1. «Кадомский край»
   
2. «Население края»
   
3. «Родословная города»
   
4. «Последствия татаро-монгольского нашествия в Кадомском крае»
   
5. «Засечная черта»
   
6. «Владельцы земли»
   
7. «Раздача земель»
   
8. «Распостранение Православия»
   
9. «Монастыри»
   
10. «Паника»
    
11. «Кадомский край в эпоху Петра I»
    
12. «Местное управление»
    
13. «Разбойный край»
    
14. «Кадомский край в Советское время»

Кадомский край

Надо заметить, что Кадомский край - понятие условное. Территория, о которой идет речь, никогда так в документах не именовалась, да и население так ее не называло. Она значительно больше той, какую теперь занимает Кадомский район, и выходит за пределы Рязанской области. Ее составляют нынешние Ермишинский, Пителинский, Кадомский, части Сасовского и Шацкого районов Рязанской области; Теньгушевский и часть Зубово-Полянского района Мордовской АССР; Вознесенский и Дивеевский районы Нижегородской области. Назвать же эту территорию Кадомским краем можно потому, что Кадом находится в ее центре и, меняя не раз на протяжении семи веков административное подчинение, оказывался тесно связанным своей исторической судьбой с перечисленными районами.

В XIII веке он был передовым форпостом Рязанского княжества на востоке, в XIV веке при Дмитрии Донском вошел в состав Московского государства. Долгое время он находился в ведении Приказа Казанского Дворца, и только в 1708 году во время первого разделения Российского государства на 8 губерний был отнесен к Казанской губернии. В 1719 году Кадом, Темников и Елатьма были причислены к Шацкой провинции Азовской губернии. А через 6 лет - новые административно-территориальные изменения: образовалась Воронежская губерния и в нее перешли из Азовской Тамбовская и Шацкая провинции. В конце 1779 года Тамбовская и Шацкая провинции отделились от Воронежской губернии и было учреждено Тамбовское наместничество, которому стала подчиняться Шацкая провинция с Кадомским уездом. Одновременно с Тамбовским было создано Нижегородское наместничество, к которому от Темниковского и Кадомского уездов отошла северная часть их территории. В 1787 году Кадомский уезд упразднили. Большая его часть вошла в состав Темниковского уезда, а западные земли были переданы Елатомскому. Сам же Кадом получил статус «заштатного города» и подчинялся непосредственно губернскому центру, то есть Тамбову. Таким городом он оставался до конца 20-х годов нашего века.

В результате нового административного деления и упразднения губерний в эти годы населенные пункты бывшего Кадомского уезда оказались в составе Московской и Нижнегородской областей и Мордовской АССР.

26 сентября 1937 года из Московской области была выделена Рязанская область, куда вошел и Кадомский район.

Вот какие административные преобразования пришлось пройти Кадому за время своего почти 800-летнего существования. Надо сказать, что в Центральном Государственном архиве древних актов кадомских материалов, относящихся к ХШ-XVI векам, находится мало. Их уничтожили московские пожары. Особенно опустошительным был пожар 1626 года, в котором погибла большая часть документов Приказа Казанского Дворца.

К счастью, сохранились писцовые книги, находившиеся в уездных и провинциальных канцеляриях. А канцелярии вели деловую переписку как с великокняжеской, так и с царской администрацией. Писцовые книги дали возможность восстановить некоторые события, происходившие в крае.

Поскольку Кадом длительное время находился в составе Тамбовской губернии, наибольшее количество его архивных дел, и весьма ценных, оказались в этом городе. Тамбовская ученая архивная комиссия за время своего существования перевезла из архива окружного суда в помещение исторического архива десятки тысяч единиц архивных дел Шацкой провинции и ее уездов, в том числе и Кадомского.

С давних пор в России, даже в уездах, придавалось большое значение сохранности документов. Об этом свидетельствует случай, произошедший в 1766 году. В Кадомской воеводской канцелярии временно отсутствовал архивариус, и копиист для работы взял домой несколько старинных дел и какое-то время держал их у себя (вообще-то они хранились в подвале под канцелярией). Об этом нарушении узнал воевода и поступил с копиистом весьма сурово: он был наказан кнутом, потом ему вырезали ноздри и сослали в Нерчинск на тяжелые работы.

Сведения о Кадомском крае можно встретить не только в трудах историков и архивных документах, но и в справочной и мемуарной литературе, в работах по топонимике и энтографии. Кроме того, о событиях давних лет рассказывают легенды и предания.

Население края

Кадом, как передовой форпост славянской колонизации на востоке Рязанского княжества, был основан в землях мордовских племен.

Археологами установлено, что в среднем течении реки Оки и на нижней Мокше еще в I тысячелетии до новой эры возникла культура так называемых «Городецких городищ», созданная предками мордовских племен. Она существовала до середины I тысячелетия нашей эры и .постепенно перешла в культуру «рязанских могильников».

Кроме мордовских племен - эрзи и мокши, в этой местности жили еще мещера, буртасы и мурома, исчезнувшие в ходе славянской колонизации. Все они разговаривали на языках, прнадлежащих финно-угорской языковой группе.

Мордва, морденс - впервые упоминается в письменных источниках VI века в сочинениях Иордана. Название страны Мордия встречается и у Константина Багрянородного. В русских летописях первые сообщения о мордве появляются только в 1103 году, когда ею было разбито войско князя Ярослава Святославовича Муромского.

О буртасах в начале X века в своих сочинениях упоминали арабские писатели Ибн-Росте, Балхи, Ибн-Хаукаль и другие. В частности Ибн-Росте писал: «Земля буртасов лежит между Хазарскою и Болгарскою землями на расстоянии пятнадцатидневного пути от первой. Буртасы подчиняются царю хазар и выставляют в поле 10000 всадников... Земля их просторна и обилует лесистыми местами... Занимаются они и землепашеством, но главное их богатство составляет мед, меха куньи и мех вообще. Болгарская земля смежна с землей буртасов... от земли буртасов до земли этих болгар три дня пути. Последние производят набеги на первых, грабят их и в плен уводят...»

М. Фасмер на основании данных топонимики, установил, что до славянской колонизации границей мордовских поселений на севере и востоке была река Волга. На западе рубеж их поселений проходил по реке Оке до Тульской области. Здесь соседом окской и мокшанской мордвы было родственное ей племя мурома.

В X веке древнемордовское население в районе среднего течения Оки исчезает, его вытесняет славянское племя вятичей. В отличие от медленно протекавшей, постепенной колонизации мордвы племенем кривичей в нижнем течении Оки вторжение вятичей было массовым.

Археолог В. А. Городцов объяснял это тем, что между вятичами и финнами были крайне враждебные отношения, основанные на полной культурной разобщенности. Кривичи же ладили со своими соседями, а потому колонизация в этих местах свелась к постепенному слиянию местного населения с пришлым. К тому же, в среднем течении Оки земли оказались густо заселенными, и вятичи не могли на них свободно расселиться.

В нижнем же течении Оки оставалось много свободной земли, и у кривичей просто не было необходимости вытеснять коренное население, а потому процесс колонизации растянулся почти на 300 лет.

Археологи считают, что постепенное проникновение славян в мордовские земли началось в V веке: в могильниках этого времени найдена черно-лаковая керамика и обнаружены следы обряда трупосожжения, которого прежде не было у древней мордвы. Этот характерный для славян обряд распространялся с запада на восток вместе с проникновением славянского влияния. В самом восточном из древне мордовских могильников рязанской группы, Кошибеевском, трупосожжение не обнаружено, славяне до этой местности еще не дошли. В то время проникновение славян в древне мордовские земли было связано, в основном, с торговлей. Об этом свидетельствуют оставленные записки иностранных купцов и географов, находки славянских вещей в рязанских могильниках, а также клады того времени. Один из таких кладов был найден в 1896 году у села Нороватово. В нем оказалось около 300 серебряных арабских и татарских монет.

Таким образом, славянские купцы, которые издавна освоили торговый путь по Оке и Мокше, проложили дорогу к более позднему колонизационному потоку славян в эти края.

Трудно установить раздел между землями, колонизованными вятичами и кривичами. Многие ученые считают, что близка к нему граница распространения «аканья» и «оканья».

По мнению некоторых историков, до татарского нашествия народы, населявшие край, обитали в определенных местах. Так, мещера жила по нижней и средней Мокше и Цне, мордва - северо-восточнее от нее, по Ваду с притоками, средней и верхней Мокше, буртасы - восточнее, по рекам Буртасу и Вороне.

Археологические находки и данные этнографии, свидетельствующие об исторических связях мордвы с рязанской землей, дали основание таким ученым, как П. Г. Любомиров, А. А. Шахматов, А. Л. Монгайт утверждать, что Рязань возникла на месте древнего мордовского поселения.

В X веке в места нового обитания вятичей началось вторжение киевских князей. В «Повести временных лет» под 964 годом говорится: «И иде на Оку реку и на Волгу, и налезе вятичи и рече вятичемъ: «Кому дань даете? Они же реша: Козаром по щьлягу от рала даемь.»

В это время вятичи все еще платили дань Хазарскому каганату. В 965 году князь Святослав предпринял поход против хазар, в результате которого вятичи перестали зависеть от Хазарского каганата и сделались данниками Киевской Руси.

Однако они не особенно охотно подчинились Киеву и, спустя 15 лет после смерти Святослава, в 981 году, князю Владимиру пришлось идти походом на Оку. Через год Владимир предпринимает второй поход против вятичей и на этот раз достигает успеха. Последний раз племя вятичей упоминается в русских летописях в 1197 году.

Все племена, в том числе и мордва, освободившись от зависимости вятичей, стали данниками Киевской Руси. Торговый путь по Оке оказался полностью в руках киевских князей.Вот как поведал об этом летописец: «...по Оце реце где потече в Волгу, Мурома языкъ свой и Черемиси свой языкъ, Мордва свой языкъ... А се сути инии языци иже дань дают Руси.»

В «Повести временных лет» ничего не говорится о том, когда уже каждый из этих народов начал платить дань Киеву. Но, по-видимому, мордва стала платить дань позже своих соседей, да и не вся мордва, а только та, что жила по Оке. И подтверждает это предположение тот факт, что летописец, перечисляя народы принимавшие участие в призвании варягов, наряду со славянами называет чудь, мерю, весь и ничего не говорит о мордве. Да и в числе данников 862 года мордва не упоминается: «В Новгороде - славяне, в Полотьски - кривичи, в Муроме - мурома и теми всеми обладала Рюрик.»

Заселение славянами мордовских земель встревожило камских булгар, которые считали территорию от Волги до Оки и нижней Мокши своею. Они привыкли там собирать дань с местного населения - «буртасские меха». Кроме того, продвижение русских князей в низовья Мокши и Цны, лишало булгар выгодного водного торгового пути.

А потому булгары не могли смириться с приходом славян на эти земли и часто выступали против них.

Соперничество обострилось еще больше после того, как Владимиро-Суздальские князья построили в 1221 году в устье Оки Нижний Новгород, и весь торговый путь по. этой реке оказался в их руках. Нижний Новгород и основанный в 1080 году Муром стали опорными пунктами русских князей при завоевании народов Среднего Поволжья.

Однако русские появлялись на мордовской земле не только благодаря военным походам - группы «вольных» поселенцев обосновывались и мирным путем и вместе с коренными жителями промышляли в лесах на нижней Мокше, охотились, собирали мед диких, пчел. Летописцы называли этих поселенцев «Русью Пургасовой». Пургас - предводитель одного из мордовских племен начала XIII века. Имя его не раз встречается в летописях в связи с борьбой русских и мордовских князей. Выступления предпринимала то одна, то другая сторона. Об одном из них летописец повествует: «Придоша мордва с Пургасом к Нижнему Новгороду и биша их новгородцы и изби мордву и Русь пургасову.» В летописях неоднократно указывается на то, что под предводительством мордовского князя Пургаса находилась не только мордва, но и «Русь», значит, русское население в XII-XIII веках не просто соседствовало с местными мордовскими племенами, но и тесно сотрудничало с ними, принимая даже участие в их походах на соседние Княжества.

«Вопрос о взаимодействии руси и чуди, о том, как оба племени, встретившись, подействовали друг на друга, что одно племя заимствовало у другого и что передало другому, принадлежит к числу любопытных и трудных вопросов нашей истории» - писал русский историк В. О. Ключевский.

Территория, которую занимало мордовское племя, возглавляемое Пургасом, именовалось в летописях «Пургасовой волостью» (по аналогии с русскими княжескими и боярскими владениями), а главное поселение называлось «Пургасовым городищем». Располагалась Пургасова волость по нижнему течению Мокши, от Темниково-Вадских лесов до Оки. А где находилось Пургасово городище, оставалось не выясненным.

Одни считают, что оно было в Пурдошанском районе Мордовии, в 70 километрах от Кадома - там есть населенный пункт Пургасово. Другие думают, что городище Пургаса было в непосредственной близости от Кадома на правом берегу Мокши, на месте деревни Пургасово, что находится близ села Старый Кадом.

В пользу этой версии свидетельствуют и некоторые архивные документы. Например, в купчих записях 1628 и 1630 годов о покупке мурзами Теребердеевыми «вотчиных бортных ухожьев», так указаны границы их приобретений: «...с одной стороны, рубеж тому ухожью речка Пушта, и с другой стороны рубеж овраг Посюдал на речке Кафтар, а та речка об рубеж Кадомского уезда деревни Станоровы с мордвою, а с третью сторону от пургасовского городища по оврагу...» Указанные в купчей Станорово (теперешнее Стандрово) и Пургасово городище находились в Кадомском уезде. И местопребывание мордовского вождя, выходит, было по соседству с Кадомом. Однако этот вывод не исключает предположения о том, что Пургасово городище позже располагалось на территории Пурдошанского района: то, что дальше от Кадома, появилось позднее, Пургас, опасаясь грозного соседства крепости русских, перенес свое становище в глубь лесов, или основал там другое за которым закрепилось прежнее название.

Таким образом Кадом, находясь на переднем крае восточных рубежей славянской колонизации, в XII-XIII веках оказался в центре борьбы за новые земли и торговые пути. А на территории, которая условно названа Кадомским краем, шел процесс слияния различных этнических групп. Она была своего рода контактной зоной, где смешивались славянские племена с финно-уграми.

Родословная города

Первое письменное упоминание о Кадоме находится в Никоновской летописи под 1209 годом. С него и принято вести отсчет существования города. Несомненно однако, что основан он значительно раньше, когда в этих местах появилось пришлое славянское население, осевшее на Мокше - самом крупном притоке Оки, важном торговом пути.

Упоминается же Кадом летописцем в связи с убийством в городе рязанского тысяцкого Матвея Андреевича. Существует несколько версий, которые выдвинули, объясняя причину этого убийства, историки в разное время, - попытка рязанцев захватить тогда еще мордовский Кадом; стремление усмирить непокорных жителей города, сражение рязанских дружинников с булгарами, а, может быть, с половцами. Но что бы ни стояло за гибелью тысяцкого - Кадом в начале XIII века был уже довольно важным торговым, административным и сторожевым пунктом на восточных рубежах Рязанского княжества, где, по свидетельству археолога Н. В. Говорова, уже в XII веке соприкасались и переплетались поселения славян и мордвы.

Но Кадомский край в это время - не только место добрососедских контактов и торговых отношений, но и арена довольно ожесточенной борьбы за обладание мордовскими землями, которую вели русские княжества с местными мордовскими племенами, а также с булгарами и половцами. Волжские или камские булгары хозяйничали тогда на средней Волге, но часто оказывались на Оке и ее притоках отнюдь не с мирными целями. В 1088 году они взяли и разграбили Муром, в 1155 году опять напали на муромскую и рязанскую землю. Не раз переходили границы русских княжеств, особенно Рязанского, и половцы. Но и русские князья не оставались в долгу, раз за разом предпринимая походы на булгар. После очередного, в 1205 году, булгары, не желая терять свое влияние на нижней Оке и Мокше, попытались взять реванш и в 1209 году вновь напали на Рязанскую землю, но потерпели поражение.

Некоторые историки предполагают, что в этом походе Кадом из-за выгодных, давно сложившихся торговых отношений с булгарами стал на их сторону, хотя и был в то время уже передовым рязанским форпостом на востоке. И чтобы проучить вероломных кадомчан была послана рязанская дружина под руководством Тысяцкого Матвея Андреевича.

Древний Кадом с давних пор привлекал внимание как профессиональных историков, так и краеведов. Многие из них пытались выяснить происхождение названия города. Видный русский историк В. Н. Татишев считал, что происходит оно от арабского слова «ходим» или «кодим», что в переводе означает «стража». Ведь город был укрепленным оборонительным пунктом на восточных рубежах славянской колонизации. А придти это слово могло от камских булгар, которые вели в XI-XII веках оживленную торговлю по Волге с Востоком, а по Оке и Мокше - со славянами и собирали дань с мордовских племен. Последний председатель Тамбовской губернской ученой архивной комиссии А. Н. Норцов, который побывал в Кадоме и его окрестностях в 1901 году и собрал богатый археологический, этнографический и архивный материал, полагал, что название города свидетельствует о каком-то горестном событии: в переводе с мордовского «кадома», «кадонь» означает нечто потерянное, оставленное. Таким оставленным было Старокадомское городище - мордва, постепенно вытеснялась славянами и была вынуждена переселиться подальше от беспокойных соседей, в более безопасное место, на Пургасовскую гору. Некоторые историки предполагали, что словом «кадома» мордовские племена называли участок земли, не доступный большой воде во время паводков, и на таком месте как раз возникло древнее мордовское поселение, которое позднее перешло к славянам. Однако эта версия маловероятна: таких участков в мордовской пойме Мокши было много, причем более возвышенных, чем Старокадомское городище.

Не представляется убедительной и версия Д. Батманова, связывающего название с глаголом «кадомить» - «слоняться без дела, ходить из дома в дом», найденным в словаре В. Даля. Эти действия Д. Батманов приписывает Мокше, которая, по его словам, «в нижнем течении сравнительно часто меняла свое русло». Возможно, и действительно меняла, но, как поясняет В. Даль, глагол «кадомить» бытовал лишь в оренбургских и саратовских говорах, а, как известно, диалекты возникли позднее XIII века. К тому же, когда Кадом уже существовал, саратовские и оренбургские степи все еще были «диким полем», без постоянного, оседлого, населения.

Итак, до сих пор не установлено, почему древний город называется Кадомом.

О времени перенесения города на новое место тоже нет единого мнения. Одни считают, что это произошло еще до нашествия татар, когда существовала Пургасова волость и были частыми стычки между рязанцами и мордвой, а Пургасово городище представляло большую опасность для разанской крепости. Оно находилось всего в 30 минутах ходьбы, на горе, что давало возможность его обитателям в любое время неожиданно появляться у кадомских крепостных стен, а в случае отхода быстро укрываться на своей неприступной высоте. Чтобы обезопасить себя, кадомчане перебрались подальше от Пургасова городища, на высокие песчаные холмы, которые и сейчас существуют в центре города. Другие полагают, что город переместился где-то в XIV-XV веках, а то и позднее, - при малолетнем царе Иване IV в регенство его матери Елены Глинской: как раз тогда, в 1536 году был перенесен на более возвышенное место ближайший сосед Кадома, город Темников.

Удивительно, как авторы этих версий, безусловно, знакомые с различными материалами, касающимися Кадома, не обратили внимания на несколько интересных документов, из которых явствует, что Кадом сменил местоположение не раньше XVI века.

Прежде всего это указ царя Алексея Михайловича и грамота Приказа Казанского дворца от 1652 года, подписанная дьяком Томилой Перфильевым. Согласно этим документам все старокадомские земли передавались Старокадомскому мужскому монастырю, незадолго до этого построенному черным попом Ионой и «вкладчиком Гришкой Ивановым с товарищи». В грамоте уточнялось, что за монастырем должны быть записаны земли, которыми «старокадомские помещики и как до помещиков старокадомские посадские люди, пушкари и затинщики владели».

На основании указа кадомский воевода Алексей Шишкин дает монастырю «отказные выписи», где говорится: «Отказано безоброчно Троицкой Старокадомской пустыни четвертная пашня и всякие угодья, как наперед того владели старокадомские помещики, мурзы и татаровя, и как преж тех мурз и татар владели кадомские посадские люди, пушкари и затинщики». И в приправочных книгах Афанасия Нормацкого содержится напоминание, что старокадомскими землями до татар владели посадские люди, пушкари и затинщики.

Итак, пожалованные монастырю земли, некогда принадлежали горожанам и, конечно же, находились вблизи города. Передать их татарам, в награду за службу царь мог лишь тогда, когда они сделались пустошью. Кадомчане оставили их, потому что переместились на новое место. А произошло перемещение до 1614 года - этим годом датируются записи Афанасия Нормацкого, в то время владельцами старокадомских земель уже были мурзы.

Однако обосновался на новом месте город и не раньше XVI века, поскольку в середине XVII века горожане еще хорошо помнили, где находились их прежние угодья.

