичи выбрали свободу, платить за которую нужно было уходом с обжитых мест. Вставал вопрос – куда уходить?

С юго-запада давила Моравия. На запад от земель вятичей до Ютландии тянулась полоса западно-славянских княжеств (тех же ляхов, поморян, лютичей и бодричей), за которыми уже начинались владения германцев – территории эти были плотно заселены племенами, поднаторевшими в борьбе за место под солнцем, а потому поход на запад не сулил ни новой родины, ни мира, ни желанной свободы.

На севере была Балтика, за Балтикой – Скандинавия, но там уже поднималось движение викингов – безземельных головорезов, вынужденных из-за нищеты податься в пираты, что само по себе красноречиво говорило об экономической ситуации на северных балтийских берегах и о степени готовности тамошнего населения принять у себя толпы беженцев. Был ещё кусок балтийского побережья к северо-востоку от Вислы, но там, как мы помним, закрепились айстии и прочие балтские племена, тёплых чувств к славянам не питавшие со времён готских войн.

Не лучше было и на юге. Карпаты по-прежнему оставались проходным двором. К ним уже подкатывались границы молодого и агрессивного Болгарского царства, сферы влияния которого распространялись уже до Днестра. Степи от Днестра до Дона контролировали мадьяры и кабары. А за Доном простирались владения нового монстра – Хазарского каганата. В любом случае, соваться пешим табором, отягощённым женщинами, детьми, стариками и гонимой впереди себя скотиной, в Северное Причерноморье, где безраздельно властвовала конница кочевников, было самоубийством.

И всё же брешь нашлась. На востоке к Повислью примыкали земли дулебов, ослабленных в тот момент последствиями аварского ига (это про них Ягайло Ган и Нестор-летописец написали, не сговариваясь, «примучены были от обров» ). К тому же дулебы сами вели войну с моравами – вполне вероятно, что в союзе с повислянами или, по крайней мере, согласованно с ними. Территориально же дулебы контролировали водораздел между Вислой и Днепром. Уж, не знаю, миром ли решилось дело или оружием, но, факт, что вятичам, радимичам и голяди был предоставлен через владения дулебов транзитный коридор. По нему они вышли к Припяти, а дальше речным путём спустились до Днепра. И попали здесь как кур во щи…

Днепр ниже впадения в него Припяти являлся естественной границей между землями полян (на чьих князей три века спустя будет работать конъюнктурщик Нестор) и северян (потомков русов и савиров, о которых мы многократно упоминали выше). А между полянами и северянами шло бодрое междусобойное рубилово, которое со временем перерастёт в противостояние Киевского и Черниговского княжеств (и тоже сыграет свою роль в истории Рязанского Края).

И вместо искомого мира и спокойствия беженцы получили новую порцию нервотрёпки. Благо, у их предводителей ума хватило не ввязываться в чужие дрязги и, тихо извинившись, двинуться дальше. Ни северяне, ни поляне трогать эту толпу отчаявшихся людей, не рискнули, вполне резонно рассудив, что нервы у них на пределе, терять им нечего и один неверный шаг может спровоцировать их поголовное обращение на сторону врага.

Рискну высказать ещё одну собственную версию. В «дипломатической войне» за влияние на изгоев больше преуспели северяне – показывает это ход их дальнейших отношений и маршрут миграции. Дрейфовать вниз по течению Днепра к Чёрному морю было куда как привлекательнее, но беженцы выбрали противоположное направление, против течения, на север. Здесь же пути их разошлись: радимичи поднялись по Днепру до Сожа, где остались и влились в состав белорусского народа, а вятичи и балты пошли на Десну.

Нестор не посчитал нужным отразить факт, установленный современной археологией, что на берегах Десны вятичи пребывали довольно долго – по «Повести временных лет» они чуть ли не сразу махнули на Рязанщину. А это свидетельствует в пользу того, что северяне осознанно предоставили свои земли вятичам в качестве пристанища – расселение их здесь прикрыло северянам тылы и дало возможность перебросить дополнительные силы на борьбу с полянами.

