Часть III.
ИСТИННЫЕ АРИЙЦЫ.

Побудительные причины, подтолкнувшие ариев к завоевательным походам, наверно, навсегда останутся на уровне версий. Но против факта, что к IV тысячелетию до нашей эры этот народ как-будто подменили, не попрёшь. Тихони-астрономы и строители астральных городов превратились в настоящих бестий.

Арийский типаж в изображении советского художника Константина Васильева (золотой диск на груди витязя функциональной нагрузки не имел – это символ Солнца).

От государства Хайрат отпочковался клон – Южный Хайрат. Если принять версию о тождественности Северного Хайрата и Страны городов, то получается, что новое арийское государство доходило уже до Арала (по версии исследователя древних текстов А.И. Асова название Аральского моря можно прочесть как «море Ария» ). В древнейшей части «Авесты» упоминается уже шестнадцать «благих земель» и фигурируют река Ранха (Ра) – Волга и море Ворукаша – Каспийское. Это означает, что в крайне короткий срок арии распространились от Тобола до Поволжья. Словно, сжатую пружину отпустили…

Возможная территория авестийских «шестнадцати благих земель» - сравните её с площадью Страны городов.

Материальная база для такого рывка у ариев была. Взять, хотя бы, металлургическое производство, существовавшее в Аркаиме в промышленных масштабах. В то время, когда по Европе ещё бродили стада неолитических, то есть живущих в каменном веке, гримальдийцев, в Стране городов во всю обрабатывали не только медь, но уже и бронзу.

Раньше других арии научились работать и с железом. До них в ходу были изделия только из метеоритного железа, которые, понятно, находились в таком дефиците, что, скажем, одно-единственное лезвие железного кинжала, присланное в подарок египетскому фараону кем-то из соседей, вызвало такой ажиотаж, что столь неординарное событие посчитали необходимым внести в анналы. А великосветские египетские модницы железные безделушки оправляли золотом и носили как бриллианты.

Технологии получения железа из руды и его последующей обработки – ковка, закалка, легирование – обеспечили ариям полное военно-техническое превосходство над современниками. Хранили их как величайшую военную тайну. «Библия» жалуется, что даже во времена царя Саула (это где-то 1100-1000 год до нашей эры) филистимляне (так там именуется арийское племя пеласгов) запрещали евреям иметь не только кузницы, но даже точила: «Кузнецов не было во всей земле Израильской, ибо филистимляне опасались, чтобы евреи не сделали меча или копья. И должны были ходить все израильтяне к филистимлянам оттачивать свои сошники и свои заступы, и свои топоры, и свои кирки, когда сделается щербина на острие у сошников и у заступов, и у вил, и у топоров или нужно рожон поправить. Поэтому во время войны Михмасской не было ни меча, ни копья у всего народа, бывшего с Саулом и Ионафаном, а только нашлись они у Саула и Ионафана, сына его» (Книга Царств, глава XIII, стихи 19-22). То есть, пресекалась любая попытка даже просто приблизиться к секретам железообработки. А рудники стали своеобразной визитной карточкой ариев – везде, где они появлялись, горная добыча расцветала пышным цветом.

Железо дало возможность радикального перевооружения. Поскольку бронза многократно тяжелее по сравнению с эквивалентными объёмами железа, то основным оружием бронзового века были копья и боевые топоры. А бронзовые мечи в силу огромного веса и слабых рубящих свойств по размерам не намного превышали кинжалы и использовались наряду с последними в качестве вспомогательного вооружения. Лёгкое (по сравнению с бронзой и прочими медными сплавами) и прочное железо дало возможность изготавливать мечи хоть в рост человека и они скоро стали доминирующим видом личного оружия.

Основным способом изготовления медных и бронзовых орудий было литьё – металл плавили, заливали в форму, давали остыть, извлекали из формы и начисто обрабатывали (в основном, точили и шлифовали). Работа с железом потребовала более сложного и энергоёмкого подхода. Чистое железо, только выплавленное из руды, – металл довольно мягкий, едва превосходящий по качествам медные сплавы. Улучшить его помогли ковка и разные виды термической обработки. При этих процессах происходит насыщение железа углеродом. Углеродистые сорта железа по сравнению с обычными более хрупкие, зато и более твёрдые, что способствует живучести заточки. Соответственно, встал вопрос получения углеродистого железа в максимально чистом виде.