В 1656 году кадомский воевода Михаил Кобяков поручил подъячему Кадомской съезжей избы Ефиму Кириллову уточнить на местности границы земель, пожалованных Старокадомскому монастырю. При этом он рекомендовал взять понятых из Кадома: «попов и посадских людей, пушкарей и затинщиков, и других чинов людей Кадомского уезда»,- которые могли бы указать межевые знаки своих бывших владений. И понятые нашли межевые знаки. Подъячий сообщил: «...на броду на большой дороге поставлен столб дубовый, а под ним сысканы уголье, а с той грани от столба от броду от корца от большой дороги под Енгазиным на Старой Лисе на дубу две грани вверх по Лисе речки...». В этом же донесении воеводе он указал, что монастырь был пожалован «полем под Енгазиным, пашнями и лугами по речке Лисе, да по речке Еремше и мельницею и лесом за речкою Лисою, и озерами Глушицею и Кривым и Кочергою и речкою Еремшою, рыбными ловлями и сенными покосы и всякими угодьи, которые прилегали к Старокадомскому городищу, и откупной перевоз на реке на Мокше».

И все доставалось монастырской братии «на пропитание безоброчно». Всем же прочим пользоваться этими богатствами природы царская грамота запрещала, «чтобы им игумену с братиею и монастырскими бобылями от сторонних людей разорения никакого не было». Привилегированное положение монастырей объясняется тем значением, какое придавалось их миссионерской деятельности, оказывающей государству помощь в колонизации края и насаждении в нем христианства.

То, что Кадом был, перенесен на новое место в XVI веке, подтверждают и два частных документа: челобитная XVII века и купчая конца XVI века. В челобитной владельцы земель, лежащих близ Кадома, Гришка, Неверка и Федька Степановы Вировы жалуются, что «ныне де по той вотчине ходить им не почему и медвяный оброк и куничный и есашный и пошлины им платить стало не из чего, потому что средь той их вотчины построен Кадом город и в той их вотчине кадомские градские и уездные люди живут и всякой лес красной и дубовой дальный, верхометной сосны рубят и всяких зверей бьют и пчелы держут и тое де их вотчину насильством своим разорили без остатку и чинят тесноту». В купчей кадомской мордвин перечисляет: «Продал я бортный ухожай со всяким зверем с лесовым, и с медведем, и с волком, и с лисицей, и с куницей, и с белкой, и с рыбной ловлей, и с бобровою, и с польскою пахотою, и с покосы, и переви и со всякою птицею». Продажу такого богатого владения можно объяснить тем, что хозяина его так же, как и братьев Степановых детей Вировых, начали теснить новые соседи, жители переместившегося Кадома.

Все эти документы дают основание не только предполагать, но и утверждать: Кадом оставил свое прежнее место в XVI веке.

Последствия татаро-монгольского нашествия в Кадомском крае

Во время татаро-монгольского нашествия Кадомский край подвергся новому испытанию. В русских летописях говорится о завоеваниях, которые лежали на пути ордынцев к Рязани, в том числе Кадомского края, лишь в 1239 году, когда начался уже большой поход Батыя на запад.

Однако иностранные авторы утверждают, что татаро-монгольское нашествие случилось в эти края раньше. Так, Рашид Эд-Лии сообщает, что «по завоевании камских болгар в 1236 году сыновья Батыя — Урда и Берка напали на мокшу и буртасов и в малое время овладели ими». Эту же дату называет и венгерский монах-путешественник Юлиан.

После покорения татарами мордва, как и все другие завоеванные народы, стала нести военную службу на стороне татар и участвовала во всех их завоевательных походах, о чем не раз упоминали русские летописи. Так, на стороне ханского войска мордва выступала в 1319 году во время похода татар на Тверь и через 20 лет участвовала в походе хана Узбека на Смоленск. Предводителями мордовских воинов во всех походах были свои князья. В 1377 году во время битвы на реке Пьяне князи мордовские тайно известили татар о расположении русских дружин, за что нижегородцы разорили мордовские земли, «множество же живых лучших взяли в плен».

Однако эти сведения не дают основания считать, что все мордовские племена смирились с господством татар и безропотно сносили иноземное иго. Немало мордвы укрывалось в лесах, снова возвращаясь к охоте и звероловству.

Видимо, с подобными поселениями познакомился австрийский посланник Герберштейн, посетивший Россию в первой половине XVI века, в книге «Записки о московских делах» пишет: «Мордвины живут в селах, разбросанных там и сям, возделывают поля, питаются звериным мясом и медом, изобилуют драгоценными мехами; это очень сильные люди, ибо они часто храбро отражали от себя даже разбои татар, почти все они замечательные пехотинцы, отличаются своими длинными луками и опытностью в стрельбе».

В XIII веке татарские феодалы-кочевники, искавшие хорошие пастбища для своего скота, начали закреплять за собой земли в Мещере и оседать на них. В 1298 году один из татарских князей Ширинских, Бахает Усинов сын, захватил территорию на Цне и нижней Мокше и создал свое небольшое княжество. Но оказался под сильным влиянием живущего рядом русского населения, так что родившийся у него сын Беклемиш принял крещение и стал зваться Михаилом. Он построил церковь в Андрееве-городке и крестил там своих людей. Где был этот Андреев-городок, пока не выяснено. Одни историки предполагают, что он находился в Кадоме на Преображенском холме. Другие считают, что он располагался близ города, на месте нынешнего села Преображенка.

Внук Беклемиша-Михаила, Юрий Федорович, стал известен как храбрый воин. Во время Куликовской битвы он выступал со своим полком на стороне Дмитрия Донского и пал на поле боя.

Дмитрий Донской купил северо-восточную часть Мещеры у крещеного мордовского князя Александра Уковича и в 1382 году, заключив с рязанским князем Олегом* письменный договор, в котором точно устанавливались границы обоих княжеств в Мещере. Кадомский край закрепился за Москвой.

Впоследствии, принимая к себе на службу ордынцев, московские князья давали им поместья преимущественно в Кадомском крае. «А мещерская земля — в нашем государстве, — объясняли они иноземцам, — и тем местом жалуем мы царей и царевичей, и они на тех местах на нашем жалованьи живут и ныне служат».

Благодаря этим служилым людям, возникли в Мещере татарские поселения, а при Иване III образовалось целое Касимовское царство.

Засечная черта

Во время татаро-монгольского нашествия Кадомский край подвергся новому испытанию. В русских летописях говорится о завоевании мордовских земель, которые лежали на пути ордынцев к Рязани, лишь в 1239 году, когда начался уже большой поход Батыя на запад и был взят Чернигов: «И по зиму взяша татарове мордовскую землю и Муром пожгоша и по Клязьме воеваша... бысть пополох зол по всей земли, не видяху и сами кто где бежит». Однако иностранные авторы утверждают, что случилось это раньше. Так, Рашид Эд-Дин сообщает, что «по завоевании камских болгар в 1236 году сыновья Батыя - Урда и Берка напали на мокшу и буртасов и в малое время овладели ими». Эту же дату называет и венгерский монах-путешественник Юлиан, совершивший в 1236 году путешествие в Булгарию. Узнав о разгроме булгар, он остановился на окраине Владимиро-Суздальского княжества. От перебежчиков ему стало известно, что татаро-монголы «напали на царство мордвинов. Там было два князя. Один князь со всем народом и семьей покорился владыке татар, но другой с немногими людьми направился в весьма укрепленные места, чтобы защищаться, если хватит сил».

Непокорившийся князь - по-видимому, Пургас, и бежал он, вероятно, в сторону Нижнего Новгорода который еще не был захвачен ордынцами. Должно быть, он организовал выступление против татар, как только они ушли дальше. М. Г. Сафаргалиев в работе «Борьба мордовского народа с татарским игом» пишет: «возможно, инициатива выступления против татар принадлежала мордовскому князю, бежавшему на север в 1236 году, который, воспользовавшись уходом татар на юг, поднял знамя восстания, распространившегося далеко за пределами Мордовии».

Это движение было настолько опасным для татар, что заставило Батыя приостановить поход и часть сил направить на усмирение мордвы и булгар. Видимо, восстание было успешно подавлено, поскольку после 1239 года ни в одном письменном источнике каких-либо упоминаний о мордовских князьях нет. Надо полагать, их уничтожили. Описывая поведение татар, Юлиан отмечал: «Во всех завоеванных царствах они без промедления убивают князей и вельмож, которые внушают опасения, что когда-нибудь могут оказать какое-либо сопротивление».

После окончательного покорения мордва, как и все другие завоеванные народы, стала нести военную службу на стороне татар и участвовала во всех их завоевательных походах, о чем не раз упоминали русские летописи. Так, на стороне ханского войска мордва выступала в 1319 году во время похода татар на Тверь и через 20 лет участвовала в походе хана Узбека на Смоленск. Предводителями мордовских воинов во всех походах были свои князья. В 1377 году во время битвы на реке Пьяне «князи мордовские» тайно известили татар о расположении русских дружин, за что нижегородцы разорили мордовские земли, «множество же живых лучших плен взяли».

Однако эти сведения не дают основания считать, что все мордовские племена смирились с господством татар и безропотно сносили иноземное иго. Немало мордвы укрывалось в лесах, снова возвращаясь к охоте и звероловству.

Археолог Е. И. Горюнова обследовала с экспедицией в 1939 году древнемордовское селище близ села Кураево и Теньгушевское городище и установила, что в XIV-XVI веках мордовские поселения были двух видов.Первый — небольшой родовой поселок, лесной хутор, заимка или зимница, где обитало несколько семей. Жильем им служили полуземлянки квадратной формы, но кое-где имелись и наземные бревенчатые срубы с плоской крышей и глинобитным очагом. Хозяйство в таком поселке было земледельческо-скотоводческим, в его самых примитивных формах. Большое значение для жителей еще имели охота и бортничество. В обиходе была уже посуда, керамика ручной, местной, вылепки, а также татарская и русская. Поселения такого типа располагались группами на расстоянии 250—750 м друг от друга.

Второй вид — более развитой поселок, жители которого были связаны не только родственными, но и соседскими отношениями, присущими сельской общине. Жильем им служил бревенчатый дом с глинобитным очагом. В качестве тягловой силы использовалась лошадь. Посуда у обитателей таких поселков была не только вылепленной руками, с грубыми толстыми стенками, но и сделанная с помощью гончарного круга.

Видимо, с подобными поселениями познакомился австрийский посланник Герберштейн, посетивший Россию в первой половине XVI века. В книге «Записки о московских делах» он пишет: «Мордвины живут в селах, разбросанных там и сям, возделывают поля, питаются звериным мясом и медом, изобилуют драгоценными мехами; это очень сильные люди, ибо они часто храбро отражали от себя даже разбои татар, почти все они пехотинцы, замечательные своими длинными луками и отличаются опытностью в стрельбе».

В XIII веке татарские феодалы-кочевники, искавшие хорошие пастбища для своего скота, начали закреплять за собой мордовские земли в Мещере и оседать на них. В 1298 году один из татарских князей Ширинских, Бахмет Усинов сын, захватил территорию на Цне и нижней Мокше и создал свое небольшое княжество. Но оказался под сильным влиянием живущего рядом русского населения, так что родившийся у него сын Беклемиш принял крещение и стал зваться Михаилом. Он построил церковь в Андрееве-городке и крестил там своих людей. Где был этот Андреев-городок пока не выяснено. Одни историки предполагают, что он находился в Кадоме на Преображенском холме. Другие считают: что он располагался близ города, на месте нынешнего села Преображенка.

Внук Беклемиша-Михаила, Юрий Федорович, стал известен как храбрый воин. Во время Куликовской битвы он выступал со своим полком на стороне Дмитрий-Донского и пал на поле боя.

Дмитрий Донской купил северо-восточную часть Мещеры у крещеного мордовского князя Александра Уковича и в 1382 году, заключив с рязанским князем Олегом письменный договор, в котором точно устанавливались границы обоих княжеств в Мещере. Кадомский край закрепился за Москвой. А в 1389 году при вступлении на Московский великокняжеский престол Василия Дмитриевича эти границы утвердил хан Золотой Орды Тохтамыш.

Впоследствии, принимая к себе на службу ордынцев, московские князья давали им поместья преимущественно в Кадомском крае. «А мещерская земля в нашем государстве,— объясняли они иноземцам,— и тем местом жалуем мы царей и царевичей, и они на тех местах на нашем жалованьи живут и ныне служат».

Благодаря этим служилым людям, возникли в Мещере татарские поселения, а при Иване III образовалось целое Касимовское царство.

Через Кадомский край проходила дорога из Прикаспийских степей на Москву. Она шла через Темников, Кадом, Елатьму и Касимов. По этой дороге проезжали послы из Москвы в Астрахань, Заволжье, в Ногайскую Орду и обратно, поэтому ее называли Большой Посольской дорогой. В некоторых исторических документах она именуется еще Старой или Большой табунной дорогой: по ней гоняли из Астрахани и Саратова табуны к Москве По этой же дороге проходили на Москву обозы с солъю из района озера Эльтон.

Мирная жизнь Рязанского и Московского княжеств, их добрососедские отношения с Казанским и Астраханским ханствами в XV веке нередко нарушались набегами татар на русские земли.

Это заставило княжества для охраны «украйны» возвести засеки и содержать на них сторожевой люд, казаков.

Причем наряду с временными устраивались засеки и постоянные, рассчитанные на десятилетия, и даже столетия. Такими засеками были Темниковская, Кадомская и Шацкая. Охрана засеченной черты требовала немало людей, содержался целый штат: засечные головы, приказчики, сторожа. К охране привлекалось и местное население. Служба начиналась ранней весной, отросшая трава в степи служила кормом для татарской конницы, и заканчивалась с наступлением морозов. Зимой татары, как правило, набегов на русские окраины не делали.

Чтобы затруднить движение кочевников к границам Русского государства и заставить их пасти свои табуны подальше от засечной черты, в октябре 1571 года государевым указом было предписано поздней осенью по заморозкам, когда ветер будет дуть в сторону степи, а травы высохнут, поджигать степь. Во время такого «пала на степи» иногда уничтожались и леса.

В 1574 году Иван Грозный поручил охрану Мещерской стороны боярину Никите Романовичу Юрьеву. Это был дед первого царя из династии Романовых — Михаила Федоровича. Ему пришлось отражать нападения не только татар и ногайцев, но и черкесов и донских казаков, а местные, кадомские, елатомские и темниковские татары, пешие и конные верно несли государеву службу в особых татарских полках.

Никита Юрьев увеличил число стражников и «стоялых голов» и, значительно продвинувшись вперед, приступил к созданию новой линии укреплений и засек. В степи рыли рвы, в лесах валили деревья в сторону наружной границы, на реках в местах переправ и бродов вбивали сваи и колья.

Обязанности стражников и «стоялых голов», границы засек, которые они должны охранять, были расписаны еще предшественником Юрьева князем М. И. Воротынским. Для «мещерских сторожей» они были определены так: «Вторая сторожа — на реке на Шокше меж Суры и Мокшанского лесу; а сторожем на ней стояти из Кадома да из Темникова... татарам да мордве, а из Олатора казакам; а беречи и им розъезжати направо до Мокшанского лесу, до речки до Киси, верст с 20, а налево к Усть Шокше речки к Суре верст с 40... Третья сторожа — верх речки Ломовой; а сторожем на ней стояти шти человеком из Кадома да из Темникова, из города по три человека; а беречи и им разъезжати налево, до Мокшанского лесу верст с 60, а направо разъезду нет. Четвертая сторожа — верх Ваду, а сторожам на ней стояти из Кадома да из Темникова шти человеком, из города по три человеки, а беречь им и разъезжати через Вадовскую и Идовскую дорогу до Ломовских сторожей».

В начале XVII века, в Смутное время, сторожевая черта и ее оборонительные сооружения пришли в упадок. Многие укрепленные пункты и засеки были сожжены и разорены, «сторожи» разбежались. И только при царе Михаиле на южных и юго-восточных границах русского государства восстановили станичную и засечную службу.

Сторожевая, засечная черта, считавшаяся Кадомскою, находилась между Шацкой и Темниковской засеками, начиналась в 42 км севернее Шацка и тянулась до конца Кадомского леса в сторону Темникова.

Частые набеги крымских татар в XVII веке привели к тому, что крестьяне стали выходить па полевые работы с оружием, селения укреплялись надолбами. На сторожевых вышках по засечной черте день и ночь стояли караульные. По существу весь край оказался на военном положении. Некоторые местные обыватели были приписаны к военному сословию и стали называться казаками и солдатами.

В 1637 году царь в грамоте на имя пермского воеводы Богдана Камынина писал: «...в прошлых, годах в Рязские, и в Рязанские, и в Шатские и в иные мещерские места Крымские и Ногайские Азовские люди прихаживали и сгоняли и те все места воевали, людей побивали, и в полон служивых людей мужского и женского пола и младенцев имали, и села и деревни многие пожгли и до конца разорили, и от той татарския великия войны оскудели и учинились бездоходны и безлошадны и безоружейны». Далее он сообщает, что для сбережения от воинских людей... и чтоб в Рязских, Рязанских и в Шатских и во всех мещерских местах от татар войну отнять» поставлены городки «с башнями и подлазами», а кое-где сооружены земляные валы и надолбы. Эти укрепления не позволили татарам пройти через засечную черту.

В связи с тем, что в I половине XVII века ранее сооруженные засеки пришли в упадок и разрушились, уже царь Федор Алексеевич своим указом от 25 июля 1680 года предписал восстановить их: «в которых Шацких засеках на проезжих дорогах городки и острожки и башни всякие засечные крепости погнили и обвалились и рвы засыпаны, и те всякие крепости сделать против прежнего».

Петр I, предпринимая энергичные меры по расширению территории Русского государства и укреплению его границ, многое делал по восстановлению засек и усилению сторожевой службы. При нем были созданы на местах Ландратские и Валдмейстерские канцелярии, которым вменялось в обязанность возглавлять гарнизонную службу застав и караулов и ведать бережением засек. Тогда же вышел указ о построении во всех украинных местах для безопасности от татар сигнальных маяков с караулами при них.

О том, какую опасность представляли крымские татары для края в начале XVIII века свидетельствует переписка Темниковского ландрата с Кадомским гарнизоном. В 1716 году Темниковский ландрат Матвей Колычев послал в Кадом отставному майору Ивану Качееву, ведавшему заставами и караулами указ, в котором повелевалось в Кадоме и уезде «иметь крепкую осторожность от крымской ограды и в пристойные места посылать в разъезды конных, дабы оные крымцы российского народа людем нечаянным нападением не учинили какой шкоды и разорения». Этим же указом предписывалось немедленно сообщать о приближении татар в Темников и другие порубежные города Казанской губернии.

Для бережения лесов и засек в Шацке была создана провинциальная Валдмейстерская канцелярия. В ее ведении было четыре засеки, которыми заведовали три валдмейстера:

Валдмейстерская канцелярия требовала от валдмейстеров, чтобы около засек были построены надолбы и ограждены валежником, а все городки и острожки, надолбы и проезжие ворота, башни и лесные завалы, засечные крепости и дороги содержались в порядке. Старую черту засеки предписывалось поправить, а межи, грани, ямы, урочища восстановить. Валдмейстеры обязаны были наблюдать за тем, чтобы в засечном лесу не было порубки и вновь проложенных дорог и стежек. Засеки несли и карантинную службу: использовались местными властями для того, чтобы не допустить распространения эпидемий или «морового поветрия», какими были чума и холера. Во время эпидемий ворота на засеках усиленно охранялись или совсем закрывались, движение населения прекращалось.

В 1740 году Россия заключила мир с Турцией. По этому случаю в Воскресенском соборе Шацка состоялся благодарственный молебен, а потом в крепости устроили пушечную пальбу.

Границы государства отодвинулись далеко на юг — Кадомский край больше не ждал вражеских набегов, его засечные сооружения стали не нужны. Правительство принялось распродавать занимаемые ими земли частными лицами. И в конце XVIII века «засеки» или «сторожевые черты», игравшие несколько столетий большую роль в обороне Русского государства, были ликвидированы.

Владельцы земли

Благодатный в природном отношении Кадомский край с его обширными лесами, хорошими пастбищами и луговыми угодьями был весьма притягательным не только для скотоводов-кочевников татар, но привлекал внимание и рязанских и московских князей.

Колонизация шла в основном по реке Мокше и ее притокам Цне и Ваду.

В XVII веке здесь, кроме чисто мордовских и русских деревень, встречаются и смешанные. Как правило, сначала селились две-три русских семьи. Затем из-за естественного прироста их число увеличивалось. Стали заключаться и смешанные браки. При поддержке местных властей и в силу более высокой культуры русские оказывали влияние на коренное население, способствуя его обрусению. Этот процесс особенно усилился в связи с христианизацией языческой мордвы и мусульман-татар.

Земля, как основное богатство любого народа, издавна являлась средством вознаграждения и поощрения служивых людей за их труд, за охрану государственных границ, за проведение политики, угодной правительству, и верность престолу. И, напротив, лишением земли и имущества наказывались те, кто пытался идти против княжеской воли правящей верхушки. К этой испытанной практике прибегали все русские княжества, а позже и Московское государство.

За верную службу в 1426 году великий князь Московский Василий II (Темный) отдает Кадом и Елатьму вотчинникам Протасьевым.

Тот же Василий II жалует Протасьева Протасия Акинфовича торговыми пошлинами со всей Мещеры.

С конца XIV века, когда Золотая Орда начала приходить в упадок, а Московское государство усиливаться, в Мещере стали селиться татарские служилые люди. Заселение Кадомского края татарскими князьями и мурзами тоже было частью политики Московского государства, стремлением привлечь выходцев из различных орд на великокняжескую и царскую службу. В Москве царевичей и мурз, бежавших от своих ханов, охотно принимали в качестве вассалов, предоставляли им на юго-восточных окраинах обширные вотчины и до XVII века не принуждали принимать христианство. Иван Грозный писал в Царьград турецкому султану Селиму, что татары в Кадоме имеют свою веру, и никто их за это не преследует.