Почему не остались вятичи на Десне, что подтолкнуло их идти дальше, я, к стыду своему, так и не установил. Может, северяне однажды попытались обложить их данью или привлечь к войне с полянами. Может, продолжение похода было спровоцировано лихим набегом кого-то ещё – мадьяров или хазар. Может, самих вятичей что-то позвало вперёд – например, не устроил статус приживалок на северских землях и роль пограничного буфера… Так или иначе, преодолев ещё один водораздел, вятичи и голядь вышли к верховьям Оки.

Эта водная артерия давала возможность освоить массу слабообжитых территорий. В этом месте все исследователи дружно спотыкаются о следующий феномен: к моменту появления вятичей, бассейн Оки не был заселён. Так, что с Гумилёвым, конечно, не нам спорить, но его теория «экологических ниш» – своего рода перестраховка; вятичи заглянули в эти края очень своевременно, когда все ниши были свободны в виду полного отсутствия человеческого присутствия.

В VII веке до нашей эры в нынешней Европейской части России параллельно возникли две археологические культуры. На территориях современных Рязанской, Нижегородской, Пензенской, Самарской, Саратовской, Тамбовской, Липецкой областей, а также Марий Эл, Мордовии и Чувашии появляется Городецкая культура, названная так по раскопанному в 1898 г. В.А. Городцовым около Спасска-Рязанского Городецкому городищу. Севернее неё, на территориях Московской, Тверской, Вологодской, Владимирской, Ярославской и Смоленской областей – Дьяковская культура, названная по Дьяковскому городищу, ныне расположенному в черте Москвы. Ни про ту, ни про другую культуру ничего вразумительного современная наука сказать не может.

Так, согласно господствующей сейчас точке зрения, Городецкая культура, распространявшаяся и на Рязанскую область, являлась «протомордовской» (название-то какое! ). Однако, это плохо согласуется с нетипичным для мордовских племён тяготением к водным объектам – наиболее развитые поселения данной культуры были расположены как раз по берегам Оки. Именно жители окского побережья в V веке нашей эры приняли на себя удар, от которого Городецкая культура уже не оправилась. Неизвестные агрессоры последовательно разгромили укреплённые поселения «городцовцев», истребив всё их население – в каждом «городецком» городище обнаружены массовые захоронения изрубленных на куски, в прямом смысле этого слова, а потом сожжённых человеческих останков. Это, причём, был не заурядный грабительский набег в стиле а-ля викинги, а планомерная акция геноцида, после которой в этих местах до прихода вятичей уже никто не жил.

Не меньше, если не больше, путаницы с Дьяковской культурой. Она сменила собой Фатьяновскую археологическую культуру – ту, которую мы упоминали, когда рассматривали Урало-Арало-Волжский плацдарм и первый поход ариев на запад, за Волгу (смотри часть III «Истинные арийцы» ). Доминирующая версия считает носителей Дьяковской культуры предками племён мери, муромы, веси. По другой версии, «дьяковцы» пришли из-за Урала. С моей точки зрения, одно другому не мешает: если считать Страну городов/государство Хайрат эпицентром арийской экспансии, то, вот, пожалуйста, вам и связи с Уралом. Первая волна арийских переселенцев, образовала за Волгой очаг Фатьяновской культуры, быстро растворившийся в преобладающем численно местном аборигенном населении, что стало началом финно-угорских народов. А новые волны переселенцев из-за Волги, приносившие новый генетический материал, и местное перекрещивание стимулировали процессы этногенеза.