Первым шагом стала закалка – контрастная термическая обработка. Железо раскаляли, а затем резко остужали в холодной воде или в снегу. В результате, на поверхности металла образовывалась «корка» высокоуглеродистого железа, которое легко скалывалось обыкновенным молотком. Его очищали уже химическим путём. Самым простым (но длительным) способом было закопать полученный скол в землю, где в течение двух-трёх лет низкоуглеродистые примеси банально «съедались» ржавчиной. Такая закладка металла называлась кладень – ну-ка, на ассоциативное мышление упражненьице: как назывались изделия из такого металла? Конечно же, это всем нам прекрасно из детских сказок знакомые мечи-кладенцы!

Давайте вспомним, что родной фольклор донёс нам про кладенцы. Во-первых, это оружие никогда не достаётся герою на халяву – добывание его зачастую представляет собой более опасное мероприятие, чем непосредственное сражение с главным злодеем. Во-вторых, эпический герой получает его из рук некоего «посвящённого» (Илья Муромец от Святогора, Иван-царевич от Бабы Яги, Руслан от Головы). Причём, это в лучшем случае, тогда как в другом варианте «посвящённый» лишь указывает место расположения тайника, где хранится заветное оружие. Тайник, так или иначе, связан с землёй, даже, скорее, с Подземным царством (миром мёртвых). Кладенец оказывается спрятанным либо в земле под камнем, либо в пещере, либо в подвале темницы, либо под отрубленной Головой:

«И степь ударом огласилась;
Кругом росистая трава
Кровавой пеной обагрилась,
И, зашатавшись, голова
Перевернулась, покатилась,
И шлем чугунный застучал.
Тогда на месте опустелом
Меч богатырский засверкал.»

(Пушкин А.С. «Руслан и Людмила», песнь III).

В наиболее архаичных, как представляется, вариантах, кладенец вообще обнаруживается в захоронении прежнего хранителя данного оружия («Сказка о молодце-удальце, молодильных яблоках и живой воде»). Такая связь с миром мёртвых делает это оружие атрибутом смерти и наделяет его обладателя магической силой. И, в-третьих, кладенец демонстрирует наличие интеллекта. Он сам выбирает себе хозяина и не идёт в руки недостойному – признание Артура королём происходит после того, как он вытащил из камня меч, что суждено было только будущему правителю Британии. Может он без участия владельца порубить вражью силу (отсюда синоним кладенца – саморуб) – аналогичные свойства проявляет копьё Одина Гунгнир, «самонаводящееся» на цель и никогда не бьющее мимо. А иногда, вообще, кладенец проявляет свойства оборотня и превращается в живое существо, как правило, в аспида (змею) – это первый шаг к представлениям об оружии, как о божестве судьбы и зачатки формирования культа меча. А аналогии русских сказок с британским и скандинавским эпосом я привёл для того, чтобы показать, что источник у них общий – арийский.

Выводов из изложенного можно сделать множество, но предоставим их профессиональным филологам, так как нас, в рамках темы, интересует лишь следующее. Сложность получения главным героем меча-кладенца, его переход из рук в руки, иногда даже от покойника к живому человеку, свидетельствуют нам о том, что на определённом этапе железное оружие имело ограниченное хождение и использовалось только в крайних случаях. Что и не мудрено, если на изготовление одного клинка затрачивать от трёх до пяти лет.

Процесс химической очистки углеродистого железа требовалось ускорить. Для этого был применён оригинальный «реактив» - птичий помёт. К его естественной кислотности, как и к ржавчине, углеродистое железо было более устойчиво, поэтому практически не испытывало воздействия компонентов помёта, а низкоуглеродистые примеси ферментами и соляной кислотой пищеварительного тракта разъедались без остатка. «Высшим пилотажем» такой очистки стал следующий способ: крупинки металла скармливали курам (предполагаю, что сами они по доброй воле столь пикантный деликатес вряд ли стали кушать, а потому, видимо, кормили их железяками насильно) и, к утру, он возвращался к кузнецам уже практически в чистом виде. В чём - в чём, а в оригинальности мышления нашим предкам отказать нельзя!

Следующим шагом стала работа со сплавами. Как известно, твёрдое железо, хорошо держащее заточку, отличается высокой хрупкостью, а мягкие сорта металла лучше «держат удар», но быстро тупятся. Арии нашли гениальное решение – совместить разные виды металла. Сначала выковывались четыре прута – два мягких и два твёрдых из углеродистой стали – длиной в зависимости от предполагаемой длины лезвия меча или кинжала. Каждый из них последовательно раскалялся и специальным повойником перекручивался вокруг своей оси на максимальное число оборотов для уплотнения металла. Полученные спирали вновь раскаляли и опять выковывали в четырёхгранные прутья квадратного сечения. Их складывали в пакет – в центре два мягких, по краям твёрдые. Весь такой пакет целиком проковывался, из него формировалось лезвие с мягким упругим сердечником и твёрдой кромкой, которое идеально держало заточку и пружинило, не ломаясь, при ударе. А бронзовое оружие и доспехи вероятных противников такие мечи и секиры просто перерубали, не получая даже зазубрин.