Платой за великокняжеские или царские милости, за новые вотчины было участие татарских князей и мурз в завоевательных походах русских. Иной раз выступать им приходилось даже против своих соплеменников. Когда Иван IV Грозный в 1552 году направил свои войска на Казань, многие бывшие татарские князья присоединились к его отрядам. Основные силы Московского государства двигались на Казань через Муром. Войска же под руководством Мстиславского и Воротынского пошли на Коломну, чтобы отразить нападение крымских татар хана Девлет Гирея. После того как отряды крымских татар были разбиты, московское войско через Рязань и Мещеру пошло на соединение с основными силами и догнало их за Алатырем. В районе Темникова к войску Мстиславского и Воротынского присоединился князь Еникей, в отряде которого, кроме татар, были мордва и мещера.

В1559 году царь посылал свои дружины на ливонских немцев. С царевичем Тохтамышем и боярином князем Микулинским выступали в этом походе кадомчане. В сторожевом полку шли кадомские люди с воеводою князем Гагариным.

К концу царствования Ивана Грозного вся Мещера принадлежала Московскому государству. В духовной грамоте, оставленной сыну, Иван Грозный писал: «Да сына же своего Ивана благословляю великим княжеством Нижегородским... Да ему и даю Мещеру с волостьми и с селы, и со всем тем, что к ней исстари потягло, и с Кошковым, и Кадом, и Темников, и Шацкой город со всем, и князи мордовские со всеми их вотчинами сыну моему Ивану...».

В конце XVI - начале XVII веков Кадом превратился из военно-стратегического опорного пункта в административно-политический центр и стал проводником политики Московского государства в крае.

Наличие укрепленной сторожевой черты, возведение новых городов, в которых были размещены казачьи отряды, привело к тому, что Кадом оказался далеко в тылу, куда не доходили крымские татары во время набегов. Поэтому сторожевой люд (пушкари, стрельцы и затинщики) и приказные служащие, стали жить не в крепости на горе, а внизу, на посаде. Населяли его купцы, служилые люди и духовенство.

Много земель близ Кадома раздал в начале XVII века царь Михаил дворянам, которые остались верны ему в Смутное время, выступили против иноземцев и заставили уйти ни с чем гетмана Сагайдачного с казаками и литовцами.

Из Поместного приказа или Приказа Казанского Дворца направлялись на места писцы и мерщики. Они устанавливали границы земельных владений, заносили их в писцовые книги. Межевые знаки отмечались случайными приметами: отдельно стоящее дерево, река, озеро, болото, - или установленными дубовыми столбами в ямах с жжеными углями. В спорных случаях, когда владелец не мог по межевым знакам подтвердить свое право на владение участком, его заставляли под страхом суда Божьего пройти по меже с образом.

В местах новых поселений, в «починках», писцы предоставляли право владеть пашней тем, чьи крестьяне расчистили ее, а пользоваться сенокосами «против своих полей».

Одновременно с размежеванием земель и припиской их к селам и владельцам писцы не забывали и о дорогах. «Учинить дорогу в две сажени ширины», - такие предписания нередко встречаются в писцовых книгах.

Некоторые землевладельцы, не довольствуясь пожалованным поместьем, самовольно прихватывали и соседние «порозжие» земли.

Иногда на неосвоенных помещиками участках беглые крестьяне селились самовольно, считая эти наделы «богоданной» землей. Но таких поселенцев хозяева обычно закрепляли за собой или прогоняли, и они уходили на новые, еще никем не занятые казенные земли.

Усиленная раздача земель привела к тому, что в XVII веке владетельным князьям Енгалычевым, Кугушевым, Ишеевым, Тенибяковым и Слепцовым принадлежали очень большие территории. Они простирались по рекам Мокше, Ваду, Малой и Большой Еремше, Савватьме, Мердуше, Криуше.

В кадомской писцовой книге под 1625 годом о лесных угодьях князя Колубая Тенибякова говорится: «У князя Колубая лес большой хоромный и дровяной и бортные ухожья и сколько меры тому лесу, того не записано». Владения Слепцова, видимо, были скромнее, о них сказано: «У того Слепцова лес хоромный за рекой Еремшею и тот лес по красную сосну и за оную на 20 верст».

О владениях князя Бориса Александровича Репнина такая запись: «...леса у князя Бориса Александровича большие и измерить их нельзя... и его урочища без меры».

Среди кадомских землевладельцев XVII века встречалось немало выходцев из Крыма. Иные из них селились не по своей воле - были «полонянники», но потом «за крепкое стояние» против бывших соотечественников получали земли и другие угодья. Некоторые приходили по доброй воле, желая быть подальше от крымских междоусобиц и распрей и тяготея к своим родичам, жизнь которых им была хорошо известна - их относительный достаток, доброе отношение к ним властей и местного населения. У части крымских поселенцев «за... многая и великия службы» стали появляться крепостные крестьяне и дворовые.

Постепенно бывшие крымские аги и мурзы принимали православие, забывали родной язык и становились преданными слугами русского царя. И только фамилии Крымские, Битеряковы, Байчиковы, Алышевы напоминали о происхождении их владельцев.

Прослойка татарского населения до XVII века в Кадомском крае и в самом городе была довольно значительной. Но когда стали при Иване Грозном ссылать сюда опальных граждан Великого Новгорода, Твери, Ярославля и Костромы, татары начали покидать город. Окончательно подорвал их экономические устои и способствовал переселению указ царя Алексея Михайловича в 1652 году, по которому у татар отбирались все земли близ Старого Кадома и отдавались Старокадомскому монастырю.

При этом идет процесс дробления крупных земельных вотчин на более мелкие путем раздела, продажи части их или отдачи в приданное за дочерьми. В связи с тем, что поместья давались только на период службы, а вотчины были наследственной собственностью, которой владельцы могли распоряжаться по своему усмотрению, многие служилые люди старались выкупить у казны свои поместья или часть их.

Так, сотник Афанасий Нестеров попросил царя продать ему большое поместье. Царь разрешил продажу, но запретил в дальнейшем продавать или передавать вотчину монастырю. Это запрещение вызвано тем, что монастырские земли не облагались пошлинами и, значит, не приносили выгоды казне.

Позднее, став стряпчим хлебного дворца, Афанасий Нестеров часть своего поместья - 45 четвертей земли, дом поместный и 10 крестьянских дворов отдал в приданое дочери.

Некоторые богатые помещики покупали у соседей земельные участки для округления своих владений. В конце XVII века стольник Иван Кашаев скупил и выменял земли с деревнями и крестьянами вокруг села Новоселки Кадомского уезда. Продал ему подьячий Васильев 17 десятин за 15 рублей, а князь Одоевский за 500 рублей - целую вотчину: несколько сел и деревень. Получив от стольника солидную доплату, на его земли в Темниковском и Ряжском уездах поменяли свои разные по величине и качеству наделы близ Новоселок новокрещены Бигатов и Малобрагин, служилый человек Клешев, вахмистр Антонов и князь Семенеев. Благодаря этим сделкам, в начале XVIII века Иван Кашаев стал крупнейшим землевладельцем уезда, который превратился во владельческий.

Раздача земель

Благодатный в природном отношении Кадомский край с его обширными лесами, хорошими пастбищами и луговыми угодьями был весьма притягательным не только для скотоводов-кочевников татар, но и привлекал внимание рязанских и московских князей.

Колонизация шла в основном по реке Мокше и ее притокам Цне и Ваду.

В XVII веке здесь, кроме чисто мордовских и русских деревнь, встречаются и смешанные. Как правило сначала селились две-три русских семьи. Затем из-за естественного прироста их число увеличивалось. Стали заключаться и смешанные браки. При поддержке местных властей и в силу более высокой культуры русские оказывали влияние на коренное население, способствуя его обрусению. Этот процесс особенно усилился в связи с насильственной христианизацией языческой мордвы и мусульман-татар.

Земля, как основное богатство любого народа, издавна являлась средством вознаграждения и поощрения служивых людей за их труд, за охрану государственных границ, за проведение политики, угодной правительству, и верность престолу. И напротив, лишением земли и имущества наказывались те, кто пытался идти против воли правящей верхушки. К этой испытанной практике прибегали все русские княжества, а позже и Московское государство.

За верную службу в 1426 году великий князь Московский Василий Темный отдает Кадом и Елатьму вотчинникам Протасьевым.

Сохранилась грамота Василия III, в которой говорится: «Се аз князь великий всея Руси пожаловал есьми Микитку Васильева мордвою в кормление и вы, все люди тое мордвы чтите его и слушайте, а он вас ведает и ходит по старой пошлине, как было преж сего».

Тот же Василий III жалует Протасьева Протасия Акинфовича торговыми пошлинами со всей Мешеры.

С конца XIV века, когда Золотая Орда начала приходить в упадок, а Московское государство усиливаться, в Мещере стали селиться татарские служилые люди. Заселение Кадомского края татарскими князьями и мурзами тоже было частью политики Московского государства, стремлением привлечь выходцев из различных орд на великокняжескую и царскую службу. В Москве царевичей и мурз, бежавших от своих ханов, охотно принимали в качестве вассалов, предоставляли им на юго-восточных окраинах обширные вотчины и до XVII века не принуждали принимать христианство. Иван Грозный писал в Царьград турецкому султану Селиму, что татары в Кадоме имеют свою веру, и никто их за это не преследует.

Царская грамота на владение «Кадомской мордвой» была дана Иваном IV татарскому князю Янглычу Бедишу, родоначальнику династии князей Енгалычевых. Янглыч-мурза пожалован был наместничеством «за многие службы» и получал с кадомской мордвы ясак семь рублей с полтиною на год. Но этого ему показалось мало, и он стал беззастенчиво злоупотреблять своей властью, грабя местное население. Кадомская мордва вынуждена была жаловаться на него самому царю. Челобитчики писали, что «от Янглыча и от братин eгa идут бои, грабежи и насильства великие, и емлют Янглычевы пристава с мордвы деньги многия, и той мордве впредь прожнти не можно и ухожен их пусты».

В ответ на жалобу Иван I дал кадомской мордве «несудимую грамоту», по которой наместник не имел права вмешиваться в дела мордвы н наказывать ее. Получил от Ивана Грозного жалованную грамоту на ясак с «Талдемской мордвы, что по реке по Мокше за князем Янгалычем Бедишевым», Ишей Бедишев. Сам князь из-за старческой немощи уже не мог продолжать службу, а Ишей верно служил царю и тогда, когда его отец, мурза Богдан, попал в плен к крымским татарам.

Пожалования служилым татарским князьям свидетельствуют о том, что в XVI веке князей мордовских уже не стало. Вместо них по царским указам стали управлять мордвой князья-наместники и мордовские приказчики. Одним из таких мордовских приказчиков был в Шацке некий Юрий Дуров.

Платой за великокняжеские или царские милости, за новые вотчины было участие татарских князей и мурз в завоевательных походах русских. Иной раз выступать ни приходилось даже против своих соплеменников.

Когда Иван IV Грозный в 1552 году направил свои войска на Казань, многие бывшие татарские князья присоединились к его отрядам. Основные силы Московского государства двигались на Казань через Муром. Войска же под руководством Мстиславского и Воротынского пошли на Коломну, чтобы отразить нападение крымских татар хана Девлет Гирея. После того как отряды крымских татар были разбиты, московское войско через Рязань и Мещеру пошло на соединение с основными силами и догнало их за Алатырем. В районе Темникова к войску Мстиславского и Воротынского присоединился князь Еникей, в отряде которого, кроме татар, были мордва и мещера. Мордва привезла царю и его воинам много хлеба, скота, дичи и меда.

Надо заметить, что мордва становится надежной союзницей Московского государства в борьбе против татар уже в XV веке, при Василии Темном. Именно при нем, как отмечает летописец, «мордва приидоша на татар с еулицами и с рогатинами и саблями и с топоры и бысть им бой велик и силен зело».

Да и после взятия Казани мордва участвовала не раз в походах московских царей. Так, в сентябре 1564 года во время похода к Великим Лукам в составе русского войска были «темниковские и кадомские татарове и мордовские князи и мордва».

В 1559 году царь посылал свои дружины на ливонских немцев. С царевичем Тохтамышем и боярином князем Микулинским выступали в этом походе Кадомчане. В сторожевом полку шли кадомские люди с воеводою князем Гагариным.

К концу царствования Ивана Грозного вся Мещера принадлежала Московскому государству. В духовной грамоте, оставленной сыну, Иван Грозный писал: «Да сына же своего Ивана благославляю великим княжеством Нижегородским... Да ему и, даю город Мещеру с волостьми и с селы, и со всем тем, что к ней исстари потягло, и с Кошковым, и Кадом, и Темников, и Шацкой город со всем, и князи мордовские со всеми их вотчинами сыну моему Ивану...».

Кроме Кадома и других известных городов, упоминается Кошково. Так именовалось в то время и позднее бывшее «Пургасово городище» — деревня Малое Пургасово. Доказательство тому — указ царя Алексея Михайловича от 1655 года, которым он разрешал продать в вотчину сотнику Афанасию Нестерову несколько селений. Среди них называется и пустошь, «что была деревня Малая Пургасово, Кошково тож».

Выходит, при Иване Грозном Пургасово городище, Кошково, было значительным населенным пунктом, если его в своей грамоте царь упоминал наряду с городами.

В конце XVI — начале XVII веков Кадом превратился из военно-стратегического опорного пункта в административно-политический центр и стал проводником политики Московского государства в крае.

Наличие укрепленной сторожевой черты, возведение новых городов, в которых были размещены казачие отряды, привело к тому, что Кадом оказался далеко в тылу, куда не доходили крымские татары во время набегов. Поэтому сторожевой люд (пушкари, стрельцы и затинщики) и приказные служащие, стали жить не в крепости на горе, а внизу, на посаде. Кадомский воевода в 1671 году доносил царю, что приказная изба и дом воеводы «построены за городом на посаде, а город Кадом стоит пуст». В то время Кадом считался довольно крупным городом: в 1676 году в нем было 243 двора. Населяли его купцы, служилые люди и духовенство.

Много земель близ Кадома раздал в начале XVII века царь Михаил дворянам, которые остались верны ему в Смутное время, выступили против иноземцев и заставили уйти ни с чем гетмана Сагайдачного с казаками и литовцами.

Из Поместного приказа или Приказа Казанского Дворца направлялись на места писцы и мерщики. Они устанавливали границы земельных владений, заносили их в писцовые книги. Межевые знаки отмечались случайными приметами: отдельно стоящее дерево, река, озеро, болото,— или установленными дубовыми столбами в ямах с жжеными углями. В спорных случаях, когда владелец не мог по межевым знакам подтвердить свое право на владение участком, его заставляли под страхом суда Божьего пройти по меже с образом.

В местах новых поселений, в «починках», писцы представляли право владеть пашней тем, чьи крестьяне расчистили ее, а пользоваться сенокосами «против своих полей».

Одновременно с размежеванием земель и припиской их к селам и владельцам писцы не забывали и о дорогах. «Учинить дорогу в две сажени ширины»,— такие предписания нередко встречаются в писцовых книгах.

Некоторые землевладельцы, не довольствуясь пожалованным поместьем, самовольно прихватывали и соседние «порозжие» земли, переманивали к себе бездомную голытьбу и скрывали ее от воеводских розысков на новых землях. Были случаи, когда землевладельцы наезжали на соседей со многими людьми и захватывали их земли или, как отмечали документы тех лет, «и деньги и запасы грабили без остатку, и бортные ухожьи и рыбные и звериные и всякие угодья отымали».

Иногда на неосвоенных помещиками участках беглые крестьяне селились самовольно, считая эти наделы «богоданной» землей. Но таких поселенцев хозяева обычно закрепляли за собой или прогоняли, и они уходили на новые, еще никем не занятые казенные земли.

Усиленная раздача земель привела к тому, что в XVI веке владетельным князьям Енгалычевым, Кугушевым, Ишеевым, Тенибяковым и Слепцовым принадлежали очень большие территории. Они простирались по рекам Мокше, Валу, Малой и Большой Еремше, Саватьме, Мердуше, Криуше.

В кадомской писцовой книге под 1625 годом о лесных угодьях князя Колубая Тенибякова говорится: «У князя Колубая лес большой хоромный и дрозяной и бортные ухожья и сколько меры тому лесу, того не записано». Владения Слепцова, видимо, были скромнее, о них сказано: «У того Слепцова лес хоромный за рекой Еремшею и тот лес по красную сосну и за оную на 20 верст».

О владениях князя Бориса Александровича Репнина такая запись: «...леса у кнзя Бориса Александровича большие и измерить их нельзя... и его урочища без меры».

Среди кадомских землевладельцев XVII века встречалось немало выходцев из Крыма. Иные из них селились не по своей воле — были «полонянники», но потом «за крепкое стояние» против бывших соотечественников получали земли и другие угодья. Некоторые приходили по доброй воле, желая быть подальше от крымских междоусобиц и распрей и тяготея к своим родичам, жизнь которых им была хорошо известна — их относительный достаток, доброе отношение к ним властей и местного населения. У части крымских поселенцев «за... многия и великия службы» стали появляться крепостные крестьяне и дворовые.

Постепенно бывшие крымские аги и мурзы принимали православие, забывали родной язык и становились преданными слугами русского царя. И только фамилии Крымские, Битеряковы, Байчиковы, Алышевы напоминали о происхождении их владельцев.

Прослойка татарского населения до XVII века в Кадомском крае и в самом городе была довольно значительной. Но когда стали при Иване Грозном ссылать сюда опальных граждан Великого Новгорода, Твери, Ярославля и Костромы, татары начали покидать город. Окончательно подорвал их экономические устои и способствовал переселению указ царя Алексея Михайловича в 1652 году, по которому у татар отбирались все земли близ Старого Кадома и отдавались Старокадомскому монастырю.

При этом идет процесс дробления крупных земельных вотчин на более мелкие путем раздела, продажи части их или отдачи в приданное за дочерьми. В связи с тем, что поместья давались только на период службы, а вотчины были наследственной собственностью, которой владельцы могли распоряжаться по своему усмотрению, многие служилые люди старались выкупить у казны свои поместья или часть их.

Так, сотник Афанасий Нестеров попросил царя продать ему большое поместье. Царь разрешил продажу, но запретил в дальнейшем продавать или передавать вотчину монастырю. Это запрещение вызвано тем, что монастырские земли не облагались пошлинами и, значит, не приносили выгоды казне.

Позднее, став стряпчим хлебного дворца, Афанасий Нестеров часть своего поместья 45 четвертей земли, дом поместный и 10 крестьянских дворов отдал в приданое дочери.

Некоторые богатые помещики покупали у соседей земельные участки для округления своих владений. В конце XVII века стольник Иван Кашаев скупил и выменял земли с деревнями и крестьянами вокруг села Новоселки Кадомского уезда. Продал ему подьячий Васильев 17 десятин за 15 рублей, а князь Одоевский за 500 рублей — целую вотчину: несколько сел и деревень. Получив от стольника солидную доплату, на его земли в Темниковском и Ряжском уездах поменяли свои разные по величине и качеству наделы близ Новоселок новокрещены Бигатов и Малобрагин, служилый человек Клешев, вахмистр Антонов и князь Семенеев. Благодаря этим сделкам, в начале XVIII века Иван Кашаев стал крупнейшим землевладельцев уезда, который превратился во владельческий.

Распостранение Православия

Христианская вера стала проникать в Кадомский край вместе с колонизацией его русским населением. Об этом свидетельствуют и археологические находки и летописи. Найденный археологической экспедицицей Мордовского НИИИЛЯЭ в 70-х годах на Кадомской горе металлический крест датирован XIII веком, да и письменные источники сообщают, что еще в I половине XIV века в крае крестился в православную веру владетельный татарский князь Беклемиш Ширинский со многими людьми. А в конце того же века здесь проживал крещеный мордовский князь Александр Укович, впоследствии продавший все свои владения Московскому великому князю Дмитрию Донскому.

В 1360 году в Мещере ходила грамота митрополита Всея Руси Алексия к «попам и дьяконам, к баскакам и сотникам и к боярам», в которой он сообщал: «Ныне послал есмь к вам владыку Василия Рязанского с грамотой своей, и вы поминайте его и пошлину церковную давайте по обычаю».

Но в XIV—XV веках христианская религия внедрялась среди иноверцев мещерской земли, как правило, ненасильственным путем и почти не коснулась служилого татарского сословия. На это указывал в своей грамоте турецкому султану Селиму царь Иван Грозный «В Кадомском уезде,— писал он,— многие приказные государевы люди мусульманского закона и в тех мещерских городах (т.е. Елатьме, Кадоме и Темникове) мусульманские веры люди по своему обычаю мизгити и кошени держат, и государь их ничем от их веры не нудит и мольбищ их не рушит, всякий иноземец по своей вере живет».

С наступлением Смутного времени миссионерская деятельность православного духовенства в Мещере несколько приостановилась и возобновилась с большей активностью при патриархе Никоне и Рязанском архиепископе Мисаиле.

В середине XVII века как опорные, базовые пункты распространения христианства начали создаваться в Кадомском крае монастыри или «пустыни».