Со временем места становилось мало, кто-то отселялся на новые земли. Именно так, я считаю, методом «отселения» и возникла ушедшая на юг, в леса Городецкая культура. А «дьяковцы» остались у «переправы» через Волгу (помните, мы об этом тоже писали – арии впервые форсировали Волгу в районе нынешнего Ярославля), миграции здесь шли активнее, соответственно, и этногенез тоже. И возникнув почти одновременно (VII век до нашей эры), Дьяковская и Городецкая культура начали расходиться.

Очень ярко этот процесс проиллюстрировали археологические раскопки. Стартовав примерно с равных позиций, Дьяковская культура очень скоро перешла от бронзовых орудий к железным, а Городецкая, хотя тоже была знакома с металлургией железа, довольствовалась костяными наконечниками копий, стрел и гарпунов.

Со временем расслоение стало проявляться даже на уровне домашнего хозяйства. Так, носители Городецкой культуры, больше унаследовавшие от заволжских аборигенов, лучше приспосабливались к лесу и предпочитали заниматься охотой, рыболовством, бортничеством, скотоводством и мотыжным земледелием, а у «дьяковцев» основными занятиями населения были скотоводство, коневодство и охота – сказывалось влияние кочевых родственников из арало-прикаспийских степей, контакты с которыми у «дьяковцев», видимо, были крепче, чем у «городцовцев». А земледелие вчерашние кочевники только-только походя начинали осваивать.

В результате, у «дьяковцев», за счёт вливаний «свежей крови», арийских хромосом в генотипе оказалось не в пример больше, уровень развития выше, а культурное сходство со славянами теснее. Видимо, этот фактор косвенно сказался на том, что они почти на два столетия пережили Городецкую культуру, встретили вятичей, как братьев, и очень быстро и легко ассимилировались с ними.

Хотя тут не могу промолчать о наличии ещё одной версии, пока, к сожалению, широкого признания не получившей. По ней «дьяковцы» ни к мордве, ни к протомордве никакого отношения не имели. Цитирую: «Велика вероятность, что Дьяковская культура является проявлением ряда полиэтничных культур позднеантичных венедов, стремившихся контролировать земли от Балтики до Волги и Урала». Окажись это предположение правдой, то вся картина меняется в корне! Выходит, что не такими, уж, простачками были эти венеды. Получается, что восточную границу их сфер влияния надо отодвигать, аж, за Урал! А это уже Империя…

Может быть, даже и предпринималось что-то для её создания! Давайте разберём ситуацию с гибелью Городецкой культуры. Нашествие её погубившее, чудесным образом никак не сказалось на «дьяковцах», то есть либо они сумели отбиться, либо сами принимали деятельное участие в её разгроме. А по времени гибель Городецкой культуры (V век) приходится на пик активности расселения венетских племён пражско-корчакской археологической культуры (смотри часть V «Солнце славян» ). Как раз тогда Иордан оставил про венедов многоговорящую запись: «…теперь они свирепствуют повсеместно».

Напомним себе, что в это время венеды уже занимали территорию, ограниченную на западе Одером, на востоке Вислой, на юге Днестром. Они уже высаживаются за Одером, доходят до Днепра, обосновываются в верховьях Эльбы, прорываются за Карпаты к границам Византийской империи… И тут опять логика даёт сбой: все перечисленные направления прикрываются сильными и воинственными народами, а линия наименьшего сопротивления проходит на северо-востоке по дуге Днепр-Десна-Ока. Кроме того, освоение этого направления имело и экономическую подоплёку: контроль над названными территориями давал возможность связать речным торговым путём Балтику и Каспий, который стал бы естественным продолжением Великого шёлкового пути и окончательно связал Китай с Западной Европой.

И если в этот период венеды успешно громили германцев и византийцев, то неужели у них ума не хватило покорить, тех, кто не мог оказать своими костяными гарпунами внятного сопротивления?! А тут ещё удачно наложились последствия нашествия гуннов, общеевропейская война всех против всех и переселение народов. И, в результате, изрубленные и сожжённые тела «городцовцев» стали единственным свидетельством тех драматических событий. А для победителей это время, по определению того же Гумилёва, стало временем «невоспетых побед».