Изобретались вещички и попроще, но от того не менее приятные. Например, цепочки не с прямыми, а с фигурными звеньями. Такие обладали способностью перекручиваться вокруг своей оси только в одну сторону. Скажете мелочь – но их использовали для того, чтобы пристегнуть ножны к поясу: меч из них извлекался без проблем, зато в бою или при беге цепочки не перекручивались в обратную сторону и ножны не путались под ногами.

«Пураны» переходу к железу придают всемирно-историческое значение и провозглашают его началом новой эры. Согласно им, этим моментом заканчивается Третаюга и начинается Калиюга – Железный век (по ведической эсхатологии, заключительный период истории нынешней цивилизации).

Волхв Ягайло Ган, автор «Велесовой книги», так же описывает технологии железообработки как дар богов: «Сиече парче наше биаста медвена мече. Тако бо Твастере има рече: «Удиелиати желзвена а брате комони, иаковже течача от бозе до ны». Тако бя Русколане сылна а тверда… Коли крате изволокша мече, а одерза на вразе одречеа сва тере, бо вутче за орена родиа силна, якови же осури. [И в те годы имели предки наши медные мечи. И так им Творец сказал: «Делайте железные! И берите коней, которые текут от богов к вам!» И так стала Русколань сильной и твёрдой… Сколько раз извлекали мы меч, столько и отражали врагов от земли своей, ибо вожди родов арийских были сильны, как после питья солнечной сурьи] » («Велесова книга», II 6в).

Ягайло Ган в этом эпизоде не зря называет вторым божественным даром коней: одной военной мощи для экспансии было недостаточно – требовалась ещё и мобильность. Напомним, что в это время лошадь уже была одомашнена, но вот приспособления для верховой езды ещё не изобретены. Верхом ездили только без седла, держась за гриву. Скакать в таком положении, конечно, можно, но стрелять при этом из лука или разить копьём уже проблематично. Арии выход нашли – они изобрели упряжь. В результате колёсный транспорт – колесницы и повозки – стало возможно использовать с тягловой силой.

Колесо изобрели, быть может, и не арии, но максимально эффективно его использовать научились именно они.

Деревянный цилиндрический подшипник – гениальное решение!

К.К. Быструшкин, занимаясь топографией Аркаима, выдвинул интересную и нестандартную гипотезу об изобретении колесниц. Общепринятая версия считает, что они исходно разрабатывались как вид наступательного вооружения. Он же обратил внимание, что конструкция найденных в синташтинских курганах первых колесниц настолько слаба, что не позволяет использовать их не только в военных целях, но и ограничивает их применение даже как банального транспортного средства. Кроме того, в конструкцию сознательно были заложены элементы, не объясняемые общепринятыми представлениями: колёса располагались несимметрично, в обода были вбиты излишние гвозди, ничего не соединяющие и тому подобное.

Необъяснённая асимметрия синташтинской колесницы особенно хорошо видна на верхнем чертеже.

Быструшкин предположил, что эти колесницы создавались не для войны и не для походов, а играли роль измерительного инструмента, своего рода огромного циркуля. И, действительно, когда нужно разметить участок земли под строительство города, начертив на нём круг радиусом в сотню метров, что может быть проще, чем вбить в середину колышек, привязать один конец вожжи требуемой длины к нему, а второй – к колеснице или тележке и прокатить её по кругу. А чтобы этот круг сразу разметить, достаточно в протектор вбить гвоздь и на окружности, на одинаковом расстоянии друг от друга, через каждый оборот колеса, останутся аккуратные метки.

Таким образом, арийские колесницы создавались исключительно в мирных целях, видимо, тогда, когда арии ещё не вынашивали планов мирового господства, а только-только приходили в себя после эвакуации с Арктиды и начинали строить свои города. А потом ситуация изменилась, новые амбиции потребовали модернизации исключительно мирных приспособлений под требования военного времени и, вплоть до изобретения тяжёлой кавалерии, боевые колесницы стали основной ударной силой сначала арийских, а потом, методом заимствования, и остальных – египетских, например, или китайских – армий.
Значимость колесниц в тот период проиллюстрирую авестийской молитвой. Третьим пунктом, сразу после «богатых владений» и «изобильной жизни» молящийся просит следующее:
«…Теперь прошу, могучая
Благая Ардви-Сура,
Дай мне двух храбрецов.
Один храбрец – двуногий,
Он смело рвется в бой
И правит колесницей
Умело боевой.
Другой — четвероногий,
Он вражеского войска
Вспять гонит оба края
И левый край, и правый,
Правый и левый край…»

(«Авеста», «Гимн Ардви-Суре», стих 131).

