В будни рязанец Константин Камышанов работает архитектором: по его проектам только в городе построено 12 храмов. А по выходным отец Константин служит в храме при больнице имени Семашко. Казалось бы, что еще можно успеть, живя такой многогранной, насыщенной жизнью? Но он находит время для литературного творчества: в этом году издательство «Никея» выпустило сборник рассказов «Адам, Ева и Рязань». 62ИНФО узнал у отца Константина, о чём книга, зачем он стал священником и сколько ещё храмов нужно построить в Рязани.
Горячие пирожки и неслучайные случайности
— Как к вам пришла идея стать писателем?
— У меня такой мысли никогда не было. Всё началось с переписки с другом по электронной почте. Я писал ему письма. Потом сработала такая вещь, как неслучайная случайность.
В 2012 году я поехал в Москву на презентацию книги известного священника Петра Мещеринова. После моей поздравительной речи ко мне подошла редактор большого московского издательства «Православие и мир» и предложила сотрудничество. На моё возражение о том, что я ничего не пишу, редактор сказала: «Не может быть. Если вы так говорите, значит, и пишете хорошо».
Я передал издательству единственное, что у меня было на тот момент, — письма другу. В итоге мы с издательством сотрудничали семь лет и оно опубликовало около четырёхсот моих проповедей.
— Это проповеди, а как же вы начали писать рассказы?
— Я зарегистрировался на фейсбуке и стал публиковать посты со своими размышлениями, с рассказами из моей жизни.
Подписчикам это показалось интересно, и на меня посыпались советы: «Ты должен публиковаться в местной прессе, оформить книгу. Первую можно издать и за свой счёт, а потом уже подашь заявку в местный союз писателей и встанешь в очередь на получение гранта для книги».
Я всё это выслушал и понял, что никогда так делать не буду. Стихи Пушкина расходились как горячие пирожки. Я решил: если моё творчество не горячие пирожки, то и оформлять его в книгу не стоит. Иначе это что-то графоманское, выражающее слишком большую степень любви к себе, а мне бы этого не хотелось. Графоманов и без меня навалом.
— И как в итоге напечатали вашу книгу? Что за счастливый случай произошёл?
— У меня на фейсбуке набралось несколько сотен рассказов. Мне позвонили из издательства «Никея» и сказали, что хотят издать мою книгу. Задали тему, я предоставил 500 рассказов, они выбрали из них 36. Всем они занимались сами: корректурой, отбором, продвижением.
Издательство «Никея» уже подготовило новую книгу о животных, где будут собраны рассказы нескольких писателей, в том числе мои.
Что будет дальше, трудно сказать. Если книга получит успех, то продолжим работать; если провалится, то можно довольствоваться ролью домашнего писателя по воскресеньям.
— О чём ваши рассказы?
— Я пишу о событиях, которые происходили со мной в реальности. Наша жизнь — вот настоящий кинематограф. Наше кино смотрит Бог. Не знаю насчёт рукописей, но фильм нашей жизни навсегда останется в фильмотеке Бога.
Я стараюсь писать так, чтобы моё слово было интересно человеку спустя 500 лет. А лучше всего писать Богу. И писать только то, что сам пережил и передумал. Мне кажется, что мы, как и , имеем возможность удивить и далёкого читателя, и Бога неожиданным поступком. Так и с писательством, которое становится творчеством тогда, когда человек извлекает из небытия нечто хорошее и необходимое миру.
— Что для вас главный критерий хорошей книги?
— Есть два подхода в литературе. Можно написать: «Я кричу на небо», «Я стучу кулаком в небо». Это грань, которую переступать не надо. В хорошем произведении плакать и радоваться должен не писатель, а читатель. Есть такая греческая скульптура «Лаокоон и его сыновья», там мускулистых мужчин обвивает змей. Видно, что противник побеждает воинов, но в скульптуре передан момент, когда они ещё не кричат — кричать должен зритель.
И есть другой подход в литературе, как у Пушкина: «Под голубыми небесами великолепными коврами, блестя на солнце, снег лежит». Казалось бы, обычная картина. Но нет: чувствуется аромат. Для меня один из главных критериев хорошей книги — чтобы она не навязывала своего мнения, эмоций, а оставляла тебе простор. Поэтому я в своих рассказах не пишу напрямую о Боге, вере.
— Кому бы вы посоветовали прочесть вашу книгу?
— Тем, кто понимает, что жизнь — чудо, что радость и любовь окружают нас повсюду. Если мою книгу возьмёт в руки человек, уверенный, что люди сволочи, а мир основан на деньгах и политике, то он ничего хорошего для себя не найдёт. Я считаю, что каждый человек сам решает, жить ему радостно или в печали.
— Где можно приобрести вашу книгу?
— В нашем храме, в библиотеке имени Горького и в интернет-магазинах.
Архитектор и его события
— Когда вы проектируете храм, ставите себе задачу создать произведение архитектурного искусства?