Но в V веке венеты очищенные территории не заселили. По какой причине – не знаю! Может, аукнулись какие-то события в далёкой Византии; может, уже нацелились им в подбрюшье авары; может, случилось другое какое нашествие, не упомянутое в хрониках; может, скончался скоропостижно, не доведя до ума своё начинание, неизвестный нам венетский «Александр Македонский», после чего случился раздрай и провал мероприятия; может, в тылу эпидемия вспыхнула чумы, там, или холеры… Но, вот, факт, не объяснённый современной наукой: с V века Городецкая культура прекратила своё существование и до прихода вятичей земли, на которые она распространялась, никто не рискнул заселять. Даже соседние «дьяковцы» не сунулись на свободные территории. Может быть, так они исполняли союзнические обязательства?

С этой точки зрения объясняется и поведение вятичей во время исхода. То, как запросто поднялись они всем племенем с обжитых мест; как ловко проложили оптимальный маршрут; как безболезненно нашли себе новую родину; как легко сошлись и ассимилировались с «дьяковцами».

Первыми нашли для себя подходящий уголок балты. Встретив своих дальних родственников, носителей Мощинской археологической культуры, слившись с ними и образовав племя голядь, они остались на берегах притока Оки Протвы, на территории нынешней Калужской области. А вятичи постепенно распространились до лесных владений мордвы, муромы и мещеры. Здесь их путешествие закончилось, а потомки их живут в этих краях и поныне – это мы с вами!

Можно ли ещё что-то выжать из более чем скупых фактов? При желании, конечно, можно, только всё остальное будет крайне субъективным. Субъективным не из-за неподтверждённости первоисточниками и результатами раскопок, а в силу того, что остальные логические построения будут касаться ментальной сферы, так сказать, группового психологического портрета наших предков.

Как же они выглядели? Прежде всего, это были вольные, свободолюбивые люди, готовые бросить родные хаты, возделанные поля, нажитое добро, обречь своих жен и детей на лишения и невзгоды, но не поцеловать сапог завоевателя – что они и продемонстрировали, эмигрировав из Повислья. Их исход ни в коей мере нельзя рассматривать как признак слабости – просто безымянным вождям была чужда всякая ложная амбициозность, ради которой они готовы бы были угробить свой народ. Наверняка, были горячие головы, настаивавшие не отдавать ни пяди родной земли и стоять до последнего человека, но верх взяло здравомыслие, что если землю не удаётся удержать, то, значит, надо сохранить людей.

Вместе с тем, любовь к свободе сочеталась у вятичей с жёсткой дисциплиной, без которой всё племя не смогло бы так запросто подняться по команде с насиженных мест и пойти неизвестно куда – попробуйте-ка сегодня эвакуировать хотя бы один многоквартирный дом из Рязани, скажем, в Чучково. У вятичей имелись крепкие не только внутри-, но и межплеменные связи – иначе в коалицию с ними не вошли бы радимичи и вообще неславянское племя голядь. И дипломатичности, надо думать, им было не занимать – об этом свидетельствуют бесконфликтные их проходы через земли дулебов и северян и мирное расселение в финно-угорских владениях.

То, как безошибочно они выбрали самый оптимальный маршрут, говорит о том, что они прекрасно были ориентированы во внешнеполитической ситуации. Поступление оперативной информации о ближних и дальних соседях могло обеспечиваться только наличием устойчивых с ними связей – торговых и шпионско-разведывательных.

Ну, и, наконец, это были умелые и расчётливые воины, предпочитавшие воевать не числом и тупой силой, а умом. Трезво оценив свои силы и поняв, что вооружённое противостояние с моравами закончится либо порабощением, либо поголовным истреблением, вятичи приняли решение уйти в чужие края. Но это не было постыдным бегством и уходили они не для того, чтобы сдаться там на чью-то милость (тогда бы смысла уходить не было, проще было бы остаться дома под моравами) – они шли завоёвывать новую родину. Без уверенности в своих силах, без готовности лечь на этот алтарь вряд ли они поднялись с мест и ринулись в неизвестность, которая, как известно, пугает больше, чем знакомое зло!