А вот на ту же тему коротенький лингвистический пример. Слово «рать», которым славяне обозначали любую армию, происходит от санскритского термина «ra tha» - боевая колесница. Стандартный «боевой расчёт» колесницы состоял из двух человек – стрелка и возницы, управляющего конями. Возница на санскрите назывался «sa ra tha» - отсюда наше современное слово соратник.

До тех пор, пока парфяне не изобрели тяжёлую кавалерию, боевые колесницы были стратегическим наступательным вооружением большинства армий.

Но оружия вкупе со средствами передвижения, всё-равно, было недостаточно для завоевательных походов. В деле покорения и освоения новых земель главным фактором были люди. Даже заселение, в общем-то, небольшого плацдарма, ограниченного сторонами треугольника Урал-Арал-Волга, требовало значительных людских ресурсов, что же говорить о марш-бросках до Атлантики, Индии и Алтая? Конечно, случились они не одновременно, а с интервалами чуть ли не в тысячу лет, но и при таких условиях, у ариев должен был всё это время происходить, не прекращаясь, форменный демографический взрыв.

Пожну я лавры первооткрывателя этой проблемы или нет – не знаю, но ни в одном исследовании по миграциям индоевропейских (ох, и не нравится же мне это слово!) племён я не встретил её анализа. Как-то никто не задумался сопоставить темпы расселения со среднестатистической продолжительностью беременности. А если этот показатель окажется в пределах нормы, то, как объяснить, что арии невесть сколько веков довольствовались клочком земли размером 400 на 150 километров, не выплёскиваясь за его пределы? А потом что, у них грянула сексуальная революция и процесс размножения принял лавинообразный характер?

А, может, рождаемость до какого-то времени сдерживали искусственно? Объяснить это можно только теорией исхода из Заполярья.

Итак, вообразим себе картину: в результате глобальной катастрофы рушится мир. Катаклизм уничтожает целые континенты, вместо них вздымается новая необжитая и пугающая земля. Вместе со своими местами обитания гибнут цивилизации. У уцелевших единственный шанс на спасение – бегство с тонущей, покрывающейся ледником родины. Теперь у них две цели существования: во-первых, банально выжить, во-вторых, сохранить память о своей цивилизации, её достижениях и знаниях.

Но существование на новых местах оказывается сущим адом. То, что мы обозначаем термином «уровень жизни» даже не падает, а обрушивается. Изменения климата и новый характер почв не способствуют земледелию и его забрасывают. Сокращается скотоводство – ухаживать за скотом теперь нецелесообразно, выгоднее кочевать за одичавшими стадами. От такого сложного и энергоёмкого процесса как обработка металлов приходится отказаться. Начинается тотальный дефицит всего, поднимается призрак голода…

У соседей – автохтонных или так же ищущих в этих местах спасения – дела обстоят не лучше. Проблемы те же; основная – голод. Начинаются кровавые конфликты буквально за всё, в первую очередь за пищевые ресурсы. Основным мужским занятием становятся набеги с целью грабежа и отражение таковых. «Время секир, время мечей, время щитов рассечённых». Такая роскошь цивилизации как гуманизм отмирает мгновенно. Любое движущееся и дышащее существо, размером крупнее кошки, автоматически начинает восприниматься как цель, подлежащая уничтожению. Победа одной группировки над другой сопровождается поголовной резнёй побеждённых; слабую надежду на выживание имеют только те, кого рассматривают как репродуктивный ресурс – женщины детородного возраста. Но и их шансы невелики – лишние рты не нужны сейчас никому.

Самая сложная задача, конечно, у тех, кто должен не только спастись сам, но и передать следующему поколению какую-то архиважную информацию. У таких групп три варианта судьбы. Первый – раствориться в массе окружающих племён и постепенно деградировать до их уровня. Второй – погибнуть до последнего человека в непрекращающихся стычках с соседями. Третий – изолироваться от любых сторонних контактов, перейти на положение «осаждённой крепости», замкнуться в себе и встать в «глухую оборону». Для реализации третьего варианта и нужны рвы, валы, шестиметровые стены, входы-ловушки и несколько уровней концентрических оборонительных сооружений.