Первым основан Старокадомский Троицкий мужской монастырь. Годом его основания считается 1652 год. Однако это неверно: известна «сказка» игумена монастыря, составленная двумя годами раньше. В ней, содержатся сведения, дающие основание предположит что и тогда уже монастырь не был новостройкой и его обитатели успешно занимались миссионерской деятель ностью: «В том Старокадомском Троицком монастые бобылей — новокрещенов в кельях 4 человека, а кормятся христовым имением».

В 1653 году близ Шацка появился Чернеев монастырь, основанный черным попом Матвеем. Этот монастырь пользовался покровительством донских казаков. Они считали его своим, «казачьим», и на склоне лет нередко шли в него замаливать грехи буйной молодости.

В 1659 году возникает Санаксарский монастырь около Темникова. Темниковский дворянин Лука Евсюков, владелец озера Санаксырь и прилегающие к нему территории, пожертвовал свои владения на устройство обители. По его просьбе в нее переселилась часть братии из Старокадомского монастыря.

В 1664 году пензенский монах Феодосии положил начало Саровского монастыря, выбрав для него безлюдное место, которое называлось «Старое городище». Находилось оно у слияния рек Саровки и Сатиса, в лесу, где некогда, по преданию, был городок Сараклыч.

Появление монастырей встречалось местным населением далеко не дружелюбно. Язычники — мордва и мусульмане-татары, не спешили менять свою веру и зачастую недоброжелательно относились к пришлому духовенству.

Основатель Чернеевского монастыря жаловался царю: «Оная мордва мне, Матвею, на монастырское устройство лесу не дает, ни повального бревна брать не пускает. А за то, что я, поп кстил у мордвы многия жены и дети аки бы душ с двенадцать, да и оная мордва на мою лебезу сдается и кстится хочет, и за то наше святое кщение мордва никщоная чинит всякую великую пакость и грозит церковь посквернити и в разор разорить и меня, попа Матвея, с братьями на степи выгнать. И крадет у меня скот и птицу, и бортник наш монастырский погаными вызжен».

В ответ на челобитную царь Алексей Михайлович пожаловал монастырю, новые земельные и лесные угодья, и наказал шацкому мордовскому приказчику Юрке Дурову «накрепко беречь пустынь».

Надо заметить, что владевшие большим количеством пахотной земли и лесных угодий, монастыри в Кадомском крае, тогда были бедными и жили весьма скромно: «А во всех тех монастырях окончины слудяные, одежды на престолах и жертвенниками крашеные и кумачныя. Самыя церкви деревянныя и шатровая. Сосуды в тех церквах деревянный и оловянныя, благословенные кресты деревянная — обложены медью. А под церквами хлебни и подвалы под всякий братский запас».

Особенно активную деятельность по обращению мордвы в православие развил в середине XVII века Рязанский и Тамбовский архиепископ Мисаил. С царского дозволения и благословения патриарха Никона, в сопровождении архимандрита Чернеевского монастыря Василия и думного дьяка Саввы Зверева, он зимой 1654 года отправился в Шацкую провинцию. Остановился в дворцовом селе Конобеево, которое принадлежало когда-то матери первого царя из дома Романовых Марфе Ивановне.

Отсюда Мисаил выезжал в окрестные мордовские деревни и обратил в православие 316 человек. Как-то жителям нескольких мордовских сел помощники Мисаила объявили, чтобы они явились на проповедь архиепископа и крещение в село Конобеево. Но язычники не послушались, и преосвященному пришлось ехать к ним самому. Многосотенная толпа встретила его в поле. Люди заявили, что послали челобитную государю и без его указаний креститься не будут, да и зачем им креститься, когда они не знают русского языка и в церкви, где служба идет на русском языке, ничего не понимают. Мисаил вернулся к Конобеево ни с чем. Однако не потерял надежду обратить язычников в свою веру и, будучи в Москве по случаю «соборного книжного исправления», попросил благословения у патриарха вновь отправиться на проповедь христианства в Шацк, Кадом и их уезды.

В феврале 1656 года Мисаил с архимандритом Василием и представителем царской власти, думным дворянином И. П. Матюшкиным, который привез с собой «увещеватальную грамоту» мордве, опять прибыл в Кадомский край. На сей раз он поселился в селе Березове, где задержался почти на месяц. Мордва неохотно шла на крещение, и он ждал новых указаний из Москвы от царя и патриарха.

Наконец пришла царская грамота, в которой предписывалось Мисаилу взять с собой государственных служилых людей из села Конобеево и продолжать насильственно крещение мордвы и татар. Архиепископ со свитой отправился в деревню Ямбирно. Опять его встретили в поле, но на этот раз полутысячная толпа была воооружена ружьями, луками, дубьем и рогатинами. Мисаил, оставив сопровождавших на дороге, по свидетельству очевидца, сына боярского Акиндина Бахолдина, «поехал наперед сам к мордве и хотел им великого государя указ прочесть». Но толпа не пожелала слушать, разогнала охрану архиепископа и набросилась на него...» в то время был снег глубок и от них, мордвы, было убежати не мочно..., а они все гонят на лыжах с ружьями и учали по архиепископу Мисаилу из луков стрелять...» В стычке Мисаил был тяжело ранен стрелой. Его привезли в село Агломазово, где он и скончался. Началось судебное дело. Зачинщиков арестовали и отправили в Переяславль Рязанский, Шацк и Кадом.

После этой трагедии, чтобы обратить иноверцев в православие, правительство решило прибегнуть к материальному стимулированию. В мае 1681 года был издан указ, в котором говорилось: «...Да и мордве сказать, чтоб они, поискав благочестивые христианские веры греческого закона, крестились все. А как они крестятся, и им во всяких податях дано будет льготы на шесть лет. А буде они креститься не похотят, и им сказать, что они отданы будут в поместья и в вотчины некрещеным мурзам и татарам...»

Устанавливались денежные и земельные пожалования за крещение. Новокрещенные освобождались от рекрутчины и налогов. Монастырям давалось право ходатайствовать о пожаловании земель — «дикого поля», а монахов могли судить только в Москве в приказе Казанского Дворца.

Некоторые татарские мурзы Кадомского, Елатомского и Темниковского уездов стали принимать крещение. В 1682 году крестился князь Петр Чурмантеев, за что получил «в поместье со всеми угодьи жребий деревни Чермных на речке на Мокше». За обращение в православную веру большие земельные угодья получили в Кадомском уезде мурза Акаев и Иван Илышев. Принял православие кадомский мурза Ельмурза Маматов, за что был пожалован особой милостью царей Ивана и Петра и царевны Софьи: было велено его «написать в стольники и писать его Князем, отослать в разряд и написать в службу».

Крестились князья Енгалычевы, братья Давыд, Ибрагим и Аймаз. Им были даны новые имена,—Яков, Семен и Андрей. Все они получили земельные наделы в Кадомском и Шацком уездах: Яков — 250 четей, Семен—200 и Андрей —300 четей,—и просили отдать им еще землю у деревни Чермные.

Но и меры материального поощрения не всегда давали желаемые результаты. Многие татарские мурзы и князья не хотели менять свою веру, а иногда и новокрещены под влиянием фанатиков-мусульман отказывались и от христианства и от царских милостей. Например, Имряшка Карачурин с женой Нелишкою и пасынком Баймаметкой, получили поместье в Кущапине и Шокше, пашни 81 чети в поле, а «в дву потомуж» и сенные покосы в 162 копны. Но в 1685 году новокрещен Карачурин и пасынок, «забыв страх божий, православную христианскую веру, скиня с себя крест, бежали и скрылись в неизвестном направлении». Узнав об этом, кадомский воевода послал подъячего приказной избы и затинщика описать все угодья Карачурина, которые потом были отданы князьям Енгалычеву и Кашаеву.

Помимо религиозных фанатиков, противодействующих принятию новой веры, еще и местное православное духовенство невольно, своим поведением, отталкивало мордву и татар от принятия новой веры.

Это понял еще архиепископ Мисаил и написал в уезды края увещевательную грамоту о безобразном поведении некоторых святослужителей, сообщил и в Москву, откуда уже царем была «дана уставная грамота о производстве суда и церковной расправы» над нечистивыми.

Нечистивые же, городские и сельские пастыри, не только злоупотребляли вином дома, но и свободно расхаживали по кабакам и заезжим дворам. Многие священнослужители, позабыв свои пастырские обязанности, занимались отхожими промыслами, а церкви подолгу стояли «без петья-четья». Возвращаясь после промыслов в свои церкви, служители вели себя «неблагочинно и пьяно, читали и пели не единогласно, а голоса в два и в три». Одевались духовные лица, как и население, в зипуны, некоторые священники вдовцы жили с «непотребными женщинами».

Неудивительно, что миряне не желали исповедываться у таких священников и в общем-то их игнорировали. Вот об этом писал архиепископ в грамоте: «Да ведомо нам учинилось, что в Шацком и Кадоме и в уездах православные, христиане со своими женами и детьми лет по 30, по 40 и по 50 и больше посты не постятся, у священников не появляются и не причащаются. И вам бы, священникам, в своих приходах учинить о том заказ крепкий. А которые будут православные христиане ослушаться и мы учнем писать о них государю, царю и великому князю Алексею Михайловичу всея Руси».

Архиепископу пришлось осуществить угрозу и написать царю об отступниках. Царская Уставная грамота пришла на имя протопопа Темниковского собора. В ней говорилось, как обязаны вести себя в повседневной жизни новоявленные христиане, что они не должны делать. Предписания эти настолько интересны, так отражают обычаи и нравы населения края в XVII веке, что стоит, привести их почти полностью: «...И скверного б платья у поганых татар и у мордвы православные христиане отнюдь не имели, и в церковь бы в нем не входили. И по корчмам и к некрещеным татарам и к мордве в домы не приходили, и к себе в домы их не призывали и с ними вместе не пили и не ели. А в первую неделю великого поста и страстную неделю хмельного питья пить и рыбы ясть и никому продавать отнюдь не велел. И на утрея недели всех святых в первый понедельник Петрова поста игрищ играть не велел. А против воскресных дней по всея субботы православным христианам от всякой работы и от торговли, перестать и ряды затворить за три часа до вечера, а в воскресный день рядов не отпирали и ничем не торговали, опричь съестных товаров и конского корму. А съестные товары и конский корм, овес и сено, продавали по всея дни и часы невозбранно. А работы никакия в воскресный день никому не работать, да и в господские праздники быти потому ж, как и в воскресные дни.

А в которые дни бывает с крестным ходом, и в те дни в рядах ничем не торговати и рядов не отпирати до тех мест, как с ходу со кресты придут в соборную церковь, а потом торговати. А скоморохов бы с домрами, и с гуслями, и с гудками, и с бубнами, и с медведи, и с волынками, и с сопельми, и со всякими бесовскими играми отнюдь не было. А дворяне б, и дети боярские, н стрельцы, и солдаты, и казаки, и всяких чинов люди, бороду у себя не брили, чтоб им за то богопротивное дело с римскими проклятыми еретика вовеки не осудитися. И ворожей бы мужиков и баб к больным людям и ко младенцам в домы к себе никто, всяких чинов люди, не призывали. И в первый день рождения месячного, и в гром первого дня в воле на реках и в озерах не купались, и с серебра б по домам нигде не умывались, и олова б и воску не лили, и зернью и карты, и шахматы, и ладыгами, и шаром, и мячом, и бабками, и городками, и шахардою, и свайкою, и сущем не играли и всякого скота не окуривали. И мужики по селам и деревням на гумнах, когда веют жито, ветру не насвистывали, и матерны б никакого скверною бранью православные христиане не бранились и от всяких иных козней удалялись, и детям и работникам своим, и на свадьбах бы песней бесовских не пели, и никаких кощун и срамных слов не говорили, и никакими б глумными играми не глумились, и купальния не пугали, и на полях некаких игр бесовских и глумов отнюдь нигде не было, и в ладони б не били, и не плясали, и на кулачках меж себя не бились и не боролись, и на качелях бы никаких никто мужска полу и женска, и малые робята не катались, и на досках бы не скакали, и на санях бы и на лыжах мужики и бабы и девки и робята никогда не катались, и личин бы на себя никто не накладывали, и семика бы не праздновали, и яиц по могилам не катали, и на лес бы березок завивать не ходили, и в домах у себя никто березок не завивали, и в тех березках венцов себе не плели, и в венцах к воде не ходили, и просвир благовещнских для хлебного засевания не держали, и опресноки б на святой воде не пекли, и скота б не кормили, и в поганые суды и в колодези не метали вместо молитвы иерейския.

А на утрея Рождества Христова к бабам не сходилися, и чародейства и блядни и кобылок бы бесовских ни у кого всяких чинов людей отнюдь не было. И на вечерни Рождества и Богоявлениева дня Господня православные христиане коледы и глумги и таусеня не кликали и игрищ не играли, и в рядах калачники в хлебе птиц и зверей и никаких иных затеев не делали, такое их безчинное дело Богу супротивно есть. И меж Рождества и Богоявлениева дня Господня игр никаких не играли, и в харях не ходили и безчиния никакого не творили. И попы б и дьяконы и церковные причетники отнюдь в кабак не ходили и пьяни не напивались, и в домах у себя пьянственных пиров не делали, всегда б они были в воздержании, и в твердости. И в субботу ввечеру против воскресных дней, и в праздники, и на светлой неделе, бань не топили и платья не мыли. И молозева б не пили, и телячий пузырь на избах не хоронили, и крестцов не пекли и скота не кормили. И в праздники б до обедни в харчевных со всяким харчем не сидели, и никому б не продавали, и по улицам не разносили. И никакого б безчинства и неистовства в православных христианах отнюдь не было. И с сей нашей грамоты, списав списки слово в слово, разослал бы тои в станы и в волости, и велел то списки по торжкам и по ярмаркам прочитать многожды, чтоб сей наш указ... ведом был всем людям... Списки велел прочитать в церквях Божьих по всея воскресные дни. А где объявятся домры, и сурны, и гусли, и гудки, и волынки с сопели, и цимбалы, и органы, и цимры, и реле, и ложки плясовыя с колокольцами, и бубны, и хари, и всякие бесовские игры, и ты б то все у всяких чинов людей велел выимать, и изломав, сжог, а тех людей, у кого вымешь, велел подавать на крепкие поруки с записьми, что им впредь того сатанинского дела не держатися. А которые попы, и дьяконы, и всяких чинов люди мужска пола и женска, нашего указа учнут ослушатися, и какое безчинье и нестовство и впредь учнут творить, и ты бы на попах и дьяконах и на церковниках за меньшую вину велел править пени по два рубли, за среднюю по четыре рублю, а за большую по шести рублей и те деньги присылал к нам, к Москве, в приказ Большого Дворца. Да их же бы за такое безчинство и ослушание велел смирять, сажать в чепь, а иных ссылал в ссылку под крепкия начала в монастыри. А всяких чинов людем, которые объявятся в таком же богомерзком деле впервые, чинил наказание, сажал на два дня в тюрьму или в чепь, а в те дни пити и ясти давать им не велел. А которые всяких чинов люди объявятся в такой же вине вдругорядь и в третие, и ты б по другом и по третьем обличением тех людей за их бесчинство велел бити батоги при многих людях, смотря по вине, чтоб смотря на то иные наказались, и от такого богомерзкого дела отстали.

А однолично б тебе сего нашего указу в оплошку себе не поставил, православных христиан от всяких бесчинств унял, а ослушников за их безчинство велел смирять без пощады, не боялся никого и не дружа никому ни которыми делы, чтоб православные христиане от всяких бесовских сатанинских дел, и всяких игр, и глумов и смехотворения, перестали и жили б но запо-ведех Божиих и во всяком смирении и благочестии...

А буде в которых городах воевода и приказные люди учинят тебе против сего нашего указа в чем поруху, или приставов давати не учнут, и ты б о том писал к нам, к Москве, и наш указ о том к тебе будет.

Писан на Москве лета 1760 октября в 20 день».

Вот такой была духовная жизнь края, такими были его нравы и обычаи. И религия пыталась вытравить из памяти и сознания людей, под видом борьбы с язычеством, остатки древней культуры народа. Мордва в это время не имела своей письменности. Накопленные знания и опыт передавались устно из поколения в поколение, как и у каждого народа, у мордвы были свои песни и сказания, предания и легенды. Пение и пляски сопровождались игрой на самодельных музыкальных инструментах, которые подробно перечислены в царской грамоте. В фольклоре выражались чаяния народа, его протест против социального и национального угнетения.

Несмотря на то, что церковь грозила новокрещенам Божьим судом за греховное поведение, а власти намеревались ослушников «смирять без пощады», искоренить народные обычаи было нелегко. Ведь они складывались веками, передавались как наследство из поколения в поколение.

Примерно через 50 лет темниковский протопоп докладывал архимандриту Павлу, что в поведении верующих и священослужнтелей улучшения никакого нет, по-прежнему попы в церковь приходят пьяные и его, протопопа, «бранят и ругают же всячески неподобно богомерзкою бранью и бьют... и в святые великие посты, покинув церковь Божию без пения, ездят... по татарам и по мордве, а на кабаке пьют и бражничают. Да он же, поп Данила с дядею своим попом Иваном, оставя церковь Божию беспрестанно руками своими всякими снастями рыбу ловят... И из иных городов приходят в Темников город и уезд скоморохи с медведи, с гудками, с домрами и... сатанинскою прелестью и играми многих людей прельщают многие люди... на безчинное их такое позорище и игры сходятся, и богомерзких их и скверных песней и всяческих бесовски игр слушают, и многих людей чародейством и волхованием прельщают же, и над больными людьми чинят всякое бесовское волхование. Да от такой же до их прелести бесовской в городе ж Темникове и в уезде чинятся бесовское сонмище, сходятся по ночам в домы многие люди мужеска и женского полу, и девки о Рождество Христове и до Богоявленияева дня всякими бесовскими играми играют, и бесчинное скакание и плескание и бесовские песни поют, и на святой неделе женки и девки на досках скачут и на качелях качаются и в навечере Рождества Христова и Васильева дня и Богоявления господин клички бесовские кличут Коледу и Таусень... И которые люди крестилися из басурманские и из мордовские веры в.., христианскую веру в деревнях татарских и мордовских в домах свои живут с некрещенными с женами и с детьми, с братьями и с сестрами... постов не соблюдают, с татары и с мордвой пьют и едят, и в церковь Божию не ходят и отцов духовных у себя не имеют. И темниковские де воеводы с подъячими заодно для своих взятков, церковников себе под градский суд емлют, в приказе и в тюрьме держат...»

Но языческие обычаи и древние традиции так укоренились, что изжить их было невозможно за столетия. Праздновать «святки», «таусень» и колядовать в здешних местах продолжают и по сей день. И христианская религия вынуждена была приспособиться к ним, кое-что из этих обычаев узаконив.

Наиболее действенные и решительные меры по распространению христианства среди помещиков и вотчинников Мещеры предпринял Петр I. 3 ноября 1714 года был принят Сенатом указ о крещении в Казанской и Азовской губерниях магометан, у которых в поместьях и вотчинах находятся крестьяне православной веры. В нем говорилось: «Басурманам крестьянами православной веры не владеть. Владеющие же должны креститься конечно в полгода, «За восприятие христианские веры Греческого закона» давались во владение «отписные» крестьяне и на них «владенныее записи».

С особой поспешностью местные татары, владеющие поместьями и вотчинами, стали переходить в православие после очередного указа 1718 года, по которому отказавшиеся от крещения, лишалась крепостных вотчин.

За отказ креститься была «отписана на юсударя» деревня Турмадеево, принадлежащая татарину Кикичеву Лишился деревни Никиткино с крестьянами и мурза Исмаил Маматов. Она была передана во владение новокрещену подпоручику князю Чурмантееву. Расстался со своим владением и не желавший крестить сына Токмаков.

Если, не устояв перед суровыми мерами Петра, многие помещики и вотчинники приняли христианство, то основное население края — мордва и татары,— в селах и деревнях не спешили отказываться от своей веры. Поэтому императрица Анна Ивановна в 1740 году установила значительные льготы для простолюдинов, пожелавших принять христианство. Они освобождались от рекрутчины, с них не взимались три года подушные и натуральные повинности. Арестантов, пожелавших принять крещение, повелевалось «отпущать из-под караула».

Этим же указом предписывалось крещеных, если они соседствуют в деревне с иноверцами, переселять в другие села, где живут православные. Дома рекомендовалось не переносить, а меняться ими с некрещеными. В деревнях, где живут крестившиеся, должны были строиться церкви, к этому делу привлекались и иноверцы. Мечети же строить запрещалось, а где они были самовольно построены, предлагалось сломать.

В качестве вознаграждения «за восприятие святого крещения» предусматривалось давать каждому по кресту медному весом пять золотников, по одной рубахе, по сермяжному кафтану с шапкой, рукавицы, из обуви—чирики с чулками. Тем же, кто был позиатнее, давались кресты серебряные по 4 золотника, кафтан из крашеного сукна ценою по 50 копеек аршин, а вместо чириков сапоги за 45 копеек, женщинам жаловали во-лосники, очельники, холщевые рубахи. Кроме того предусматривалось и денежное вознаграждение. Тем, кто принимал крещение всей семьей, в дом давалась икона.

Но несмотря на поощрения и материальные вознаграждения, распространение православния в крае шло медленно, а среди крестьян-татар почти приостановливалось. Так, в 1765 году в 21 деревне Кадомского уезда было 800 татар, из них крестились только 63 человека. В 61 деревне Темниковского уезда из 3737 татар крестились 69. В Касимовском уезде из 2428 татар крестились всего 12.