А, ведь, каждый боец, угрюмо-сосредоточенно гребущий в промозглом окском тумане веслом челна-однодревки, отдавал себе отчёт, что плодами этого похода лично он воспользоваться просто не успеет. Если и суждено ему найти и отвоевать где-то какую-то землю, то максимум, что он успеет, так это поставить хату, а жить в ней и называть это место родиной будут уже его дети и дети его детей. Вот, что вело их и давало силы! Вот, о ком думали они больше, чем о себе – о тех, кто будет после них, о своих потомках, о нас с вами!

А нам осталось лишь разобраться с именами, вернее, с этнонимами. Нестор утверждает, что свои племенные наименования вятичи и радимичи получили уже после прихода на новые места и возводит их происхождение к именам легендарных вождей. И то, и другое вряд ли. Нестор остался верен господствующим в его время представлениям, что любой народ происходит от какого-то конкретного прародителя – мы по ходу повествования не раз сталкивались с такими примерами: арии считали себя потомками праотца Ария, скифы – Скифа, русские – Руса и так далее. Тем более, что такой подход идеально укладывался в христианскую концепцию происхождения человечества от одной-единственной пары людей. Однако попытки доказать историчность Вятко и Радима успехом не увенчались. Провалились и лингвистические изыскания якобы подлинных имён мифических вождей, типа, возведения «прозвища» Вятко через прилагательное Вячий (Великий) к «имени» Вячеслав.

Скорее всего, в Залесье и вятичи, и радимичи пришли уже под этими этническими названиями. «Велесова книга» упоминает их под этими этнонимами, повествуя о времени князя Моска, то есть о 590-х годах: «…а позде идуте поути сви… ниекии бо соуте вятиче, родимиче […а после [смерти Моска] мы пошли каждый своим путём. И некие роды потекли на север, и были это суть вятичи и радимичи] » («Велесова книга» 33). Другими словами, если верить Ягайло Гану, вятичи и радимичи стали оными ещё в Прикарпатье и на Вислу пришли уже под этими именами. К слову, в Польше до сих пор существуют река Радомка и город Радом – очень, уж, созвучно с именем легендарного Радима; не радимичи ли оставили память по себе в этих топонимах?

Ну, а что же предки рязанцев – вятичи? Тут надо учесть специфику письменного и устного языка, на котором думал и творил Нестор: «Вятко» и «вятичи» в летописях писались через букву «юс малый» и произносились с носовым звуком «ен» – «Вентко», «вентичи». Опять мы подошли к морфеме «вен». Значит это только одно, что легендарный прародитель ни при чём, а этноним вятичи производится от венеты/венеды/венды.

Чтобы было понятнее, опять же, воспользуемся банальным обиходным примером: в славяно-русской традиции почитания отцов, мы до сих пор, несмотря на американоидные веяния, продолжаем называть уважаемого человека почтительно по имени и отчеству, образуя последнее от имени отца. Так, сына Никиты мы назовём Никитич, а, если сыновей много – Никитичи. Соответственно, сыновей венетов мы и сейчас назвали бы венетичи или вентичи (так же во времена второго Карпатского исхода группа племён в знак признания над собою старшинства русов приняло наименование русичи – то есть, младшие русы). Отселяясь на новое место, наши предки продолжали помнить о том, что они являются сыновьями (потомками) венетов и попытались зафиксировать эту память в своём этнониме.

Круг замкнулся, пасьянс сложился – думаю, теперь тем, у кого хватило терпения дочитать всё вышеизложенное хотя бы до этих строк, стало понятно, с чего это я плёл лыко, аж, от самого арийского царя Вены, от III тысячелетия до нашей эры, уверяя благосклонных читателей, что рассказываю им ни что иное, как историю (вернее, предысторию) Рязанского края!