— Я стараюсь подчеркнуть особенность местности и народа. Настоящий храм как губка впитывает ритм, колориты, историю и даже характер людей. Поэтому русские храмы такие мягкие, лиричные. Например, когда я проектировал храм на территории больницы Семашко, я хотел сделать что-то нежное, чтобы это, как таблетка, утешало взор человека, испытывающего физическую немощь.
Сначала я придумываю посыл, идею, а потом она формируется в архитектуру. Настоящий профессионал в первую очередь создает событие, а не строение. И нужно делать не то, что нравится тебе, а такой дом, в котором будет комфортно жить человеку, такой храм, в котором будет радостно молиться местным жителям.
— Как вы стали архитектором?
— Я с детства любил строить плотины, загородки, мастерил домики для собак и ёжиков из обычных камешков и палочек. Я никогда не считал архитектуру профессией, для меня это дыхание, увлечение, за которое мне платят деньги.
— Сейчас вы что-то проектируете?
— Я работаю как гражданский архитектор, делаю людям дома. Церкви проектирую для Москвы и Валаама.
— В интервью после открытия храма Иоанна Кронштадтского вы посетовали, что у нас в городе на значимых местах строятся магазины. С 2014 года ситуация как-то изменилась?
— Теперь у нас на знаковых местах строятся многоэтажные дома. На самом деле, на знаковых местах строится рубль. Сейчас происходит чудовищное: весь центр города, нашу историческую народную гостиную, превращают в спальный район с закрытыми дворами, парковками. Строится огромный комплекс на пересечении улиц Есенина и Грибоедова. Всё по закону, но за этот микрорайон мы будем платить огромными пробками от Солотчи. Должна была быть построена развязка. Но застройщику на это наплевать, он заработал денег и ушёл, а мы будем десятилетиями стоять в пробках.
— Вы пытаетесь бороться с этими проблемами?
— У нас есть градостроительный совет (я в него вхожу), есть общественные активисты. Но закон ограничивает наши полномочия, поэтому мы не можем ничего сделать. О чём можно говорить, если из современного закона исключили даже понятие красоты и архитектуры? Единственный выход — чтобы кто-то из депутатов лоббировал эту тему наверху.
— На ваш взгляд, в Рязани сейчас достаточно храмов?
— Осталось построить в Соколовке, в новом микрорайоне за «Глобусом», достроить церкви в Приокском и в конце Песочни, и будет достаточно.
Ушёл в храм от максимума
— Как вы пришли к Богу?
— Помню, в 12 лет я лежал на траве, смотрел на звёзды и ко мне пришло ощущение, что Бог есть.
В московском институте, в котором я учился, преподавал верующий профессор математики. Он занимался апологетикой, доказывал, что наука не противоречит вере в Бога, написал по этой теме несколько книг. Профессор объяснил богословские изъяны в теории Дарвина, мне это показалось убедительным.
В детстве у меня было предощущение, а в Москве опять произошла неслучайная случайность, и я повстречал одного из лучших богословов того времени Виктора Тростникова и по-настоящему поверил в Бога.
Я решил познакомиться с практикой церковной жизни. Поначалу мне было трудно перекреститься. Я сталкивался с разными препятствиями. Когда мы хотели на Пасху прийти в церковь, нас ловили комсомольцы, приходилось прыгать через забор. Но это меня не остановило.
— Что вам даёт вера?
— Я пришёл в церковь, чтобы раскрыться. Церковная жизнь всегда была для меня привлекательна с эстетической точки зрения — там красиво, с бытовой — там порядок и всё регламентировано, с эмоциональной — это культура воспитания в себе счастья.
— Обычно люди принимают сан священнослужителя и меняют свою жизнь, уходят из профессии в церковь. Вы же стали совмещать работу со служением. Почему вы тогда просто не остались верующим архитектором?
— Я не думал становится священником, но в один момент митрополит Игнатий сказал мне: «Может, хватит заниматься разным? Пора и церкви послужить». И я вспомнил, что, когда мне было 25 лет, я говорил: «Господи, дай мне до 50 лет самому пожить, а потом я тебе послужу».
Как это почувствовал владыка Игнатий, не знаю. Но я понял, что таким образом сам Бог протягивает мне руку. Что же я буду отказываться? Во-первых, я не хотел стукнуть по руке Бога, во-вторых, я понимаю, что путь к Богу лежит через людей. Путь к счастью лежит через людей. Так в 49 лет меня рукоположили в священника.
— Вы священник, архитектор, писатель. Как вы всё успеваете?
— Я не успеваю. У меня в 2014 году был инсульт. Но я ни о чем не жалею. Недавно я читал про размеренную жизнь норвежцев и понял, что для меня это было бы скучно. Если уж и умру от инсульта, то хоть будет что вспомнить. В русском характере есть вдохновение преодоления, любовь к труду. Нам даже зима нравится такая, которая с морозами. А я — русский человек.
Анна Добролежа
Больше новостей в нашем и в группе . Подписывайтесь - и будьте в курсе главных событий.