Одной из причин такого положения была месть не принявших крещение тем, кто прельстился материальными выгодами и льготами, отрекся от своей веры.

В 1756 году Правительствующий Сенат прислал специально в Кадомскин уезд чиновника Зиновьева, которому было поручено защитить крещеных от иноверцев и чиновников, не желающих признавать право новокрещенов на льготы.

Чиновнику было поручено проверить жалобу жителя деревни Азеево Юсея Булеева, что односельчане не позволяют ему креститься, угрожают смертью.

Еще при Петре I, 30 апреля 1722 года, Сенат издал указ, в котором строго требовал от всех православных христиан регулярного посещения церкви и говения. С нарушителей указа брали штрафы, упорствующих же высылали: мужчин — на галеры, а женщин — на казенный прядильный двор. Но эти строгости со временем стали послабляться и забываться. Поэтому в 1782 году шацкий протопоп Григорий Никитин просил шацкого городничего прислать к нему трех солдат «для собрания иноверцев к слушанию слова Божия и для охранения его от обид».

Не способствовали утверждению авторитета христианской религии в народе жизнь и быт священнослужителей, а также состояние храмов и порядки в них. В то время многие церкви не имели оград, и у церковных стен бродил скот. Тут же, у самой паперти, стояли кабаки и лавки со всякой снедью. А именитые прихожане не церемонились, входили в алтарь и распоряжались там, как дома, не позволяя церковнослужителям и слово против них молвить. Во время службы они могли громко разговаривать, смеяться, даже буйствовать

Да и сами причты были крайне бедны. Священники ходили в лаптях, полушубках и посконных рубахах и только единицы имели для праздничных дней нанковые ряски. Жили они в курных избах, ничем не отличаясь от крестьян. Из-за бедности многие церкви не были укомплектованы штатом служителей. Tax, в кадомском соборе в 1786 году был только один протоиерей Андрей Гаврилов, дьякона, пономаря и дьячка не было. Так что протоиерей и на клиросе пел и даже на колокола не звонил. К тому же малограмотное и невоспитанное приходское духовенство, по словам И. Дубасова, иногда «учиняло драки, площадное ругательство и вело себя зазорно и гнусно».

Священников часто подвергали телесным наказаниям, во время крестных ходов травили собаками, а их сыновей помещики брали в кабалу, дочерей насильно выдавали замуж за своих дворовых.

О недоброжелательном отношении населения края к местным монастырям в XVII веке уже говорилось выше, не изменилось оно и в XVIII веке, о чем свидетельствуют многочисленные стычки монахов с крестьянами окрестных сел, в основном из-за угодий.

В 1718 году, возглавляемые бутником Сарминского майдана Осипом Мурзиным, они разгромили Саровскую пустынь. Пользуясь тем, что зимой богомольцев бывает мало, крестьяне разогнали монахов, некоторых из них избили. «Уходя по домам, захватили с собой все ризы, стихари, коробья с мантиями, рясами и холстами, иконы, книги и кадила. Они же свезли монастырский хлеб, угнали скотину и разграбили их казну». И это было не единственное выступление против монастыря. В 1768 году Шацкая провинциальная канцелярия посылала в деревню Новое Аломасово Кадомского уезда капрала с командой взять подписку с ясашных крестьян, чтобы они впредь «на спорных рыбных ловлях с монашествующими Саровской пустыни и служителями их ссор и драк не производили».

Крестьяне на мирском сходе отказались дать подписку и капрал взял в качестве заложников несколько крестьян и поместил их у себя на квартире. Жители деревни выломали ворота на усадьбе, отбили задержанных крестьян.

После этого случая крестьяне соседних уездов, не имея в достатке земельных и лесных угодий, нередко промышляли во владениях монастыря. Видимо, это неповиновение осталось безнаказанным, в 1772 году иеромонах Саровской пустыни Ефрем жаловался в Темниковскую уездную канцелярию, что зимой и летом крестьяне Шацкого, Кадомского и Темниковского уездов выезжают в их лесные дачи рубить лес, снимать лубье, мочало и бересту и при этом грозят разбросать по бревну Саровскую пустынь, и просил принять меры по защите монастырских владении.

Уездные власти стали брать подписки у старост и жителей деревень, которые подозревались в краже монастырских лесов. Например, сотник деревни Пароватово Федор Киреев представил в Кадомский уездный суд подписку новокрещен этой деревни, где говорилось, что они в лесные дачи Саровской пустыни для рубки леса «съезда не имели ныне и впредь выезжать не будут».

Из приведенных данных видно, что монастыри, представляющие наряду с поместно-вотчинным землевладением главную колонизационную силу в XVII—XVIII веках невольно замедляли переход местного населения в новую веру — православное христианство.

Все это вместе взятое, а также не всегда благопристойное и высоконравственное поведение священнослужителей, своекорыстное отношение к своей и крестьянской собственности монашествующего духовенства и привели к тому, что введение христианства в крае растянулось почти на 200 лет, вплоть до конца XVIII века.

Монастыри

Старокадомский монастырь просуществовал до 1764 года и был упразднен. Самым богатым к этому времени сделался Саровский монастырь, за которым в 1730 году императрица Анна утвердила навсегда несколько тысяч десятин леса и лугов. Интересно, что четвертью века раньше князь Кугушев пожертвовал обосновавшимся на месте бывшего Сараклыча монахам всего 30 десятин земли. К этому времени монахи построили только келью и часовню.

В начале Саровская пустынь считалась отделением Арзамасского Введенского монастыря, а с 1709 года стала самостоятельной.

В 1706 году на Саровской горе заложили храм. В горе существовали естественные пещеры, которые усилиями монастырской братии постепенно углублялись и разветвлялись в разных направлениях. В самой крупной пещере находилась церковь, освященная в 1711 году в честь Киево-Печерских чудотворцев.

В 1712 году лесной пожар уничтожил почти все строения, уцелела лишь церковь у источника. В 1712 и 1731 годах монастырь грабили разбойники.

Но, несмотря на невзгоды, Саровская пустынь быстро восстанавливалась, богатела и расширяла свои владения. Только за 17 лет со времени самостоятельного существования управляющий совершил 63 «купчих» у 96 владельцев приобрел земельные участки и значительно расширил владения монастыря. Так что в 30-е годы XVIII века Саровский монастырь имел более чем 20 тысяч десятин леса, лугов и пашни.

Но не богатство стало причиной его Всероссийской известности, а деяния, личность обитавшего в монастыре чудотворца, старца Серафима.

Преподобный Серафим Саровский — один из наиболее почитаемых в России святых. Родился он в 1758 году в Курске и при крещении получил имя Прохор. Отец его, Исидор Иванович Машнин, был купцом, подрядчиком на строительстве кирпичных зданий и в то время возводил Сергиево-Казанский собор. Мать — «Агафья, Фатеева дочь, старинного курского посадского Фатея. Завозгряева дочь», как написала она о себе в Ревизской сказке.

В два года мальчик лишился отца и воспитывало его старшая сестра н мать, женщина благочестивая и незаурядная: после смерти мужа она не отказалась от подряда и 18 лет руководила строительством.

Прохор рос вместе с собором «среди разговоров, переживаний, хлопот, связанных со стройкой, воспринимавшейся при тогдашнем отношении к храму Божию, как великое священное деяние Машинных. Оно требовало от всех членов семьи духовной собранности, молитвенности особой высоты христианской жизни». Семилетним он упал с почти возведенной колокольни, но остался невредим, и это событие упрочило его связь с собором. Так что собор сыграл едва ли не определяющую роль в выборе жизненною пути Прохора. Еще в отрочестве он решил посвятить себя Богу и убедлл своих товарищей последовать его примеру. Постры он собрался принять в Саровской обители, и киевский старец Досифей благословил его на это. Прохор с товарищами совершил паломничество в Киево-Печерскую лавру.

Выбор обители не был случайным: она пользовалась у курян доброй славой. Несколько ее монахов жили прежде в Курске, имели там родственников. Происходил из Курска и настоятель ее иеромонах Пахомий и в детстве знал родителей Прохора.

Прохор прибыл в Саров в 1778 году после завершения строительства Сергиево-Казанского храма. Настоятель определил его послушником к старцу Иосифу. Только через восемь лет Прохор был пострижен в монашество и получил имя Серафим, что значит «пламенный». Оно чрезвычайно подходило его духовному облику. В первые же годы монашества у него обнаружили необыкновенные способности исцелять людей и предсказывать судьбы и события. Например, еще будучи послушником, он предсказал старшему брату Алексею: «Знай, когда я умру, и твоя кончина вскоре последует» — и это горестное пророчество сбылось.

Исцеленных же преподобным Серафимом было множество. С 1794 года он жил пустынником, в пяти верстах от Саровской обители и даже за хлебом не ходил в нее годами — питался овощами со своего маленького огорода, а то и просто травами. Одно время пищей старца была лишь сныть.

Во всех жизнеописаниях преподобного Серафима Саровского упоминается его тысячедневное моление на камне.

Пошатнувшееся здоровье заставило старца вернуться в обитель, но и там он продолжал затворническую жизнь. Он принял обет молчания и соблюдал его 10 лет. Затворничество окончилось в 1825 году, преподобный Серафим стал выходить из кельи, посещать целебный родник, в двух верстатх от обители, и свою пустынку. Когда не стало сил ходить в дальнюю келью, ему поставили у родника новую, без окон. В ней он проводил все дни и только на ночь возвращался в обитель.

В эти годы к нему стекались со всей России тысячи людей и ждали они не только телесного исцеления. В то время даже самые знатные люди шли к старцам с тем, чтобы повергаясь перед ними, исповедовать им свои сомнения, свои грехи, свои страдания и испросить совета и наставления.

До конца своих дней старец опекал Дивеевскую девичью общину, которая находилась недалеко от Саровского монастыря. Он основал особую трудовую «мельничную» общину для девушек-сирот. Она позже слилась с женским монастырем, в котором перед революцией насчитывалось около 1000 монахинь. Дивеевская община и сохранила подробности жизни и подвигов старца. Умер отец Серафим в 1833 году, стоя на коленях в молитве. Похоронен в Успенском соборе монастыря, на месте, выбранном им самим. После его смерти поломничество в Саров продолжалось, так как слух о чудесных исцелениях, посетивших места обитания и могилу отца Серафима, распространился далеко за пределы России. Для проверки фактов была создана специальная комиссия, которая в 1894 году дала положительное заключение.

В 1903 году Серафим Саровский был причислен к лику святых. Открытие его мощей состоялось в присутствии императорской четы и нескольких сот тысяч богомольцев.

Перед этим событием спешно благоустраивалась дорога от Сасова до Сарова, которая проходила через Кадом,— возводились мосты, засыпались гати. Работы велись даже ночью.

После Октябрьской революции Саровский монастырь был закрыт, его ценности разграбили, мощи святого Серафима Саровского на долгое время затерялись. Они были обнаружены лишь в 1990 году при описи Музея религии и атеизма, расположенного в Казанском соборе в Ленинграде. Специальная комиссия патриарха подтвердила их подлинность, и в августе 1991 года, в день памяти святого, они с крестным ходом были доставлены в Дивеево, в некогда опекаемый преподобным Серафимом женский монастырь.

Всероссийскую известность получил и Кадомский женский Милостиво Богородицкий монастырь. Играл он заметную роль в хозяйственной и общественной жизни края, а вел свое начало с 1793 года, когда Елена Рожнова, девица из купеческого сословия, и несколько ее подруг, кадомских мещанок, договорились жить вместе, соблюдая монастырский Устав. Они обратились к игуменье Рязанского женского Богоявленского монастыря Евгении, чтобы она отпустила к ним для обучения монастырскому Уставу дочь пономаря из села Акаево, послушницу Екатерину Ворфоломееву (Горскую).

Кадомское городское общество разрешило новой общине устроить кельи при Дмитриевской соборной церкви на «порожнем месте, на котором прежде был господский дом». Кельи возвели быстро в виде придела к Дмитриевской церкви. И Рожнова собрала в обитель десять девиц.

С 1797 года жительницы обители, постепенно покупая соседние усадьбы вместе с находившимися на них строениями, стали расширять свою территорию и строить новые кельи. В том же году они попросили Рязанского владыку преосвященного Симона позволить им устроить при Кадомской соборной Дмитриевской церкви женскую обитель, которая бы именовалась богодельней. Городская ратуша не возражала против этого. Указом Рязанской духовной консистории от 3 июня 1797 года разрешение на строительство было дано.

Рожнова и Ворфоломеева развили такую бурную строительную деятельность, что вызвали неудовольствие духовенства Дмитриевской церкви. В 1805 году кадомский протоиерей Феоктист Петров жаловался преосвященному Феофилу, епископу Тамбовскому, что Ворфоломеева, якобы самовольно набрала девиц (их к этому времени стало уже около 50) и настроила близ церкви «келия высокия», и просил епархиальное начальство запретить строительство.

Но оно признало строительство богодельни законным и сделало Петрову выговор. С этих пор богодельня стала обустраиваться прочно и на законных основаниях.

В 1820 году проживающая рядом с богодельней поручица Федосья Михайловна Богданова отказала по духовному завещанию богодельне свой дом с усадьбой и надворными постройками. Эту усадьбу устроительницы решили использовать для возведения храма, поскольку считали, что лучше и удобней этой усадьбы для храма во всей обители нет. В 1824 году кадомский мещанин Иван Гусев подарил обители огородный участок, на котором ее обитательницы стали выращивать для себя овощи.

После смерти Е. Варфоломеевой настоятельницей была избрана дочь кадомского мещанина Акилина Алексеевна Волкова. Она приобрела для общины еще несколько усадеб и выстроила 9 корпусов для жилья.

При ней в 1849 году Кадомская богодельня определением святейшего Синода была переименована в Кадомскую женскую общину, в которой насчитывалось 125 сестер. С этого времени они стали хлопотать о переименовании общины в монастырь.

В 1868 году в обители было открыто женское училище с сировоспитательным заведением для девочек-сирот духовного звания. В этом же году женская община была преобразована в общежительный женский монастырь, официальное открытие которого состоялось 17 августа. Настоятельница бывшей общины М. П. Машкова постриглась в монахини, получив новое имя, Магдалина, и стала первой игуменьей монастыря.

Вскоре после основания монастыря шацкий купец Соловьев специально купил и подарил ему земельную дачу в 146 десятин. Во владении у сестер стало 570 десятин. Земли были в основном неплодородные, своего хлеба монастырю не хватало. Выручали благотворители и доходы от рукоделия. Монахини и послушницы шили церковные и светские одежды, вышивали по канве, плели и ткали пояса, отделывали образа фольгой, пекли хлеба и просфору и конечно же, выполняли работы на своих полях и огородах и на скотном дворе. В пригородной Белой слободе монастырю принадлежал дом с надворными постройками и огород в 3 десятины. Имел монастырь еще хутор в деревне Никиткино, где было три флигеля, амбар, погреб, большой сад, баня, скотный двор, молотильный сарай, овин и рига. В деревне Кулаевы Починки находился монастырский пчельник. Территория же самого монастыря в конце XIX века занимала примерно 4 десятины, весь городской квартал, который был обнесен каменной оградой. Здания внутри квартала располагались по периметру и образовывали почти правильный квадрат. В центре его находился старый храм с тремя престолами: Милостивой иконы Божьей Матери, Преображения Господня и Преподобного Сергия Радонежского. Над западной частью храма высилась колокольня. Еще один храм был воздвигнут в 1865 году. Третий, принадлежащий монастырю храм, находился в 12 верстах от Кадома в Никиткине.

Храмы имели высокохудожественную утварь и старинные иконы, две из которых были византийского письма — икона Божьей Матери «Цвет неувядаемый» и икона Божьей Матери именуемая «Милостивой» («Киксою»), Иконы «Достойно есть» и «Святой Пантелеймон» создавались на Афоне специально для монастыря.

После революции 1917 года эти ценности были расхищены и, если не пропали бесследно, то находятся незаконно в частных коллекциях.

Монастырь имел библиотеку и архив. Перед первой мировой войной он владел 622 десятинами земли. Правда, насельниц тогда уже было 365.

Кроме монастырей, были в крае еще небольшие официально не признанные поселения монахов-отшельников. Отшельники издавна селились в глухих Кадомских лесах. Местное население считало их изгнанниками, и не без основания — кого-то за проступки изгнали из Старокадомского монастыря, кто-то скрывался в лесной глуши от властей или хозяев, кого-то не удовлетворяла мирская жизнь и монастырская пришлась не по нраву. Как бы то ни было, но в 8 верстах от Кадома, у целебного источника, появились кельи отшельников и небольшая часовня в честь Иоанна Предтечи. Интересно, что в ней было 12 икон, написанных на один сюжет — усекновение главы Иоанна Предтечи.

Это место обитания отшельников стало называться «Паника» — «панимс» — в переводе с эрзянского языка означает «изгнать», «прогнать». Название сохранилось и после того, как местность оставили отшельники, но уже не за ним, а лишь за целебным источником. Со временем он приобретал все большую известность, к нему стекались богомольцы с разных мест России.

Учитывая большой наплыв жаждущих исцеления, в 1862 году на месте часовни, благодаря заботам городского главы И. Н. Шемякина, была выстроена красивая одноглавая церковь со звонницей, в которой духовенство Кадома каждое воскресенье служило литургию.

Сам же источник находился в 200 метрах на северо-восток от церкви под большим дубом, называемым «деревом мучеников». Недалеко от храма размещались два флигеля, в которых жили надзирающие за церковью и источником и останавливались именитые богомольцы. Для всех же прочих страников, приходивших сюда в летнее время, были построены крытые навесы с широкими нарами.

Тысячи людей собирались 24 июня и 29 августа, в дни поминовения Иоанна Предтечи, для поклонения святыне и в надежде получить исцеление.

«Здесь бывает ряд ярмарок два раза в год 24 июня и 29 августа. Оне начинаются накануне означенных дней, а оканчиваются на самые праздники вечером»,— писал Н.Рейтаров.

Целебную воду источника пили не только на месте, но и брали с собой. Была устроена и маленькая купальня, в которой проходил обряд омовения.

В середине XIX века притягательность источника несколько снизилась: жаждущие телесного н духовного исцеления все чаще устремлялись в Саровский монастырь с его знаменитыми пещерами и могилой чудотворца Серафима.

Серафимо-Дивеевский женский монастырь основан схимницей Александрой, в миру Агафьей Семеновной Мельгуновой. Она была богатой помещицей Ярославской, Владимирской и Рязанской губерний, имела большие поместья, 700 душ крестьян и немалый капитал. Рано лишившись мужа, приняла монашество под именем Александры. Скрыв свое пострижение, вскоре отправилась в странствие на север России. В 1760 году на пути из Мурома в Саров, не дойдя 12 километров до цели, остановилась в селе Дивееве. Здесь ей во сне явилась Богородица и Мельгунова узнала от нее, что это место — четвертый удел Богородицы на земле.

Распродав свои имения и отпустив крестьян на волю, мать Александра в 1767 году на месте явления ей Царицы Небесной начала строить каменный храм во имя Казанской Божьей Матери и приступила к созданию общины, которая должна была вспоследствии разрастись в монастырь. В Сарове она помогла деньгами достроить Собор Успения Божьей Матери.

В Дивееве мать Александра возвела три кельи с надворными постройками. Оставшиеся средства, 40 тысяч рублей, Мельгунова завещала Саровскому монастырю для оказания помощи сестрам ее женской общины.

Незаурядной личностью была и Ксения Михайловна Милованова, по мужу Кочаулова, которая правила общиной 43 года. Это при ней общину стал опекать отец Серафим Саровский. По его совету была построена мельница в два постава, «чтобы кормила сестер». Им была основана и новая общинка, куда принимались только девушки. Лес для построек был куплен на личные сбережения отца Серафима. Он также пожертвовал 300 рублей на покупку земли у темниковского помещика Е. И. Жданова для строительства собора.

До самой своей смерти отец Серафим помогал сестрам общины продовольствием и деньгами. После его кончины большинство принадлежащих ему вещей было передано на хранение Дивеевской женской общине.

В это время Дивеевская обитель состояла из двух общин, расположенных на расстоянии 300 метров друг oт друга. Указом Правительствующего Синода обе женские общины были объединены в одну — Серафимо-Дивеевскую с подчинением «Мельничной» общинки начальнице Казанской общины.

Саровский монастырь и Серафимо-Дивеевская община, несмотря на то, что северная часть Кадомского уезда была передана в 1779 году вновь созданной Нижегородской губернии, вплоть до середины XIX века оставались в подчинении Тамбовской епархии. В 1861 году община была преобразована в общежительный монастырь. К этому времени в ней было уже около 500 сестер.

В 1875 году закончилось строительство собора, которое началось в 1848 году на участке, выкупленном отцом Серафимом. Но и после освящения собора роспись его продолжалась много лет. Причем подобная живопись не встречалась нигде в других обителях России.

До этого время в Дивеевской общине было несколько сестер, одаренных талантом живописцев, среди которых особо выделялась мать Серафима. Вот как оценивали ее мастерство специалисты того времени: «Ея кисть чрезвычайно нежна, дает настоящий свет и выражение ликам святых праведников и может быть всегда отличена от встречаемых других живописных икон. Вообще художество Дивеевского монастыря поражает своими достоинствами, вкусом, обдуманностью я выдержанностью».