Вот, видите, сколько сил пришлось мне потратить только лишь для того, чтобы найти-докопаться откуда и как пришли наши предки [арии – венеты – венеды – венды – вентичи – вятичи] на нашу нынешнюю родину [Арктида(?) – Арьяна Ваэджо – Южный Урал – Поволжье – Северное Причерноморье – Карпаты – Прибалтика – опять Карпаты – Повислье – Украина Залесская – Край Рязанский].

Долгая дорога домой.

А выбрал-то я всего лишь две – этническую и географическую – цепочки. Причём, выбрал поверхностно, не вдаваясь в детали и не рассматривая боковых ответвлений и альтернативных точек зрения.

Так или иначе, сколь-нибудь удобоваримую версию на выходе нам сформулировать, надеюсь, удалось. Подчеркну ещё раз – всё вышеизложенное является версией, не претендующей на статус конечной и неоспоримой истины. Зачастую она базируется на сомнительных источниках, на предположениях, на неподтверждённых логических построениях, а иногда, вообще, на собственных догадках автора, но неужели от этого она не имеет права на существование? Или выглядит менее убедительно, чем куча бездоказательных, но «общепринятых» теорий, типа, бредней Дарвина и Фрейда?

Берясь за этот труд, я не ставил перед собой цели склонить кого-то в «свою веру», навязать мнение об истинности моих суждений. Моя задача была совсем другой – сформировать лично для себя приемлемую точку зрения на моё (а, заодно, и на ваше) прошлое. Анализ сотен разрозненных и, как правило, противоречивых источников привел меня к тому, что я сформулировал в работе под общим названием «Долгая дорога домой», которую вы сейчас читаете. «Дорога домой», действительно, получилась долгой, но лично мне изложенный ход событий показался наиболее логичным и вероятным. Вместе с тем, я буду только рад, если кто-то убедительно докажет мне, что на самом деле всё было не так! Ведь, конечная наша цель с любым из моих критиков, думаю, совпадает – добраться до истины. А «истина – лучшее благо» («Авеста», «Гимн Ахура-Мазде», стих 21).

Ну, а теперь – занавес!

Если не считать официально не признанной «Велесовой книги», то первое письменное свидетельство о вятичах относится к 859 году. В Русское государство, основанное Рюриком в 862 году, вятичи не вошли, но, тем не менее, в общерусских делах они принимали активное участие. Так, значительное число добровольцев-вятичей в 906 году в составе дружин Олега ходило на Константинополь, что отражено в летописях.

Норвежский викинг Одда, волею судеб ставший русским князем Вещим Олегом, знавший цену хорошим бойцам, привлёк к своему мероприятию неподвластное племя совсем не зря: вятичи как воины очень высоко котировались и считались одними из лучших. Сражаться они предпочитали в пешем строю – сказалась многовековая практика морских набегов, отучившая их от практики наездников. В первом ряду на поле выходили отборные бойцы характерники – славянский вариант скандинавских берсеркеров. Во время боя эти воины испытывали временное помутнение рассудка, впадали в бешенство и становились нечувствительными к боли. Как и их скандинавские коллеги, сражались они без щитов, доспехов и одежды, в одних портах, а рубились двуручными секирами, таких размеров, что с одного удара могли свалить бронированного всадника с лошадью. За характерниками плотным строем стояла основная масса воинов, действовавшая из-за сомкнутых щитов мечами и топорами. Арьергард составляла лёгкая пехота, стрелки из луков и метатели дротиков – она комплектовалась из молодёжи, получающей таким образом опыт боевых действий.

