Николай Иванович Веркин кажется человеком, напрочь лишённым пафоса, — не красноречив. О своей работе говорит более чем скромно: обычная, рутинная и так далее. Однако его пациенты видят в нём чуть ли не волшебника, давшего им шанс вновь радоваться жизни.

ХОТЕЛ СТАТЬ ВОЕННЫМ

Когда года три назад заведующий отделением Рязанского областного онкологического диспансера, врач высшей категории кандидат медицинских наук Николай Веркин приходил в редакцию нашей газеты на прямую линию, читатели звонили очень часто. И не задавали вопросы, а благодарили врача за удачно проведённую операцию, за участие и человеческую доброту, проявленные к ним в период реабилитации. К нему и на улице часто подходят благодарные бывшие пациенты, которых он не сразу узнаёт.

— Может быть, к сожалению, но операции с благополучным исходом забываются быстро, — говорит Николай Иванович. — Больше помнятся те, что с осложнениями, когда приходится бороться. Но тем больше радости, когда мы всё-таки вытягиваем больного...

Очень хорошо помнит Николай Иванович одного из первых своих пациентов, которого ему не удалось спасти. Тогда, в конце 70-х, врач Веркин только пришёл в онкодиспансер после ординатуры. Помнит, в какой палате лежал тот больной, на какой кровати. И свой ужас бессилия помнит. Он предпринял все возможные меры и долго донимал опытных докторов вопросом: «Что ещё можно сделать?» Те понимали состояние молодого коллеги и говорили: «Ну, попробуй ещё вот это...» А больной уходил, медленно, тихо, но уходил.

После того поражения было много побед, и сегодня онколог Веркин утверждает: рак — не фатальное заболевание. Его можно вылечить, надо только верить в это.

А ведь попал он в профессию, можно сказать, случайно. Хотел быть военным, поступал в Серпуховское училище ракетных войск, но подвёл хронический тонзиллит. Врачи на медкомиссии заявили: «Приезжай поступать, когда удалишь гланды» . Вернулся домой, в Рязань, и мама сказала: «А зачем год терять? Давай в медицинский, военным врачом будешь...»

Онколог, конечно, не военный хирург, но где-то очень рядом — на передовой.

ЧТОБЫ ГЛАЗА СВЕТИЛИСЬ

Женщины, перенёсшие радикальную мастэктомию — удаление молочной железы, признаются, что диагноз «рак» показался им сущей ерундой по сравнению со следами скальпеля хирурга на их теле. Потеря уверенности в себе, ощущение собственной неполноценности шаг за шагом разрушают все достижения врачей по лечению таких больных.

В конце 90-х Николай Иванович Веркин первым в Рязани стал проводить радикальную мастэктомию с элементами пластики, то есть — восстановлением молочной железы.

— Мы восстанавливали грудь с применением силиконовых имплантов или с использованием мягких тканей брюшной стенки самих пациенток. Сегодня и другие хирурги нашего диспансера делают такие операции...

Послеоперационная реабилитация у таких пациенток проходит значительно лучше. По результатам специально проведённого тестирования рязанские врачи увидели, что самооценка пациенток в таких случаях не страдает, а даже повышается. И последующая адаптация к жизни у женщин с восстановленной грудью выше.

— Причём пластику делаем, — продолжает Николай Иванович, — после курса лечения. В отдельных случаях её можно совмещать с мастэктомией, но тогда не будет психотерапевтического эффекта. Женщина не оценит новую грудь, ведь она получается не такой, как была...

Именно поэтому и в мировой онкологии, и в российской практикуется отсроченная пластика. Чтобы женщина могла трезво оценить и потерю, и приобретение. Зато потом!

— Глаза у женщины просто светятся, и на профилактическом осмотре она с удовольствием демонстрирует свою новую грудь. Это довольно-таки приятно, — скромно заключает хирург Веркин.

На моё замечание, что в объективе фотоаппарата он очень уж строгий, предполагает: «Может быть, уставший?» Почти 200 операций в год всё-таки накладывают свой отпечаток. Плюс к тому постоянные консультации, собеседования с пациентами, с коллегами. Словом, рабочие дни хирурга Веркина заполнены до отказа.

А дома? Дома он старается переключиться на дела семейные, хотя это получается не всегда. Кроме него в семье ещё два медика: жена — врач-педиатр и младшая дочь — будущий врач гинеколог. Так что волей-неволей профессиональные вопросы возникают и дома.

ГЛАВНОЕ В ПРОФЕССИИ

На вопрос, правда ли, что далеко не все врачи могут быть онкологами, Николай Иванович говорит, что, возможно, это обусловлено сложным и даже тяжёлым контингентом больных. Не всем по силам развить и сохранить оптимизм как профессиональное качество.

— Однако у нас в диспансере остаются работать все врачи, которые приходят, редко кто увольняется, — говорит Веркин. — Если только переезжают в другой город, например.

А главное в профессии, по его мнению, — умение сочетать в себе навыки хирурга-онколога и психотерапевта. Потому что в выздоровлении онкобольного огромную роль играет психоэмоциональный настрой. Если больной уверен, что всё плохо и будет только хуже, именно так оно и будет. Задача врача — настроить пациента на более благоприятный прогноз.

— Нужно просто любить своих больных, сопереживать им, успокаивать их и переубеждать.

— А когда вы поняли, что надо лечить не только тело, но и душу?

— Так с института! Все годы учёбы нам вдалбливали в голову, что надо лечить не болезнь, а больного.

— Но как же? Душа — это нечто нематериальное, религия была под запретом. В чём истоки?

— Трудно сказать. Я и сейчас не могу сказать, что я верующий человек. Скорее так: душа моя верует, а разум противится. Не дошёл я ещё до этой черты.

Даже в вопросах веры, которые большинство людей для себя вообще не ставят, Николай Иванович Веркин предельно конкретен и честен. Возможно, именно такие простые человеческие качества, умение «правильно, просто, разумно» относиться ко всем окружающим, снискали ему заслуженное уважение и признание не только у пациентов, а также и у коллег.

— Я преклоняюсь перед ним, — добавляет свой штрих к портрету Николая Ивановича врач высшей категории и заместитель главного врача онкодиспансера Татьяна Петровна Зубарева. — Он великий труженик и очень хороший человек. Кстати...

И Татьяна Петровна вспомнила о том, как в начале голодных 90-х финансирование диспансера упало практически до нуля и администрация лечебного учреждения столкнулась с вполне объективной проблемой: больных нечем было кормить.

— Тогда как раз наладились наши связи с Пощуповским монастырём. Нам оттуда присылали то мешок крупы, то макароны. И мы, персонал, у кого была лишняя картошка, привозили её на кухню диспансера. Так вот у Николая Ивановича почему-то всегда было много лишней картошки, — с улыбкой вспоминает Татьяна Петровна.

Наталия Терлеева

Газета «Панорама города», №22 (731) 2010 г.