В начале XX века в монастыре было уже свыше 900 сестер. Из-за скудности земель своего хлеба им хватало только на два месяца, так что для пропитания им приходилось покупать его до 15 тысяч пудов ежегодно.

Территория монастыря и его построек была так велика, что, глядя на них, Киевский митрополит Иоанникий говорил: «Это область, а не монастырь».

Паника

Кроме монастырей были в округе Кадома еще небольшие поселенья монахов-отшельников. Отшельники давно селились в глухих кадомских лесах. Местное население считало их изгнанниками: кого-то за проступки изгнали из Старокадомского монастыря, другие скрывались в лесной глуши от властей, кого-то не удовлетворяла мирская жизнь и монастырская пришлась не по нраву. Как бы то ни было, но в восьми верстах от Кадома, у целебного источника появились кельи отшельников и часовня в честь Иоанна Предтечи. В ней было 12 икон, написанных на сюжет усекновения головы Иоанна Предтечи.

Это место обитания отшельников стало называться «Паника» — панимс — в переводе с эрзянского языка означает «изгнать», «прогнать». Название сохранилось и после того, как местность оставили отшельники, но уже не за ним, а лишь за целебным источником. Со временем он приобретал все большую известность, к нему стекались богомольцы с разных мест России.

Учитывая большой наплыв жаждущих исцеления, в 1862 году на месте часовни, благодаря заботам городского главы И.Н. Шемякина, была выстроена красивая одноглавая церковь со звонницей, в которой духовенство Кадома каждое воскресенье служило литургию.

Сам же источник находился в 200 метрах на северо-западе от церкви под большим дубом, называемым «деревом мучеников». Недалеко от храма размещались два флигеля, в которых жили надзирающие за церковью и источником и останавливались именитые богомольцы. Для всех же прочих странников, приходивших сюда в летнее время, были построены крытые навесы с широкими нарами.

Тысячи людей собирались 24 июля и 29 августа, в дни поминовения Иоанна Предтечи, для поклонения святыне и в надежде получить исцеление.

«Здесь бывает ряд ярмарок два раза в год 24 июня и 29 августа. Они начинаются накануне означенных дней, а оканчиваются на самые праздники вечером», — писал Н. Рейтаров.

Целебную воду источника пили не только на месте, но и брали с собой. Была устроена и маленькая купальня, в которой проходил обряд омовения.

В середине XIX века притягательность источника несколько снизилась: жаждущие телесного и духовного исцеления все чаще устремлялись в Саровский монастырь с его знаменитыми пещерами и могилой чудотворца Серафима.

Источник «Паника» и сегодня удивляет своей целебной, уникальной водой.

Но нерадением местных властей замечательная местность, прилегающая к источнику, обезображена. Вырублен окружающий его хвойный лес, разрушены имеющиеся подъездные дороги, совершенно разрушена имеющаяся еще в недавнее время часовня.

Кадомский край в эпоху Петра I

С самого начала своего правления Петр постоянно уделял внимание Кадомскому краю: посещал его, переписывался с воеводами и комендантами Шацка и Кадома, посылал туда своих полномочных представителей, рассматривал поступающие к нему челобитные, даже лично беседовал с жалобщиками и всегда принимал строгие меры к виновным.

Население края, проживающее в бутах, майданах, починках, в конце XVII века усиленно занималось, по указам Приказа Казанского Дворца гонкой дегтя, изготовлением смолы и поташа. Из-за этого выжигались сотни и тысячи деревьев хорошего корабельного леса. О таком хищническом уничтожении лесов узнал Петр и Прислал в первые же годы своего царствования в Кадомский край своего стольника Власова с наказом: «дабы леса по Мокше, Ваду и Парце и иным впадающим в них рекам были во всяком бережении». А в 1703 году он издал специальный указ, которым строжайше запретил вырубать леса по берегам рек и предупредил, что «за многую заповедных лесов посечу будет смертная казнь». Реагировал Петр и на всякого рода злоупотребления администрации на местах. Кадомская новокрещенская мордва и мелкие помещики, доведенные до отчаяния самоуправством уездных чиновников, обратились к царю с жалобой на кадомских подъячих, в которой сообщали, что в Кадомской приказной избе раньше было подъячих только 4 человека, а стало вдвое больше, и они помещикам и «крестьянам их, новокрешенам, чинят многие обиды и налоги, и напрасные взятки, и разорения».

Особенно отличался злоупотреблениями подъячий приказной избы Степанов, которого челобитчики называли «разоритель». До 1703 года он был площадным подъячим и нес пушкарскую службу. И даже в эта время, в такой небольшой должности, при попустительстве воеводы он «разорял, ушничал и ябедничал». После же смерти подьячего Елистрата Шукурова Степанов был назначен вместо него и стал еще больше «чинить обиды». «Ездит по уезду по новокрешенским селам и деревням для своих прихотей и берет нагло хлебом и деньгами и всякими поборы».

Обращали внимание царя челобитчики также на то, что «из Кадомского уезду от скудости многие сами сошли жить и крестьян своих перевели в Низовые разрядные города на новые свои дачи. А они, новокрещены, от подьяческих обид разбрелись врозь и многие их деревни запустели, и от того Кадомский уезд учинился малолюден».

Петр приказал темниковскому воеводе, стольнику Ахматову, чтобы он выехал в Кадом, «...и про кадомских подъячих, про всякое их разоренье и взятки разыскал подлино, не наровя никому и не посегая ни на кого» и если указанные в жалобе факты подтвердятся, чтобы взыскал отнятое и вернул челобитчикам. Лишних же подъячих царь велел «отставить», и сослать в новопостроенный селитренный городок, близ Астрахани.

Личная служба, денежные и натуральные повинности были обязательны для всех русских поданных. В 1700 году по Шацкой провинции собрали на государеву службу много детей солдат и обывателей и определили драгунами, матросами, копейщиками и рейтарами. На уклоняющихся от службы «беглых» устраивали облавы.

Особенно заботился Петр о поставке рабочей силы и служилых людей на строительство Петербурга и южных крепостей Азова и Таганрога. Высланные туда вместе с семьями крестьяне массами умирали или, не вынеся изнурительного труда, бежали. Поэтому требовались все новые пополнения. В Кадомском крае в 1708 году был объявлен особый набор: с десяти дворов брали по человеку. Причем на «государеву службу», как в то время именовались и принудительные работы, определяли не только мужчин, но и женщин. Так, указом Петра I в 1708 году предписывалось в качестве наказания за проступки выслать из Шацкой провинции «виноватых баб и девок» на работу в полотняные и прядильные заводы.

Известно, что Петр большое значение придавал подготовке дворян к военной и государственной службе. В январе 1714 года он приказал собрать дворянских недорослей, от 10 лет и старше, на смотр к губернатору, чтобы определить их пригодность к службе, и годных выслать в военную канцелярию. Но кадомский комендант Григорий Кошкаров проявил недисциплинированность: до ноября «ни о чем не пописывал и оных недорослей никого не высылал». Поэтому повторным указом ему предписывалось «тотчас донести и прислать таких ослушников список, а за такое их ослушание поместья и вотчины отписывать на великого государя». Этот указ обязывал всех дворян от 10 до 30 лет явиться на смотр и регистрацию уже в Петербург, в Сенат. К тому же они предупреждались: «кто до марта месяца не явится и кто на такого известит, оному все его пожитки и деревни отданы будут, какого бы оной низкого чина ни был, или хотя слуга оного, без всякого препятствия».

Кроме дворянских недорослей, комендант должен был послать в Петербург кузнецов, ямщиков и посадских людей «самых добрых», а также собрать 500 плотников и отправить их с инструментом и запасом в Тамбов.

Надо заметить, что Петр I очень активно переписывался с Кошкаровым. В своих письмах — указах он доходил до, казалось бы, самых незначительных вопросов. Так, царь сообщал, что в Кадом должны прибыть плотники и пильщики из Казани, чтобы заготовить лес и доски для кораблей, и предписывал коменданту оказывать им всяческую помощь и содействие: «выделить постоялые дворы, отставных дворян, солдат, подводы и объявить жителям Кадома, чтобы нанимались к ним работать по вольной цене». В другом указе требует, чтобы Кошкаров собрал по 2 деньги со двора и выслал с сотскими и пятидесятниками в Касимов. Деньги предназначались кузнецам, которые отправлялись в Петербург с семьями на вечное поселение. При этом царь уточнил, что нужно отобрать «самых лучших мастеров, чтобы они к кузнечному делу были самые добрые мастера. А ежели выбранные кузнецы будут в делах своих плохи,— предупреждал он,— выбравшие их за несмотрение будут лишены всех своих движимых имений и чести с жестоким истязанием».

Не остался кадомский комендант в стороне,и когда Петр перевооружал армию и флот: поставлял по его требованию не раз подводы для перевозки пушек из Липецка, где они отливались в Москву и Переяславль Рязанский, откуда они водным путем отправлялись в Тверь.

А в одном из очередных указов «печальник земли русской», как называли современники Петра I, напоминает Кошкарову, чтобы кадомские купцы «отпустили в С-Петербург на продажу за море без умедления нынешним зимним путем» пеньку и юфть, которыми торговали с иноземцами и за которые взяли задаток. Но, видимо, купцы не отличались добросовестностью в торговле даже с иностранцами: поставили им недоброкачественный товар. Царь получил жалобу от заморских покупателей на мошенничество кадомских купцов и наказал сбывших гнилую пеньку, «ссылкою на каторгу вечно», а непойманным пригрозил: «ежели кто сыщется в таком воровстве после, и таковых казнить смертью».

Бывая в других странах, Петр замечал различные новшества и дающие экономический эффект старался внедрить в России. Так, из Риги в мае 1721 года он писал шацкому воеводе Федору Ляпунову: «...Понеже в здешних краях, как в Курляндии, так и в Пруссии у мужиков обыкновение такое, что хлеб снимают вместо серпов косами с граблями, что перед нашими серпами гораздо спорее и выгоднее, так что средний работник за десять человек сработает, из чего видеть возможно, какое великое подспорье будет в работе, для чего хлеба умножать будут». Петр I предлагал без промедления внедрить это новшество в Шацкой провинции. Да непросто предлагал, а принял для этого все необходимые меры: «Того для сыскали мы таких мужиков, чтоб обучили наших, из которых посылаем к вам, в Шатскую провинцию 10 человек с такими косами и прочими их инструментами, и когда они у вас явятся, тогда определите их в Шатском, в Касимовском уездах и в прочих хлебородных местах, присутствующих вашей провинции, чтобы в оных местах наших мужиков обучили хлеб снимать такими косами с граблями: и понеже, хотя что добро и надобно, а новое, то наши люди без принуждения не делают, того ради распоряди сам и пошли верных людей, чтоб конечно сегодняшним летом выучить. (...) Сколько выучишь и сколько кос и грабель сделано у мужиков буде и сколько сим образом скосят, где и чьи мужики, о том отрапортуй сентября в последних или октября в первых числах, ибо взыщется на вас...»

В конце мая 1722 года царь посетил Елатьму, где пробыл около суток. Но за это время успел принять несколько челобитчиков, в том числе крестьянина Антона Иванова из села Богданова, который жаловался, что с его двора сразу взяли в рекруты и сына и племянника, от чего хозяйство пришло «во всеконечное разорение», и обвинял в произволе старосту Родиона Никитина, который собирает лишние подати и чинит всякие обиды». Петр сразу же обратился к шацкому воеводе Андрияну Раевскому и потребовал проверить жалобу — «разыскать накрепко приведенные в. ней факты злоупотреблений властью, установить ответчиков, и кто из них в том явятца виноваты, тем учинить жестокое наказание, чего они по указу будут достойны, и кто из них будет более виноват, того пошли в каторжную работу в Петербург вечно. Петр».

Но как ни строг был царь, случалось, и его указы исполнялись не сразу, и он грозил волокитчикам разными карами, Шацкому воеводе, например, писал: «...Если по тому Указу учинено не будет, то вместо четвертого Указа прислана будет экзекуция и ослушники будут наказаны наижестоким штрафом зело строго».

А через некоторое время обращался и к шацкому комиссару Апушкину: «По указам было не только слабое отправление дел, но на оные Указы и ответствова ния присылаемо не было. А если ответствовать не будешь, яко преступник и ослушник, разорению и наказанию, и высылке, и лишению живота. А прочих подчиненных, которые до сего касаются, сковать за ноги и на шею положить цепь и держать в приказе пока вышеписанное исполнится».

Такими жесткими мерами пытался царь приучить подчиненных исполнять указания вовремя, без волокиты.

Местное управление

Кадом в XII-XIII веках представлял собой типичный пограничный город-заставу, выполнявший как оборонительные, так и колонизационные функции. Такие укрепленные города долгое время оставались основной формой расселения славян по мещерской окраине. Управляли городами-посадами в удельное время посадники, а позднее - наместники и волостели.

В первой половине XVI века наместники руководили городами с пригородными станами, а волостели - сельскими местностями (волостями). Во второй половине XVI века в пограничных уездах появились воеводы. Были созданы приказные или съезжие избы, где дьяки и подьячие вели делопроизводство. Волостелей заменили выборные земские старосты, судьи и сборщики податей с целовальниками.

После присоединения к Русскому государству Казани и Астрахани Кадом из пограничного города постепенно превратился в город-посад, торговый центр края. За пределами крепости в посаде стало размещаться торгово-промышленное население. Около города возникали слободы, где селились служилые люди. Назывались слободы по роду занятий селившихся. До сих пор одна из улиц Кадома у подножья Вознесенского холма называется «Пушкари». Переселившиеся из Кадома на Белый остров в конце XVIII века престарелые служилые чины Кадомской инвалидной команды основали в 1717 году Инвалидную слободу, которая затем стала называться Белой слободой.

Кадом подчинялся находившемуся в Москве Приказу Казанского Дворца, который ведал и делами восточных, вновь присоединенных земель Казанского и Астраханского ханств.

В XVII веке воеводы находились уже во главе каждого Уезда, земские старосты утратили свою самостоятельность, были подчинены воеводам и по их поручениям вели всю черновую работу.

Воеводами становились, как правило, стольники, обедневшие на придворной службе и желавшие поправить свое оскудевшее состояние. Воевода ведал городской крепостью, всеми служилыми людьми, руководил обороной города, возглавлял полицейскую и судебную власть, раздавал хлебное и денежное жалованья.

В последний год XVII века вышел указ, ограничивающий власть воеводы. Населению городов было предоставлено право избирать для управления своих бурмистров, которые могли чинить суд и собирать налоги.

Возникли ратуши. К концу царствования Петра I они были переименованы в магистраты - органы городского самоуправления.

Шацкая провинция, в которую входил Кадом, в XVI - XVII веках была своего рода кузницей кадров, откуда царские власти, начиная с Ивана Грозного, нередко брали людей на государеву, чаще всего дипломатическую службу.

Кадомские татары, как правило, были незаменимыми «толмачами», т. е. переводчиками в сношениях с Крымом, Портой (Турцией), Казанью и Астраханью. Причем к этой деятельности они так привыкли, что считали ее наследственной. И если умирал, попадал в плен или не мог по старости служить один толмач, на его место опять-таки из Кадома выдвигался или просился его родственник. Так, в 1632 году, когда не смог больше выполнять свои обязанности толмач Посольского Приказа Александр Семенов, кадомский татарин Келмеш Алышев попросил взять его на освободившееся место. Несколько позднее толмачом в Посольском приказе служил другой уроженец Кадомского края Кучукай Сакаев. Интересно и то, что в XVII веке почти все «посольства», направляемые в Польшу, Литву. Швецию, Англию и Персию, возглавляли наместники Шацкой провинции - воеводы Шацка, Кадома и Елатьмы.

В 1600 году царь Борис Годунов поручил возглавить посольство в Персию шацкому наместнику князю Александру Засекину. В числе «поминков», как тогда назывались подарки, которые он вез персидскому правителю, были меха и кречеты. Во время переговоров Засекин настойчиво добивался включить в договор о дружбе условие, чтобы персидские купцы не занимались продажей «девок и ребят», которых им поставляли крымские и ногайские татары после набегов на русские земли. В 1613 году Шацкий воевода Алексей Иванович

Зюзин был направлен послом в Англию к королю Якову I Стюарту с известием о восшествии на престол молодого царя Михаила Романова и с жалобами на «неправды» Польского и Свейского королей.

Шацк отстоял от западных границ Русского государства далеко, а Зюзин требовался для дипломатических переговоров с западными соседями довольно часто, поэтому его перевели воеводой в Великий Устюг, поближе к шведской границе. В 1617 году ему вновь было поручено вести переговоры со шведами, сначала в Ладоге, а затем в Новгороде. Через год его отозвали в Москву, где он стал заседать в боярской Думе.

В1634 году на Поляновский съезд в «третьих послах» был отправлен шацкий наместник Степан Матвеевич Проестев. С поручением он справился, и на следующий год был послан уже в качестве «первого посла» в Польшу, поздравить короля с бракосочетанием. Он поднес королю «братину золотую, а по ней яхонты, изумруды и жемчуга; 4 сорока соболей, да 4 соболя живых». Королеве же был вручен «окладень золот с каменьем да три сорока соболей».

Проестев, видимо, был тоже хорошим дипломатом. Правительство часто посылало его в другие страны для переговоров.

В 1646 году царь посылал «в Свецкую землю» к королеве Христине кадомского наместника Богдана Минича Дубровского. Всего в составе посольства было 96 человек. Из Москвы выехали в конце зимы на 250 подводах, 9 мая погрузились на корабли и отправились дальше морем.

Перед отъездом члены посольства получили наказ как вести себя при королеве: «Быти у стола королевы не иначе как отсутствие всех других послов и гонцов... Держать себя в речах остерегательно и вежливо... и зорко смотреть какова будет честь... и государеву заздравную чашу, пити, вышед из-за стола... А дворянам и посольским людям накрепко приказать сидеть за столом чинно и не упиваться, и слов дурных между собой не говорить».

Встреча русских послов была торжественной, с пушечным салютом. 16 июня пригласили на прием к королеве. Старший посол произнес речь и закончил ее поздравлением русского царя шведской королеве... Королева справилась о его здоровье, но, сидя, проявив тем самым неуважение к царю. Русский посол не оставил это без внимания, заметив «время бы королевину величеству встать и про великого государя здоровье спросить». Толмач перевел его слова. Христина поднялась и, стоя, вторично спросила о здоровье царя. После приема в честь русских послов был дан обед. Кушанья подавались разные, но преимущественно рыбные: «на сорока осьмех блюдах». На посещении Швеции дипломатическая служба Б.М. Дубровского не закончилась.

Через два года после визита в Москву нидерландского посла Кондрата Бурга Дубровский был «в ответ», т.е. нанес ответный визит в Нидерланды.

В 1651 году «в ответ» на посещение литовских послов отправился шацкий наместник Степан Гаврилович Пушкин. Через полтора десятка лет сыну его Матвею довелось быть в «приставах» у польских послов, когда они вместе с литовскими приезжали в Москву. Переговоры с ними вел самый искусный дипломат, каким считался шацкий наместник Афанасий Лаврентьевич Ордын-Нащокин. А кадомского воеводу Богдана Ивановича Нащокина назначил Посольский Приказ своим представителем на переговорах с английским посланником Иваном Гебдоном в 1668 году.

Но не только несомненными дипломатическими способностями отличались воеводы: бывший кадомский воевода коллежский асессор Метлин и капитан Нестеров по собственному почину много занимались географическим изучением края и составили Тамбовский географический реестр-словарь. Так что воеводы и наместники Шацкой провинции в XVII веке были личностями незаурядными.

Издавна состояли на службе у русских государей и Кадомском крае татарские князья, родоначальники династий Енгалычевых и Кугушевых. С конца XV века ведут свою родословную в прошлом владетельные князья Енгалычевы. Их предок, выходец из Золотой Орды князь Мама, передал свои земельные пожалования сыну Бедишу. Сын Бедиша и внук Мамы Янглыч был пожалован в начале XVI века в кормление кадомской и тялдемской мордвой и многими вотчинами в Мещере.

Наследник Янглыча Бедишева старший сын Ян-Гильдей получил от отца «по реке Мокше в первом Мещерском уезде в Замокшенском стану деревни Жданово и Чермные, село Павликово, Бедишево тож».

Последним из потомков Янглыча Бедишева, который исповедовал «басурманскую веру», был Сулейман. В 1682 году он крестился в православие и принял имя Яков, а фамилию взял Енгалычев. Его внук князь Иван Алексеевич Енгалычев был воеводой в Великом Устюге.

Один из князей Енгалычевых, потомок воеводы Андрей Иванович смело дрался в сражениях с пугачевцами под Казанью, за что был пожалован Екатериной II чином секунд-майора и имением с крестьянами в Псковской губернии. Другой князь Иван Александрович Енгалычев отличился в 1807 году в битве при Фридлянде, и в свои 23 года был награжден за храбрость золотой саблей и прусским крестом. Выйдя в отставку, получил родовое имение, в том числе и село Бедишево. Его сын Николай Иванович Енгалычев имел перед реформой 1861 года 45675 десятин земли в Тамбовской и Нижегородской губерниях, женат был на графине Надежде Павловне Игнатьевой, родной сестре графа Н.Н. Игнатьева, чрезвычайного посла при Порте. Н.И. Енгалычев был председателем Тамбовской губернской земской управы, а затем в 1875-78 годах губернским предводителем дворянства.

Его сыновья Павел Николаевич и Николай Николаевич - полковник и подполковник Генерального штаба, после выхода в отставку жили в родовом имении и были последними его владельцами.