К 960-м годам вятичи стали данниками Хазарского каганата и платили дань «по шелягу с орала [плуга]». А потому, когда в 964 году князь Святослав решил по Оке и Волге идти на хазар, вятичи с удовольствием пропустили его через свои земли и предоставили его войскам тыловые базы. Святослав вступился за братьев-славян, разгромил хазар, но вместо предоставления вятичам «права на самоопределение» в 966 году силовым путём присоединил их к Киевской Руси. При первой же возможности, сразу после гибели Святослава, вятичи от Киева отложились. Его сын, будущий креститель Руси – святой равноапостольный князь Владимир дважды в 981 и в 982 годах ходил на вятичей походом с целью заново подчинить Киеву.

Подчинение было, скорее всего, неустойчивым или, вообще, формальным, так как, например, такое общенациональное мероприятие 988 года как Крещение, вятичей не затронуло. Язычниками они оставались как минимум до XII века – именно к этому времени относится сообщение об убийстве вятичами христианского миссионера Кукши Печёрского.

Христианизация подавляющей части населения Руси на начальном её этапе укреплению межплеменных связей не способствовала. Видимо, противопоставление вятичей себя остальным русским племенам в этот период достигло апогея. Показательным может явиться мнение арабских купцов IX-XII веков: хотя все «неверные» были для них на одно лицо, они чётко отличали вятичей, которых называли «славянами», от остальных славянских племён, которые именовались у них «русами».

Окончательно подчинить вятичей удалось только Владимиру Мономаху: «А в Вятичи ходихом по две зиме, на Ходоту и на сына его, и ко Корьдну ходих первую зиму, и пакы по Изяславичих за Микулин, и не постигохом их» («Поучение великого князя Владимира Мономаха детям его»). Мономах скромно умолчал, что событиям «по две зимы» предшествовало ещё две экспедиции, летних. В обоих случаях вятичи заманивали его рать в болота, откуда Мономах считал за благо убраться по-добру, по-здорову. Одолел Мономах хитростью: он перенёс военные действия на зиму, когда болота подмёрзли, и по частям разгромил, раскиданную по зимовьям вятичскую дружину. При этом, поход Мономаха 1082 года был не стандартной акцией устрашения подвластного племени и не простой демонстрацией силы, а полномасштабной военной кампанией, в результате которой, Владимир так сравнял с землёй последнюю столицу вятичей Корьдно, что место расположения этого города до сих пор не установлено. Ну, а то, что в 1083 году мероприятие пришлось повторять, говорит, что, несмотря на то, что столица пала, сопротивление до конца сломлено не было.

Какое-то брожение продолжалось, судя по косвенным данным, и после 1083 года. Свидетельствует о том, в частности, тот факт, что новой столицей вятичей стал город племени дреговичей (!) Рязань [Старая Рязань] – видимо, киевские наместники продолжали не доверять буйным потомкам балтийских пиратов и решили расположить их административный центр на территории более культурно близких им дреговичей. Косвенное свидетельство этого осталось и в эпосе. Помните, в былине об Илье Муромце его вояж из Мурома в Киев по «дорожке прямохожей-прямоезжей», то есть напрямую через земли вятичей, приравнивается к подвигу. Кстати, пленённый Ильёй во время этого путешествия Соловей Разбойник был, если так можно выразиться, по национальности голядь!

Постепенно земли вятичей втянулись в «сферу влияния» Черниговского княжества (аукнулись давние связи вятичей с северянами) и стали считаться его уделом. Однако, «сепаратистские настроения» у новых подданных оставались достаточно сильными. Поэтому, когда, воспользовавшись очередным обострением противостояния черниговских и киевских князей, Ярослав Мудрый предпринял попытку утвердиться в Муроме и Рязани, его инициатива нашла горячую поддержку на всех уровнях и названные города не просто «перешли под руку Ярославову», а вообще отложились от Чернигова. В результате в 1127 году на карте Восточной Европы появилось новое административно-территориальное образование – Муромо-Рязанское княжество и началась четырёхвековая трудная и кровавая история его существования, как суверенного государства.