Какой путь выбрали для себя жители Страны городов, думаю, понятно. То, что они строили уникальные по оборонительным качествам крепости, ещё не значит, что они были трусами. Нет, они не тряслись за свою шкуру – ими двигало другое. Это была надличностная цель: обеспечить преемственность традиций погибшей родины, чтобы однажды возродить её. За неё каждый из них со спокойной улыбкой был готов принять самую мучительную смерть, а не то, что пожертвовать какими-то собственными интересами, мелочность которых особенно остро чувствовалась на фоне общей Великой Идеи. И, главное, ощущение принадлежности к этому делало их, несмотря на трудности и лишения, счастливыми, окрыляло, придавало сил. Тысячелетия спустя, точно так же, до тех пор, пока партаппаратчики не дискредитировали идею коммунизма, нищие и голодные, но полные энтузиазма, советские люди творили чудеса, такие как победа в самой страшной войне или прорыв в космос.

Тем, кто помнит советское славное прошлое, легко будет представить какие нравы царили в том же Аркаиме и его аналогах. Прямо скажем, демократией там и не пахло! Помните как в «Видевдате» описывался отбор царём Йимой кандидатов для заселения в вару? Как скот на племя. Никаких соплей, жалости и ложного гуманизма – сплошной голый суперрациональный расчёт. Чтобы все были физически и психически здоровы и способны к воспроизводству. Разденься, повернись, зубы покажи – годен!

Только не подумайте, что арийский бог Ахура-Мазда, проводивший с Йимой инструктаж по «кастингу», был безжалостным привередой. Вот что другой Господь потребовал у своего народа: «И сказал Господь Моисею, говоря: «Повели сынам Израилевым выслать из стана всех прокажённых, и всех имеющих истечение, и всех осквернившихся от мёртвого, и мужчин и женщин вышлите, за стан вышлите их, чтобы не оскверняли они станов своих, среди которых Я живу». И сделали так сыны Израилевы и выслали их вон из стана: как говорил Господь Моисею, так и сделали сыны Израилевы» (Книга Числа, глава 6, стихи 1-5). Так, что гуманизм был не по карману не только ариям…

А тут ещё надо учесть личностный момент: вара – это своего рода бункер-бомбоубежище, рассчитанный на длительное там пребывание. Те, кто шли в неё отлично понимали, что если они когда-то и выйдут из изоляции, то никого из их родственников и знакомых уже не будет в живых. Что маму с папой, одной рукой машущих им вслед, а другой вытирающих слёзы, сейчас, в сужающуюся щёлку между створками закрываемых ворот, видят они в последний раз. И потому всем затворникам надо было настолько осознавать важность возложенной на них задачи, что быть психологически готовыми дать похоронить себя заживо.

Общество было наглухо закрытым и в прямом, и в переносном смысле. Как любое другое общество подобного уклада – древнеегипетское, древнекитайское, ацтекское, спартанское, фашистское, советское – оно просто, по законам жанра, обязано было быть тоталитарным и поголовно милитаризированным.

С молодых ногтей, с пелёнок воспитание строилось на противопоставлении «мы и они». Причём, противопоставлению этому придавался антагонистический характер: мы – хранители всего чистого, светлого, святого, непреходящих ценностей и заветов, оставленных самими богами, они – адепты тьмы, исчадия ада, неграмотные, бескультурные варвары, смысл жизни которых состоит в том, чтобы растоптать нашу культурную традицию, а нас, её носителей, изничтожить или обратить в рабов. Соответственно, все жили в ежесекундном ожидании внешнего вторжения, а потому каждый был готов моментально занять своё место «согласно боевого расписания». Для поддержания патриотических настроений и боевой готовности, степень этой угрозы, скорее всего, преувеличивалась, а все, даже минимальные, контакты с иноплеменниками пресекались, в виду риска подцепить от них какую-либо моральную заразу. От отсутствия информации все чужаки ещё больше казались кровожадными монстрами, варварами и людоедами. Такое отношение к иным культурам от ариев унаследует так называемая «западная цивилизация», которая считает идеально-правильным только свой путь развития, а всё, что не укладывается в её каноны, провозглашает варварским, подлежащим исправлению или, если последнее невозможно, истреблению (как Православие в Сербии, например) .

Подобные агитационные материалы могли запросто висеть на стенах аркаимских жилищ.

Конечно, хорошего в такой изоляционистской политике мало, но давайте судить жителей Страны городов не по критериям сегодняшнего либерализма, а исходя из реалий их времени. Что же мы видим? Да, все так жили! Их современники в Египте начинали в это время строить Пирамиды, но не имели собственного флота во избежание «контактов с иностранцами». Всю морскую торговлю страны фараонов вели специально нанимаемые для этих целей финикийцы, которые и поднялись-то именно на этом бизнесе. Та же картина на другом конце света, в Центральной Америке, где в тот момент существовала цивилизация Тиауанако. К торговле с чужими племенами допущены только назначаемые на высшем уровне лояльные чиновники, всем остальным за тоже самое полагается смерть. В сменившей цивилизацию Тиауанако империи инков дела с внешней политикой обстояли ещё интереснее – там даже не знали, что за пределами родной империи существуют другие государства. А Китай, вообще, от северных варваров отгородился стеной, не пожалев колоссальных затрат на возведение самого крупного в известной истории оборонительного рубежа.