Княжеский род Енгалычевых имел герб с изображением в золотом поле на вершине скалы натурального цвета, покрытой травой, черного одноглавого орла, державшего в клюве лавровый венок.

Исстари служили в Мещере и жалованы были поместьями князья Кугушевы. Родоначальник их князь Бекан был последним владетелем Сараклыча - старого городища, которое находилось у впадения речки Саровки в Сатис. 300 лет оно было «пустошью» и заросло лесом. Один из Кугушевых Акай Актугашев в 1639 году был пожалован вотчиной и имел поместья в селах Акаево и Прудас.

В 1779 году в Кадомском уезде насчитывалось 30 сел и 107 деревень. Самым большим селом было Азеево, где проживало 519 душ. Крупных владельцев крепостных крестьян в уезде не было.

В целях упорядочения местного самоуправления во второй половине XVIII века воеводским канцеляриям было предложено избирать во всех городах и селениях сотских, пятидесятских, которые на своих участках должны были обеспечивать общественный порядок. Избирались они сроком на один год и в воеводской канцелярии получали инструктаж, чем должны заниматься.

Они обязаны были принимать меры, чтобы на их участках не было «воров, разбойников и становщиков, а также беглых солдат, драгун, матросов и рекрут и ничьих беглых крестьян», а у однодворцев и крестьян не было «курения и продажи вина, пива, меду, пьяных браг и квасов». Поэтому сотские должны были за всеми жителями наблюдать «денно и ношно».

При падеже скота они должны были следить, чтобы павшую скотину зарывали вне селений, не снимая кож, во время пожара обязаны были обеспечить участие всех жителей в его тушении.

Сотские отвечали также за то, чтобы ночами на улицах не было «гулящих и слоняющихся людей, также и подозрительных домов, отчего всякие мерзости и зло происходить может».

Под руководством сотских смотрели за порядком в своих подведомственных участках пятидесятские и десятские. В 1780 году кадомский городничий, князь Маматов, распорядился снять план города Кадома «в целях соблюдения порядка в расположении строений» и поручил городскому магистрату избрать в Кадоме с 444 купеческих и мещанских дворов четырех сотских, девять пятидесятских и 44 десятских. Им было дано указание поставить в городе будки, учредить караулы и запретить стрелять из ружей. Чтобы избежать беспорядка во время выгона скота на пастбище город был разделен на три части, а чтобы беспризорные свиньи не разгуливали по улицам, стали нанимать особых пастухов. Запрещено было отпускать с цепи собак.

В 1799 году Кадомская ратуша постановила перенести с торговой площади дома на свободные места, а солодовни и кузницы вынести за город, и впредь улицы и площади ничем подобным не застраивать. За пастьбу скота, который иногородние купцы содержали до продажи на кадомских лугах, была установлена плата по 25 копеек с одной головы крупного и 4 копейки - с мелкого скота. Было запрещено расчищать покосы и пользоваться ими лицам, не писанным по Кадому в купечество или мещанство.

До издания Городского Положения 1870 года мещанское Управление (старосты и их помощники) подчинялись Городской Думе. С 1870 года во главе обществ мещан стали мещанские старосты. В 1892 году было введено упрощенное городское общественное управление, по которому все дела мещанского управления были возложены на городских старост.

В конце XVIII века упразднен Кадомский уезд и ликвидирована его воеводская канцелярия.

В городе, по переписи 1863 года, было уже 875 домов. За 100 лет город увеличился на 323 дома. Жителей в нем было 7570 человек. Кадом по своей величине превосходил такие города края, как Шацк, где было 796 домов и Темников - 837 домов. Городская земля составляла 8887 десятин. Кроме того, Кадомский женский монастырь имел земли около 400 десятин. И это без Пушкарской слободы, жители которой считались крестьянами Новосельской волости. Только в 1913 году земство согласилось передать Пушкарскую слободу вместе с 25 десятинами их надельной земли городу. В слободе тогда было 75 жителей.

Белая слобода со времени ее основания располагалась на землях Кадомского городского общества, в ней в начале XX века было уже 800 жителей.

В 1901 году в Кадоме было уже 1058 домов, из ни 355 в заречной части. Они составляли, примерно, десяток улиц и большое количество переулков. Главной улицей считалась Ушаковская, выходящая на Базарную и Соборную площади. Улицы не были замощены, а ежегодно гатились хворостом. Этим делом занимались владельцы стоящих на них домов. И только в 1912 году уездное земское собрание просило губернскую управу выделить Кадому средства, чтобы замостить хотя бы часть главной улицы от Острожного моста до почты.

Разбойный край

Жесточайший крепостной гнет, непосильные налоговые и натуральные повинности, особенно рекрутчина, частые издевательства и унижения самодуров-помещиков способствовали тому, что многие жители Рязанской земли в XVII—XVIII веках бежали от этих тягот в кадомские глухие места. Здесь они находили не только приют и безопасность, но и пропитание, которое давали им реки, озера и леса. К тому же Мокша служила им надежным путем сообщения, особенно в весенне-летний и осенний периоды, когда из-за топей и болот многие места здесь были труднопроходимы.

Больше всего беглых было из боярских вотчин. Но бежали не только крестьяне, иногда срывались со своих мест купеческие дети, духовные лица и дворяне, уклоняясь от повинностей, службы и учения. Беглых называли в Кадомском крае по разному: воры, тати, гультяи, утеклецы, «добры молодцы». Но как бы их ни называли, они, укрываясь в лесах и уремах, составляли большие партии, иногда человек по 100, и разъезжали на лодках по рекам Мокше, Цне и Оке, учиняя «многие грабительства и воровство». Вылазки «добрых молодцев» были так часты и дерзки, что стал зваться край «Разбойным краем». Особенно много «воровских» шаек было в Залесском стане, вокруг Кадома. Отсюда разбойники выезжали на свой промысел обычно на лодках по Мокше, а зимой отправлялись в обозах, насчитывающих по 70 возов. От воинских команд скрывались разбойники в лесных дебрях, где копали себе пещеры, строили земляные городки.

В первой половине XVII века объявился атаман «казачьей» шайки Караулка. Пользуясь беспорядками Смутного времени он безжалостно грабил не только богатых вельмож и купцов, но и многие пустыни, в том числе Старокадомскую и Чернеевскую.

Местные власти, конечно, пытались бороться с разбойниками; уездные и провинциальные тюрьмы переполнились настолько, что их «сидельцев» тюремщики иногда вынуждены были отпускать, и они снова выходили на разбойный промысел. Так, в 1626 году в Разбойном Приказе допрашивали и пытали разбойников, недавно выпущенных из Шацкой тюрьмы. Один из них «тать» Олферка Белка признался, что вместе с товарищами разбойничал на дорогах в Шацком уезде еще в 1623 году. Их поймали и посадили в Шацкую тюрьму, а затем выпустили.

В Разбойном Приказе не могли поверить, что татей выпустили — направили из Москвы в Шацк порученца, чтобы он допросил старосту. И тот подтвердил показания татя; сыщик Федор Норов и подъячий Смирной Шарапов в 1622 году действительно выпустили из тюрьмы двух сидельцев, одного из которых Шарапов взял себе в холопы. И подобное делалось не единожды. Те же Шарапов и Норов через два года отпустили., Якимку Михайлова «к себе на двор бани делать, той. Якимка со двора у них утек».

Кончилось Смутное время, а разбойники в Кадомском крае не унимались и в XVII веке продолжали, держать в страхе своих земляков.

В 1726 году управляющий вотчиной князя Якова Алексеевича Голицына в селе Пеньках доносил об опасности, какой подвергаются крестьяне обычно на рыбной ловле. Воровские люди «в лодках ездят многим собранием и чинят по ... тем рекам и в жилищах многие разбои». В том же году поп и дьячок села Устье сообщали в Шацкий провинциальный суд, что на их дома нападали разбойники и ограбили их. А немного позже «воровские» люди приехали ночью в дом помещика Трусова, убили его и увезли все пожитки.

Как правило, разбойники грабили сравнительно богатых жителей, какими были священники и землевладельцы.

В 1729 году в село Решетово Кадомского уезда «денным бытом, лодками» прибыло 20 разбойников. Сразу же они явились в церковь, где застали попа Алексея Васильева. Угрожая рогатиной, заставили его снять ризы и повели в дом, а там стали требовать денег и пожитков. «Не стерпя великомучения», поп отдал все, что у него было. Забрав добычу, разбойничья шайка поплыла вниз по Мокше к Котельне. Котелинские крестьяне пустились за ней в погоню.

Разбойники отстреливались из ружей и кричали: «Что гонитесь за нами? Хотите головы свои положить из чужого добра? Ждите вы нас к себе в гости, готовьте про нас вина и пива, человек на 50 и больше. Деревню Котельню всю разорим, с конца зажжем, а с другого вырубим». И, действительно, через несколько недель они ночью навестили Котельню и пытались поджечь и разорить ее, но крестьяне сумели от них отбиться. Отступая, разбойники грозили снова быть в Котельне. «И поныне они,— писал приказной человек Иван Тимофеев,— по той реке Мокше чинят по селам и деревням многие разбои».

Особо крупная разбойная группа, в 100 человек, создалась в 1732 году в Шацком уезде на Вышенской пристани. Разбойники «разбили дневным разбоем» пристань, взяли у купцов в кабаке и на таможне 5 тысяч рублей, сели в купеческие лодки и поплыли вниз по реке Выше. Ночью они добрались до пристани Салтыковской, где разграбили дом помещицы княгини Натальи Федоровны Ромадановской. Откуда поплыли к реке Цне, к селу Конобееву, вотчине тайного советника Александра Львовича Нарышкина, напали на его двор и, застрелив приказчика, отобрали у него деньги. Дальше их путь лежал вниз по Цне к селу Сасово, где они также днем разбили таможню, кабак и соляной двор и забрали денег около 5 тысяч рублей.

Из Шацкой провинциальной канцелярии были высланы для разгрома шайки несколько солдат й крестьян из помещичьих вотчин. В стычке разбойники разогнали их отряд, ранив 10 человек, и продолжали свой разбойничий поход вниз по Цне, на пути разбойники убивали приказчиков и разоряли многие помещичьи дома.

В апреле 1735 года большая шайка подплыла к селу Фроловскому, взяла с церкви и крестьян денежный выкуп. Покидая село, атаман вручил крестьянам письмо, в котором глумился над шацким воеводой Любовниковым: «Что не ловишь меня? А со мной 80 человек и сие письмо писал я, атаман, для оправдания крестьян, да бы им не разориться. А были мы у села Фроловского с полдня, только пообедали». Эти же разбойники потом побывали в Сасове и Агломазове, наведались и в Чернеев монастырь. В Сасове они ограбили таможню и кабак, где вылили на землю все «пойло», кабатчиков убили. В Агломазове атаман заставил священника окропить святой водой разбоничьи лодки.

После небольшого отдыха шайка направилась к усадьбе помещика Тюменева, который с семейством и дворовыми успел скрыться в лесу. Разбойники разграбили и сожли его дом.

Здесь их настигла воинская команда, в столкновении с которой шайка потеряла есаула Шустова: он был взят в плен. Остальные спасались бегством и продолжали набеги на прибрежные селения: ограбили вскоре Вышенскую пристань и ее постоялый двор, и, не опасаясь возмездия, хорошо вооруженные палашами, кистенями, бердышами по окончании «воровских дел» несколько дней пировали.

Разбойничьи шайки были сильны настолько, что осмеливались нападать на многолюдные заводы и даже на города: разграбили Виндреевский железоделательный завод и город Темников. Темниковский воевода в 1737 году сообщал в Шацк, что город лишился трех фузей: они взяты «воровскими людьми», плывшими по Мокше мимо Темникова. Вряд ли это сообщение поразило щацкого воеводу — незадолго до того он был сам ограблен.

В 1760 году бургомистр Елатомского магистрата Коржавин доносил в Шацкую провинциальную канцелярию, что разбойники появлялись близ Елатьмы, разбивали суда на Оке и неоднократно грабили его стеклянную фабрику. В июне их число увеличилось и они пригрозили, что сожгут не только стеклянную фабрику, но и весь город, а бургомистра убьют. Елатомцы «пришли в немалый страх», усилили караулы, и призвали на помощь сыскные команды Рязанской и Воронежской губерний и Тамбовского наместничества.

Местные воеводы, конечно, пытались усмирить разбойников, но неизменно терпели поражения. Воинские гарнизоны в уездных городах были малочисленными и состояли зачастую из больных, а то и престарелых. В шацкой воинской команде, например, числился инвалид Алферов, которому было 76 лет. Но и его поспешили вернуть на службу, когда он умудрился бежать и стал собирать по селам милостыню. И вот таких дряхлых жалких солдат приходилось воеводам направлять на усмирение «добрых молодцев». Надо отдать должное «ворам», они поступали с вояками благородно: отбирали у них фузеи, секли для острастки и отпускали восвояси.

Постепенно разбой в крае сделался доходнейшим ремеслом, осваивать которое принялись служивые люди, купцы, помещики и даже духовенство.

Крестьяне князя Алексея Беглова из деревни Еромчино Кадомского уезда белым днем, разбив ворота, ворвались с дубьем во двор вдовы, однофамилицы князя, Двое, угрожая ножами, стали бранить и бить вдову и ее дочь «смертным боем». Вдове с детьми удалось вырваться и запереться в горнице. Однако грабители ушли не с пустыми руками — унесли добра на 30 рублей.

Кадомский купец Волков за ограбление двух женщин был осужден Нижегородской палатой уголовного суда «к наказанию кнутом и к вырезанию ноздрей до Кости». А через год кадомский купеческий сын Шветчиков с товарищами и дворовыми людьми, вооруженные ружьями, рогатинами и кистенями, ворвались в дом купца. Хлыстина, растлили двух девиц и украли домашние вещи. Шветчиков был пойман и арестован, но из Кадомской тюремной избы сбежал.

Были посажены в щацкуго тюрьму — священник из села Богданова Кадомского уезда Макарий и его дочь. Они: обвинялись в укрывательстве разбойников и «воровских пожитков». Сыновья священника,— два церковника и беглый рекрут,— разбойничали в окрестных селах, грабили поместья в Шацком уезде и плывшие по Мокше струги.

Кадомский помещик, отставной прапорщик Маматказин с пятью неизвестными лицами ворвался в дом капитана Шишова, когда тот был на службе, избил находящихся в доме женщин и взял из чулана шкатулку, где лежали 1040 рублей золотых денег голландской и русской чеканки и разные серебряные вещи.

Даже помещицы Кадомского уезда, случалось, выходили на разбойный промысел. Особенно отличились в середине XVIII века княгиня Енгалычева, вдова коллежского регистратора Моисеева и вдова помещика Разгильдеева.

Енгалычева со своими людьми встретила как-то в поле дворовых кондуктора инженерного корпуса Савельева и «била их дубьем смертным боем, и сняли с них господских денег 15 рублев, да шубу новую, цена 2 рубля, кушак новый верблюжий, цена 30 копеек, да шапку с рукавицами, цена 50 копеек. И стали мы от тое лютости едва живы, а наижесточае бил нас княжин дьячок села Матчи Силантий Семенов». Так писал в своей жалобе на Енгалычеву пострадавший, дворовый человек Савельева Василий Михайлов.

И подобные случаи были не единичны. В актах Тамбовского исторического архива встречается много жалоб на проделки Енгалычевой. Дворянин Ведёняпин проездом из Елатьмы в свое имение Зубово остановился на ночлег в селе Большое Никиткино Кадомского уезда у дворянки Чурмантеевои. «И в то число,— позднее писал в жалобе,— в полночь к оной вдове Чурмантеевой приехала воровски М. А. Енгалычева с людьми своими и со крестьяны и села Матчи попом Семеном Акимовым да церковником Силою Семеновым, и связав меня, били смертно и топтали и денег 70 рублев моих отняли, и лошадь мерина гнедова отняли ж...»

Еще жива была Енгалычева, как на смену ей, явилась коллежская регистратоша Моисеева. Крестьяне деревни Турмадеево сообщали о ней в жалобе: «В разные месяцы и числа денным и ночным временем с ружьями и со всяким дрекольем та Моисеева со своими дворовыми умышленно яки разбойники, приезжает в нашу деревню и без всякого милосердия бьет и разоряет нас напрасно и то чинит со многими почасту».

Кадомский помещик отставной драгун князь Алексей Мансырев бил челом на вдову Февроныо Разгильдееву за ее издевательства над ним и грабеж. Когда князь с тремя дворянами был в гостях, на него вдруг напали люди Разгильдеевой, схватили за волосы, связали и приволокли в дом своей госпожи, похитив к тому же его лошадей и теплую одежду. Разгильдеева вышла к своему пленнику, спросила слуг, отобраны ли у него вещи, и стала бить князя по щекам, таскать связанного за волосы по полу. Потом приказала взять рогожный куль, посадить в него князя и зашить, что и было охотно исполнено слугами. Правда, осторожный староста распорол куль . Но Разгильдеева придумала новую забаву: сама принесла два графина вина и велела поить князя «сильно неволею». Связанного и пьяного, его посадили на лошадь. Староста ударил ее цепом, она помчалась и сбросила несчастного. Другую лошадь с экипажеми и теплую одежду князя Разгильдеева оставила себе.

Дикие выходки этих помещиц дали основание тамбовскому историку XIX века И. И. Дубасову сделать вывод, что «Кадомский уезд в XVIII веке почему-то отличался особенной воинственностью своих дам».

Воеводы постоянно обращались к губернскому и центральным властям с просьбой помочь им в борьбе с рабойниками и подробно описывали обстановку в уездах. Шацкий воевода Любовников докосил в 1737 году Воронежской канцелярии: «Близ самого Шацка ездят большие рабойничьи шайки и разбивают обывательские дома, а переловить их и искоренить некем. И нельзя не опасаться, что эти многолюдные партий могут внезапно вторгнуться в самый город, разбить денежную казну и распустить из тюремной избы колодников».

Но просьбы долгое время во внимание не принимались. И только усиливающиеся с каждым годом разбои беспорядки заставили правительственных чиновников во II половине XVIII века предпринять более энергичные меры для их подавления. В каждый уезд были направлены воинские команды. Старостам и сотским в селах под угорозой смертной казни было вменено в обязанность следить за безопасностью селений и дорог и о всех случаях разбоя доносить воеводским канцеляриям. Жителям приказано было покрепче запираться на ночь и иметь при себе какое-нибудь оружие. Однако «воровские люди» дошли до такой дерзости, что осмеливались нападать на воинские команды и нередко разбивали их. Да это и неудивительно, «воинские команды, прибывшие для «сыску воровских людей и разбойников», были часто небоеспособны и не пользовались поддержкой населения, сами допускали вольности и злоупотребления. Например, пришедший на помощь местным воинским командам для «рассеяния воровских шаек» Донской полк под командованием Ребрикова вызвал большое недовольство своими надругательствами над жителями. «И те донские казаки,— записано в Шацких провинциальных документах,— делали озорничества, ознобляли народ на морозе и забивали мгогих плетьми и саблями до смерти».

Непрекращающиеся разбои в Кадомском крае и неспособность местных чиновников справиться с беспорядками наконец вызвали беспокойство генерал-губернатора графа Р. И. Воронцова, который 19 марта 1780 года направил правителю Тамбовского наместничества А. Н. Салтыкову предписание «Об учреждении пикетов и разъезжих лодок по реке Мокше для поимки разбойников». И потребовал «учинить непременное исполнение вскорости». Салтыков не стал тянуть с исполнением и уже через неделю рапортовал губернатору, что «сделано предписание об учреждении пикетов и разъезжих лодок по р. Мокше для поимки разбойников».

Но меры, предпринятые губернскими властями, не дали желаемых результатов, число разбойников в крае не уменьшилось. Разбойный промысел так усилился, что стало опасно ездить по большим дорогам. Хотя местные власти и ставили на главных трактах вооруженные пикеты, помогали они мало. Состоятельные люди вынуждены были брать провожатых для охраны. Но не всегда их можно было получить. В феврале 1781 года майор Федерман просил себе проводников на почтовой станции, в селе Куликове, но ему отказали, поскольку «от разных причин почти все куликовские жители разбежались».

Разбой, ставший обыденным делом, образ жизни многочисленных татей, которые и в перерывах между своими походами не отсиживались в лесах, не могли не сказаться на поведении жителей края, на их нравах. И, конечно, прав историк И. И. Дубасов, отметивший, что вообще кадомские нравы в XVIII веке отличались особой грубостью. В подтверждение своего вывода он приводит очень интересные, убедительные примеры. Кадомский купец Рожнов прогнал из Преображенской церкви священника Климонтова и своими замками запер все церковные двери. Другой кадомчанин и тоже купец Кадыков любил «пошутить» со своими гостями: зазовет их к себе в гости и вместо угощения примется избивать палками, сечь розгами и таскать за волосы. Новокрещенный князь, бывший мурза Андрей Енгалычев из села Бедишева подобным же образом «пошутил» с соседом, дворянином Петром Малаховым, которого пригласил к себе. Налил ему «большой стакан крепкой водки, но токмо он пить за великостью не стал». Енгалычев обиделся и вылил всю водку на голову гостя и поджег его волосы. В жалобе потерпевшего говорится, что от этой «шутки» у него «волосы на голове догола все погорели и лицо все, тако ж и глаза от того повредились, и руки позжены, и едва... показанной Енгалычев затушил сам шубною полою». Однако за эту дикую выходку Енгалычев не был наказан. Девять лет посылались за ним из уездной канцелярии нарочные, но так и «не могли изъехать» — не заставали его дома и возвращались ни с чем.

А кадомский купец Шемякин искусал своего коллегу и тот обратился в городскую ратушу с просьбой освидетельствовать его раны на носу и щеках и привлечь виновника к ответственности.

Нравы жителей Кадомского края стали заметно меняться в лучшую сторону лишь в середине XIX века, когда в связи с хозяйственным освоением здешних мест и принятыми царской администрацией карательными мерами количество разбойных шаек пошло на убыль.

Кадомский край в Советское время

После завершения Октябрьской революции н окончательного утверждения в Темниковском уезде в марте 1918 года Советской власти в нем повсеместно стали создаваться новые органы местного самоуправления — волостные Советы и комитеты бедноты. Весной 1918 года на общегородском митинге в Кадоме были избраны Ревком и Совдеп. Первым председателем Совета стал бывший матрос В. А. Коблов. И сразу же Совдеп Кадома стал проводить активную работу по реквизиции домов и имущества купцов, бороться со спекуляцией, налаживать снабжение населения продовольствием. Одной из неотложных мер борьбы с голодом стала распашка лугов, которые затем засевались в основном просом, дававшим в первые годы хорошие урожаи.

В городе был создан женотдел во главе с М И. Шестаковой В школах отменили преподавание Закона Божьего, приступили к ликвидации неграмотности среди населения.

Но в связи с продовольственными затруднениями летом 1918 года в Кадоме началось волнение. Толпа горожан собралась на центральной площади и стала выкрикивать антисоветские лозунги. По просьбе председателя горсовета Коблова из Темникова прибыл отряд конных красногвардейцев. Они установили на балконе одного из домов пулемет и дали несколько очередей над головами собравшихся. Толпа разбежалась, зачинщиков беспорядка и некоторых купцов посадили в подвал дома и взяли с них потом контрибуцию.

Продкомиссар Аладкин, возглавлявший отряд, был однако позднее наказан за самоуправство и стрельбу из пулемета Подобные выступления в Кадоме больше не повторялись. 9 октября 1918 года Кадомский Совдеп принял решение о праздновании первой годовщины Октябрьской революции. Состоялся митинг, на котором пел объединенный хор школьников. Партячейка, Совдеп и комитет бедноты постановили реквизировать у буржуев белье и раздать на празднике бедным, устроить обед на 3 тысячи человек. Для этого обеда было отпущено на, человека по полфунта хлеба и мяса.

Уездные власти заботились о чистоте новых органов управления и особое внимание обращали на то, чтобы в комитеты и в Советы не попали кулаки. Уездный съезд Советов рабочих, крестьянских, красноармейских депутатов и представителей комитетов бедноты, состоявшийся в Темникове в сентябре 1918 года, принял постановление, где было записано: «Все ранее организованные комитеты бедноты проверить Кулаков, мироедов и прочих не походящих к декретам лиц вымести из комитетов бедноты, кроме того, без промедления, посредством агитации, литературы, ячеек коммунистов в. каждом селе, деревне и обществе организовать означенные комитеты».

Съезд, поручил исполкому распустить кулацкие Советы и создать комитеты бедноты там, где их еще не было. До октября 1918 года, кроме уездного, было организовано 24 волостных и 195 сельских комитетов бедноты.

Еще весной 1918 года были предприняты попытки организовать советские и коллективные хозяйства. Одной из первых в уезде была создана Спасско-Раменская, (ныне село Ермишинского района) трудовая земледельческая артель. 23 апреля 1918 года Темниковский уездный Совет рабочих и крестьянских депутатов послал приветствие первой артели и выразил готовность помогать ей машинами и другими средствами.

В 1918 году в Кадоме организовалась первая в Темниковском уезде артель по совместйой обработке земли. Ее создателями были В И Шестаков, Й. Е. Терещенко Г Н Егоров, Е. П. Усачев, всего 20 домохозяев. Первым председателем правления артели стал Шестаков, агрономом — Терещенко, который затем, после отъезда Шестакова на учебу, заменил его на посту председателя. Этой артели перешли земли купца Киняпина, 180 десятин, находившиеся у деревни Крутец В 1922 году сюда переселились 6 семейств из села Такушево. Это было довольно культурное по тем временам хозяйство. В нем применялся многопольный севооборот С травосеянием. Высевали, в основном, клевер местного сорта «Кадомский». Просуществовала артель до 1924 года.

8 мая 1918 года наркомат земледелия Тамбовской губернии направил Темниковскому Совету рабочих и крестьянских депутатов распоряжение об охране бывших помещичьих и других имений, садов, огородов, пасек с инвентарем и об организации на их базе трудовых артелей «для того, чтобы использовать их на артельных началах для Инвалидов, находящихся в селах И возвращающихся из плена и для беднейших граждан».

В связи с создавшимися в стране, особенно в городах, трудностями с продовольствием, уездные власти приняли меры по оказанию помощи голодающим. В конце сентября 1918 года уездная продовольственная коллегия обратилась к населению уезда с призывом собрать картофель в подарок голодающим Москвы и Петрограда В этом призыве или открытом письме были такие слова: «...как говорится с мира по нитке, а голому рубаха, так и в данном случае — мы от такого подарка не обедняем, а своих дорогих товарищей рабочих поддержим...»

Постановлением продовольственной коллегии и комитета бедноты распределялись среди населения хлеб, табак, мануфактура и другие товары первой необходимости Кадому и Темникову выделялось по 800 пудов хлеба, Ермишинской волости — 200 пудов. Табак был разверстан пропорционально числу потребителей. В Кадоме и Темникове открылись советские мясные лавки. Вся частная торговля в уезде была взята на учет. Разрешался завоз на базары уезда всех ненормированных продуктов для продажи по твердым ценам.

Учитывая низкое плодородие почв в уезде и отсутствие хлеба у населения, губернский продовольственный комитет выделил на 1919 год из Шацкого н Моршанского уездов 50 тысяч пудов зерна. Для его перевозки привлекалось население уезда со своими подводами. Взамен зерна Темниковский уезд обязался заготовить для нужд Красной Армии мяса до 20 тысяч пудов, сена 300 тысяч пудов, картофеля 100 тысяч пудов и масличных семян 60 тысяч пудов.

Вывоз хлеба из уезда был запрещен. За выполнением этого запрета следили специально созданные заградительные отряды. Развернулась широкая борьба со спекуляцией, В уезде продолжали создаваться советские и коллективные хозяйства. Одним из первых был организован совхоз в Муханове (ныне поселок Дачный Теньгушевского района) на базе спиртзавода и хозяйственных построек бывших владельцев Новосильцевых. На экстренном заседании Темниковского у исполком а 29 января 1919 года рассматривался вопрос об оказании материальной помощи советским и коллективным хозяйствам. Шла речь и о совхозе в Муханове В постановлении было записано: «Перевести из Жегаловского совхоза в Мухановское две лошади с упряжью из числа взятых в Сарове и 4 коровы бывшего Енгалычева, находящиеся в настоящее время при больнице в слободе Белой... Возбудить ходатайство перед упродкомом об отпуске для Мухановского совхоза мякины, колоса, находящихся в имении бывшего Киняпина при дер. Крутце, соломы — в имении бывшего Кадомского городского общества на хуторе Панине».

Новые органы власти с первых дней своей деятельности встретились с серьезными трудностями. Сельское хозяйство уезда находилось в упадке, финансовое положение было крайне тяжелым. Нечем было платить за работу учителям и медработникам, не хватало хлеба, самых необходимых продуктов и товаров повседневного спроса, таких, как керосин, спички, табак, чай. Уездный съезд Советов и представителей комбедов призвал местные власти взяться «дружнее за работу в добывании хлеба» и поручил исполкому «сделать широкие распоряжения по реквизиции и учету хлеба». В резолюции съезда было записано: «...при посредстве комитетов бедноты и Красной Армии произвести точный учет хлеба в волостях, селах и деревнях, оставив владельцам по норме, установленной высшей властью. Объявить беспощадную войну кулакам и мироедам, скрывающим хлеб.

Распределить населению уезда: 1. Ржаной хлеб и все другие хлебные и продовольственные продукты — через городские и волостные Советы совместно с комитетами бедноты... 2. Все товары первой необходимости, как-то: сахар, чай, стекло, спички, табак, керосин, масло и т п. — при посредстве тех же комитетов бедноты и уездных комиссаров продовольствия».

Съезд постановил провести в уезде реквизицию скота, «оставляя собственнику на семью в числе 5 человек 1 корову до 7 человек — 2 коровы, до 12 человек — 3 коровы...». Учитывая то, что часть земли из-за Отсутствия семян осенью осталась незасеянной, съезд поручил «комитетам бедноты при посредстве Красной Армии отыскать и реквизировать у кулаков хлеб и им засеять необсемененную землю».

По вопросу финансового положения, которое было, как отмечалось на съезде, «крайне затруднительное», было вынесено решение — «по приезде на места волостным советам и комитетам бедноты... приступить к сбору земских и волостных сборов. При исполнении сего у середняцкого и кулацкого элемента извлекать повинности принудительным порядком при посредстве красноармейских отрядов, отбирая у кулаков их имущество и скотину».

Советы уезда предпринимают попытки организовать в селах производство товаров хозяйственного обихода из местного сырья, учитывая при этом прежнюю специализацию населения на тех или иных видах промыслов. К марту 1919 года было создано несколько различных артелей кустарей, изготавливавших телеги, сани, корыта, лопаты, гребни. Продукцию члены артелей сдавали для реализации товарообменным пунктам, находящимся в Кадоме, Темникове и Ермиши.

Особое внимание новые органы власти уделяли укреплению Красной Армии. Согласно Декрету ВЦИК о мобилизации, в мае 1919 года каждая волость поставила от 10 до 20 красноармейцев в возрасте до 40 лет.

В связи с тем, что летом 1919 года наблюдалось массовое дезертирство из рядов Красной Армии, уездный исполком Совета принял 15 июля обязательное постановление об оказании помощи семьям красноармейцев при уборке урожая и запашке полей. В нем говорилось: «Комиссия со стороны уисполкома будет оказывать всяческое содействие местным комиссиям по оказанию помощи семьям красноармейцев и бепощадно, без суда и следствия, расправляться тут же на месте с теми элементами, которые будут не только делом, даже словом препятствовать проведению в жизнь трудрвой повинности по оказанию помощи семьям защитников завоеваний Октябрьской революции. Берегитесь, кулака, спекулянты и прочая челядь, которая будет препятствовать комиссиям по оказанию помощи семьям красноармейцев». А в сентябре 1919 года уездный исполком вынес еще одно решение об отчислении однодневного заработка служащих в пользу больных и раненых красноармейцев.

В 1920 году уездным исполкомом проводилась «Неделя фронта». Правда, она растянулась на 20 дней, начавшись первомайским субботником. В эти дни обрабатывали и засевали земли семей красноармейцев, беднейших и безлошадных граждан, а также совхозов.

В то же время в Темниковском уезде исполком организовал сбор сена для нужд Западного фронта, предупредив жителей, что если они уклонятся от поставок, то «будут преданных суду как пособники польским бандам».

Большие трудности встретили представители новой власти в налаживании народного образования. В уезеде и волостях для руководства им были созданы отделы народного образования, которые и занялись реорганизацией школьного дела. На 2-й Тамбовской губернской школьной конференции, состоявшейся 25 февраля 1919 года, представитель коллегии отдела народного образования исполкома Темниковского Совдепа Сиротин сообщил, что в уезде «...организованы волостные отделы народного образования, проведено преобразование школ, организованы коллективы, частично введены трудовые процессы, организовано снабжение школ топливом, произведена перепись детей дошкольного, школьного и внешкольного возраста, организованы краткосрочные педагогические курсы. Случаев закрытия школ в уезде не было... открыто новых 17 школ. Проведение в жизнь декрета об отделении церкви от государства не встретило осложнений...

В уезде половина школ помещается в наемных зданиях с платою 600—700 руб. в год. В 8-аршинной избенке часто помещается до 50 человек, сидят на партах, на окнах, на полу. В уезде насчитывается 23 тысячи детей возраста школ 1-й ступени (8—13 лет). Обучается 14 тысяч детей, или 61%. Посещаемость школ в уезде неполная, для увеличения ее отделом приняты меры по снабжению детей мануфактурой, обувью и беЛьем Отделу удалось достать 33 тыс. аршин мануфактуры, которая будет распределена. 30% беднейших учащихся будет удовлетворено мануфактурой, обувью — меньше.

Организация горячих завтраков продвигается очень плохо. Дети получают их лишь в одной городской школе и одной сельской.

В упродкоме муки и других продуктов нет. В частной продаже 1 пуд муки стоит 250 руб. Отдел здравоохранения внес на организацию детского питания 4,5 миллионов рублей, но тоже ничего не мог сделать. Из полученных сумм учащимся 2-й ступени разверстано в виде пособия по 100 рублей, между учащимися 1-й ступени разверстка еще не сделана».

В таком тяжелейшем положении находилась материальная база учреждений народного образования в первые годы Советской власти. Однако количество школ росло. В январе 1919 года в Темниковском уезде было 173 Школы 1-й ступени, а через год — 243. Учителей стало 390 человек, но только 15 человек были коммунистами «Убеждение школьных работников неопределенное, Наблюдается саботаж», — информировали партийные власти Темниковского уезда свое губернское начальство.

Наряду с острой нехваткой продовольствия зимой 1919—20 годов в стране ощущался и топливный голод. В уездах были созданы чрезвычайные комиссий по топливу. Гублеском дал Темниковскому уезду задание заготовить и вывезти до 1 марта 1920 года к пристаням на Мокше и к станциям железной дороги 40 тысяч кубометров дров, 161.700 пудов угля и много круглого леса Для перевозки предполагалось использовать 258 лошадей городского населения и 11.756 — сельского и привлечь возниц, по одному на лошадь. И это в то время, когда в уезде оставалось всего 12.014 лошадей. Уездный Совет рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов обратился к населению уезда с воззванием: «Больше заготовить дров и леса и вывезти их к берегам реки Мокши». Заканчивалось оно словами: «Рабочие и крестьяне, мы много врагов победили, последнего врага — холод — мы должны победить!».

Так осуществлялась и претворялась в жизнь политика военного коммунизма не только в Темниковском уезде, но и во всем крае, который условно назван Кадомским.

Кадомский район был образован в 1929 году. В 30-е годы его как и многие другие места Нечерноземья, постигла участь российского захолустья. В ходе коллективизации, да и в последующие десятилетия в нем активно шел процесс раскрестьянивания. Как кулаки и подкулачники состоятельные жители ссылались в северные и восточные районы страны. Многие из середняков и. бедноты, не выдержав полуголодного существования и репрессий в довоенные, а также в послевоенные годы, массами стали покидать деревни и села. Причем каждое селение старалось держаться, как и в сельской общине, поближе друг к другу и уезжало в определенные места. Так, из деревни Заулки многие выехали во Владимир и в районные города его подчинения, а позже стали переселяться в Крым; из Новоселок потянулись в Ленинград.

В связи с тем, что река Мокша больше не играла в крае роли основного торгового пути, а железные дороги обошли его стороной, в районе не велось никакого промышленного строительства. А потому он, да и сам Кадом, обезлюдели. При ликвидации губерний и проведении нового административного деления Кадом стал центром района, но вместо города превратился в село. И в этом качестве был до 1957 года, когда получил статус рабочего поселка городского типа. А население Кадома и его района до сих пор убывает; по переписи 1989 года оно составило 14,3 тысячи человек, в самом Кадоме — 7,2 тысяч человек. По сравнению с довоенным периодом оно сократилось в три раза. Кадом же, расширив свою территорию, не достиг по численности населения дореволюционного уровня.

На базе старых промыслов в Кадоме были созданы предприятия заводского типа. Вместо кустарного артельного судостроения появилась Мокшанская судоверфь. На ней изготавливались деревянные баржи для Московского речного пароходства, которые ходили по Оке и Мокше. В начале 60-х годов в связи с переходом на металлическое судостроение Кадомская верфь была преобразована в деревообрабатывающий комбинат местной промышленности РСФСР. Стала работать промартель «Пробуждение», объединившая кадомских мастериц, кружевниц и вышивальщиц. Возглавила ее Э. Е. Свинарская, большой знаток народного творчества. Кружевные изделия артели в 1927 году на выставке в Мексике получили диплом I степени, а на выставке в Лионе — золотую медаль.

В годы войны, когда главным сделался выпуск военной продукции, артель «Пробуждение» объединилась с артелью «Красная игла», и работницы стали шить телогрейки, брюки и белье для фронтовиков. Только к концу войны артель снова вернулась к изготовлению строчевышивальных изделий. Наряду с кружевными работами стали использоваться и другие виды отделки выпускаемых изделий, такие, как гладь прорезь, строчка, обвив, насыпь. В 1953 году за кружевные изделия постоянный павильон лучших образцов товаров ширпотреба Всесоюзной торговой палаты присудил предприятию Диплом 3 степени и денежную премию. В 50-х годах артель «Пробуждение» за свою продукцию на международных выставках в Брюсселе и Монреале была отмечена Почетными грамотами.

В 1960 году артель преобразовали в фабрику, сохранив ее название, она вошла в Министерство местной промышленности РСФСР. На фабрике была освоена машинная вышивка, появился новый цех — машинной вышивки, намного ускоривший процесс производства изделий. В 70-е годы мастерицы фабрики вспомнили старинный вид вышивки «Вениз» и стали им украшать свои изделия. «Вениз» пользуется неизменным успехом у покупателей, а в 1982 году комплект «Звездное небо» (венизные дорожки и салфетки) был удостоен поощрительной премии на конкурсе изделий декоративно-прикладного искусства, посвященном 60-летию образования СССР. Получили награды на ВДНХ СССР изделия фабрики, четыре модели блузок, в 1984 году.

В 1930 году в Кадоме организовался колхоз, названный «13 лет Октября». Первым его председателем был приехавший из Москвы двадцатипятитысячник Александр Иванович Трепыхалкин. Имел колхоз вначале всего 6 коров и 5 лошадей, так как вошла в нeгo, в основном, беднота. Через пять лет в колхозе было 210 коров и 90 лошадей. Это было довольно крепкое хозяйство. Но в военные годы, когда значительная часть трудоспособного мужского населения ушла на фронт и участилась смена председателей, колхоз стал сдавать свои позиции.

В 1950 году началось укрупнение хозяйств, и к колхозу «13 лет Октября» были присоединены Беловский колхоз «Искра» и Заречно-Кадомский «Большевик».

До начала войны в Кадоме было педагогическое училище, которое, как некогда женская гимназия, готовило кадры для начальных и семилетних школ.

Швейный техникум в Кадоме был создан в 1943 году. Это одно из крупнейших учебных заведений такого типа в России. Вначале в нем готовили специалистов кружевного и вышивального дела, а затем и технологов швейного производства. Наибольшего расцвета он достиг в 70-е годы, когда здесь функционировали 4 отделения (технологическое, механическое, экономическое и бухгалтерское), а учащихся было 1100 человек.

Средняя школа, занимая помещения бывшей гимназии и педучилища, имела в 70-е годы свыше 1100 учащися. В 1990 году в ней обучались всего 600 человек.

Кадомское сельское профтехучилище № 34 готовит механизаторов и животноводов для нужд колхозов и совхозов района.

Никаких полезных ископаемых на территории Кадомского района пока не обнаружено, правда, имеются значительные залежи песка и торфа. Да в пойме Мокши ежегодно во время половодья появляется много мореного дуба, который используется населением, в основном, на дрова. А ведь это прекрасный поделочный материал. В 50 — 60-е годы вели его промышленную заготовку и отправляли в Москву. Там мореный дуб использовали при отделке зданий, в том числе Дворца съездов.

В Кадоме до последнего времени почти не было промышленного и гражданского строительства. Поэтому многие предприятия и организации размещаются в зданиях, доставшихся кадомчанам от купечества и духовенства.

Исторические памятники в районе почти полностью разрушены. Из действующих до революции 7 церквей осталась в целости одна — Соборная Троицкая Дмитри. евская церковь, в которой до сих пор ведется богослужение. Исчезли некогда украшавшие храмы древние иконы. В 1919 году в городе был организован краеведческий музей. Но в 1923 году его экспонаты забрали в Темников, и на этом существование музея прекратилось. Собранные впоследствии жителями города старинные вещи и документы хранились в краеведческом уголке средней школы и райотделе культуры, но и оттуда они в 80-х годах бесследно исчезли.

Но Кадомчане не теряют веры в возрождение своего древнего города, надеются, что некоторые его исторические памятники будут восстановлены. И несмотря на все печали и невзгоды, выпавшие на долю Кадома, он до сих пор не утратил самобытности и поражает своей неброской красотой. Особенно хорош Кадом во время весеннего половодья и летом, когда буйствует зелень садов. А люди заезжие, из тех, кто умеет ценить прекрасное, находят его прелестным во все времена года. Московский композитор, заслуженный деятель искусств Мордовской АССР А. П. Аверкин, не раз посещавший Кадом, написал о нем песню «Наш любимый Кадом», где есть такие слова:

Мы порой не замечаем,
Как мы в Кадом влюблены.

В.Г. МИЛОВАНОВ.
Кадомский край. Рязань 1994 г.