Но и в отсутствии внешней угрозы, жизнь ариев, да, и перечисленных выше их современников, была до предела регламентирована. Со временем многие действия теряли всякий смысл, превращаясь в рутинные бессодержательные ритуалы, про которые никто и не помнил для чего и зачем они были заведены. Однако, если таковое и случалось, то несколько поколений спустя, когда завершалась адаптация к окружающим условиям или сами условия становились мягче. А на начальном этапе, посреди моря кровавой анархии, в условиях нехватки всего мыслимого и немыслимого, вырабатывались поведенческие реакции на уровне инстинктов самосохранения и соблюдение их было вопросом выживания.

К таковым относилось и поддержание численности населения. Каждый город Страны городов был построен с расчётом на конкретное число жителей. Оно определялось исходя из способности местности в радиусе 30 километров (одного дневного перехода) прокормить расчётное количество населения. Сокращение его числа ниже оптимума грозило вырождением, а превышение лимита – голодной смертью для всех.

Балансирование на этом лезвии было, наверно, самым неприятным в жизни жителей Страны городов. Зачатие становилось не добровольным, желанным и естественным процессом, а таким же исполнением приказа, как и всё остальное. Количество детей у каждой пары было регламентировано – помните, мы уже цитировали из «Видевдата»: «…Через каждые сорок лет из пары людей создаётся пара людей; пара женщин и мужчин; тоже самое и у животных; и эти люди проживают прекраснейшую жизнь в варе, которую построил Йима…». Два ребёнка на сорок лет – на весь репродуктивный период – не густо! А о судьбе «случайно получившихся» в результате незапланированных беременностей детей можно только гадать – в лучшем случае, вынесли за город и положили на перекрёстке, а в худшем – шнурок на шею и… Скажете, жестоко – а каково наблюдать за медленной мучительной смертью этого же ребёнка, распухающего от голода? Вот, и получается, что гуманизм у каждого свой: у вас абстрактный – пусть мучается, но живёт, а у них реальный – «если смерти, то мгновенной, если раны – небольшой!». Чукчи, например, которые сейчас живут приблизительно в таких же условиях, в каких оказались тогда арии, поступали так с теми, кого не могли прокормить вплоть до второй половины ХХ века, то есть уже глубоко при победившем социализме.

Но получить санкцию на зачатие и роды ещё не означало стать счастливыми родителями – среди новорожденных, видимо, тоже проводился жесткий отбор. «Родине» нужны были «бойцы и пахари» с железным здоровьем, а позволить себе содержать инвалидов общество ещё не могло. Много позже такую селекцию будут практиковать спартанцы, выбрасывая детей с физическими недостатками в пропасть – не у аркаимцев ли унаследовали они такой способ оздоровления нации? Возможно, регулировался и половой состав населения: женщины, как известно, в бою обуза, а для того, чтобы один раз в двадцать лет ребёнка родить, много их и не требуется, соответственно, излишки женского пола тоже сразу утилизировались (не потому ли до сих пор 78% пар, ждущих ребёнка, если верить статистике, мечтает о рождении мальчика – сильно же оно, коллективное бессознательное! ). Тут надо оговориться, что это не значило, что к женщинам в Стране городов относились как к скотине. Наоборот, археологи нашли свидетельства, что они играли важную роль, например, в религиозных обрядах, в качестве жриц. Тоже объяснимо: от женщин-матерей зависело продолжение рода и, соответственно, преемственность традиции.
Не было засорено арийское общество, видимо, и пенсионерами. Описывая нравы гиперборейцев, Плиний Старший с восторгом пишет: «Смерть там приходит только от пресыщения жизнью». Однако, в реальности, скорее, всё обстояло куда как прозаичнее, а Плиний неверно истрактовал полученную из третьих рук информацию. Ритуальное самоубийство старики совершали не от пресыщенности жизнью, а для того, чтобы не становиться обузой обществу в целом и своим детям в частности. Практиковалось подобное в античных Греции и Риме (перечитайте сцену самоубийства скульптора Клеофрада из «Таис Афинской» И. Ефремова). А в Японии такой добровольный уход из жизни был в порядке вещей вплоть до конца XIХ века нашей эры – ресурсов-то мало, так и нечего добро переводить, пожили, детей на ноги поставили – пора и честь знать!

Ну, и совсем драматичной была потеря кормильца – гибель самого работоспособного в семье мужчины, мужа и отца. Хотя, тут надо задаться вопросом – а был ли у аркаимцев брак как таковой? Скорее всего, был. Если принять, что в Стране городов процветал тоталитаризм, а тоталитарные общества, как известно, не поощряют сексуальной распущенности у своих членов. Рискну даже предположить, что отношения между мужчиной и женщиной были устойчивыми и моногамными. Кроме морального аспекта это имело и практический смысл – рождаемость-то как контролировать, если не знаешь кто с кем сегодня спит?

И если рождаемость и все сопровождающие её отношения были расписаны наперёд, то для женщины, оставшейся без мужа, повторный брак вряд ли предусматривался. Мог, конечно, быть такой вариант, как полиандрический брак, когда, в случае скоропостижной кончины старшего брата, его вдова становилась женой младшего, переходя к нему вместе с остальным имуществом по наследству. Практиковали такое ветхозаветные евреи и тибетцы, во времена их независимости от Китая. Причины в обоих случаях были одинаковые – экономические. Ограниченность ресурсов, прежде всего пахотных земель, не позволяла дробить и без того микроскопические хозяйства между всеми наследниками и младшим братьям оставалось либо довольствоваться женой брата по остаточному принципу и статусом приживалки, либо сгореть в тофете, как у евреев, или податься в монахи, как у тибетцев.

Прецеденты полиандрического брака имели место и у ариев, так, главные герои эпоса «Махабхарата» пятеро братьев Пандавов были все женаты на одной женщине – принцессе Драупади. А у прибалтийских вендов, о которых речь пойдёт впереди, даже в I веке уже нашей эры, существовал обычай ужичества, по которому женщина, официально считаясь женой старшего, жила со всеми братьями. Но для такой формы брака нужна одна деталь – наличие у мужа братьев. Насколько был реализуем этот вариант в условиях вары, с лимитом рождаемости в два ребёнка за сорок лет – сказать не берусь, но вероятность его представляю слабой.

Фактором, решающим судьбу женщины, оставшейся без мужа, был вопрос лишнего рта – а кормить-то кто теперь будет? Ладно, если родители живы – может, если жрецы разрешат, назад возьмут, а если нет? А если нет – не знаю, как называлось это в Стране городов, а в Индии это получило впоследствии название сати – самосожжение вдовы на погребальном костре мужа. Этот обряд, несмотря на то, что уж в Индии-то от голода никто никогда не умирал, просуществовал там до XX века, пока не был запрещён английскими колониальными властями – просто въелся в кровь, хотя и утратил всяческий смысл (а последний случай самосожжения под одобрительные возгласы толпы восемнадцатилетней вдовы был зарегистрирован в 1987 году!). Красочно, но неверно, описал обряд сати Жюль Верн в «Восемьдесят дней вокруг света». Кстати, не обольщайтесь насчёт жестокости индусов и филантропии наших с вами предков. У русов точно так же жена или наложница следовала за мужем на костёр, дабы сопроводить его в лучший из миров (разница была лишь в том, что у индусов вдова шла на смерть на трезвую голову, а её русскую коллегу упаивали перед этим до потери сознания).

Похороны руса, как изображённые на картине Г.И. Семирадского, сопровождались обильными жертвоприношениями, в том числе и человеческими.

Вот такой, мягко говоря, неоднозначный получился портрет. С одной стороны – астрономы-звездочёты, с другой – безжалостные убийцы детей. С одной стороны – зодчие идеальных городов, с другой – параноики, боящиеся нос за ворота высунуть… Сплошной когнитивный диссонанс! Он-то и стал той пружиной, которая однажды вырвалась на волю.

Любое тоталитарное общество обречено уже потому, что в нём заложен конфликт между ним и каждой отдельной личностью. Тоталитарное общество личность просто подавляет. Ему не нужны творцы и гении – ему нужно тупое стадо покорных исполнителей, беспрекословных винтиков отлаженной машины. А каждому нормальному человеку хочется быть индивидуальностью, отличаться от остальных. Хотя бы одеждой и причёской, если ни на что другое способностей не хватает. С течением времени число тех, кого существующие порядки перестают устраивать, возрастает в геометрической прогрессии и однажды, когда число недовольных переваливает какую-то критическую массу, котёл взрывается.

В каком виде происходило это в Стране городов я не знаю – судя по отсутствию на раскопках следов погрома, братоубийственной поножовщины удалось избежать. Может, поняв, что родина погибла безвозвратно и возвращаться некуда, старейшины собрали народ и объявили, что хранить старый хлам в надежде его когда-то реанимировать больше незачем, а надо строить новую жизнь на новом месте. Может, нашёлся сильный пророк, типа, Заратуштры, отменивший отжившие устои и бессмысленно-кровожадные ритуалы. Может, дорвалось до власти трепло вроде Керенского или Горбачёва и под его демагогию всё тихонько развалилось само по себе. А, может, какие-нибудь юные бунтари-сумасброды подняли бучу – захотели, например, жениться друг на друге, а не на тех, кого предписали им для размножения жрецы; или молодая мамаша отказалась отдать на убой не входящего в демографические планы руководства младенчика; или одуревшие в четырёх стенах буйны молодцы решили, что чем всю жизнь взаперти киснуть вражеского нападения ожидаючи, выдем-ка мы сами во чисто полюшко, силушку богатырскую потешить, а там или грудь в крестах, или голова в кустах – и так по одному, по два, да, утекли за ворота, а догонять их не стали, только в вслед плюнули, живите как знаете!

А может я ошибаюсь и причины были куда как глобальнее. Климат потеплел, ледник отступил, оставшиеся по его уходу бескрайние болота просохли и вся степная полоса Евразии превратилась в зелёное сытное пастбище. «Авеста» говорит, что Йима сам вышел из вары и несколько раз с интервалом в триста лет «раздвигал землю». Не зашифрован ли в этом образе процесс подсыхания суши и её освоения? А заботливый Ахура-Мазда дарит Йиме рожок и стрекало – непременные аксессуары пастуха.

В смягчившихся климатических условиях стало возможно качественно и количественно улучшить скотоводство. Количественно – за счет увеличения поголовья в результате расширения пастбищ. А качественно – за счёт изменения популяций домашнего скота. Если в лютых условиях многоснежных «злых зим» держать можно было только животных, которые умеют тебеневать, то есть добывать траву из-под снега – прежде всего овец и лошадей – то теперь стало возможным разведение более сложных в уходе, но и более продуктивных травоядных, в первую очередь, коров.

А коровы дали людям не только мясо и шкуры, но и в избытке молока. Этот напиток уже сам по себе был существенным компонентом рациона (прежде всего детского), а с учётом его производных – простокваши, сливок, творога, сметаны, масла и сыра – окончательно сместил баланс питательных веществ в пользу белков. С этого времени у арийских народов начинает формироваться особое отношение к коровам – у славян слова «корова» и «кровь» становятся однокоренными, возможно, производными одно от другого. Коровы получают почётное звание «кормилица», закладываются различные культы их почитания, доведённые в нынешней Индии до абсурда. Культурные герои и целые народы начинают возводить к коровам своё происхождение. Славяне, в частности, считали себя детьми небесной коровы Земун («Велесова книга», II 7э) – отголоском этих верований станет цикл русских сказок про богатыря Ивана-Коровьего сына.

И, раз, уж, тему такую затронули, на случай, если какая-нибудь любопытствующая малышня поинтересуется, почему из свиньи получается свинина, а из коровы – говядина? Корова на санскрите «го», соответственно, детёныш коровы – «говядо», отсюда и говядина. В русском языке у говядины есть однокоренное слово, которым с санскрита переводится «навоз», то есть то, что из коровы [го] извергается наружу [во вне]… короче, потренируйтесь в словообразовании самостоятельно!

А такие слова, как «Господь» и «господин» происходят от санскритского «го спада», что дословно переводится, как «идущий за коровами», то есть пастух. И сразу по-другому, в буквальном смысле, начинают восприниматься евангельские слова Христа: «Азм есть пастырь добрый»…

Так или иначе – прорвало запруду! И до небес взлетела потерявшая контроль рождаемость, и занимаемый кусочек суши моментально оказался маловат для людей и их животин. А тут ещё выяснилось, что у врагов внешних, которых так боялись когда-то там, за стенами, тоже кровь красная и разбегаются они в стороны, с визгом поросячьим, как только загромыхают за горизонтом боевые колесницы ариев. А они вот уже – из Волги коней поят…

Кстати, в это время арии впервые посетили будущую Рязанщину. Какая-то их часть форсировала в районе нынешнего Ярославля Волгу и длинным языком вытянулась вплоть до современной Брянской области. Их следы определяются как фатьяновская археологическая культура. Её носители принесли с собой металлургию, керамику, скотоводство, земледелие. Не забыли они и свою любимую астрономию – именно к «фатьяновцам» по времени относится создание деревянной пригоризонтной обсерватории, открытой не так давно в нашей области, в районе деревни Спасская Лука и сразу же окрещённой в околонаучных кругах «Рязанским Стоунхенджем».

«Рязанский Стоунхендж» на раскопе.

Он же на реконструкции.

Однако, этот очаг оказался недолговечен и быстро растворился в автохтонном населении – по одной из версий именно от этого симбиоза произошли финно-угорские племена, которые останутся хозяевами Рязанской земли до VIII века уже Христианской эры.