КАМЕННАЯ ГОЛОВА ИЗ СТАРОЙ РЯЗАНИ

В.Г.Пуцко (г.Калуга)

Выполненная из сероватого известняка скульптурная голова бородатого мужчины, оказавшаяся в собрании Государственного Исторического музея в Москве, воспринимается как чудом уцелевшая деталь пластического декора древнерусского храма. Изваяние выглядит несколько загадочно: пустые глазницы и сколотый нос еще более усиливают ощущение трагедии, постигшей сооружение вместе с городом и населявшими его людьми. Этот город был Старой Рязанью, оказавшей героическое сопротивление монголо-татарским завоевателям в 1237 г. и разоренной ими до основания.

В XIX в. каменная голова поступила в московский Румянцевский музей от историка М.П.Погодина, собирателя материалов по истории России и славянских стран. Поскольку находка происходит из Рязанской губернии, ее стали устойчиво связывать со Старой Рязанью и, как можно убедиться, небезосновательно.

Впоследствии, когда изваяние головы уже находилось в Историческом музее, оно было подробно описано А.Л.Монгайтом, отметившим на нем следы раскраски и высказавшим предположение, что глубокие сверлины на месте зрачков могли быть первоначально заполнены стеклянной имитацией. Поскольку сзади видна линия излома, указывающая на то, что голова вставлялась в стену, по мнению А.Л.Монгайта, изваяние следует рассматривать как каменное украшение здания /I/. В качестве стилистических параллелей исследователь называет голову из музея Отун во Франции и фрагмент каменной головы из художественно-промышленного музея в Кельне, а романский характер произведения объясняет тем, что Рязань оказалась в сфере влияния Владимиро-Суздальской Руси.

Между тем романизирующие черты здесь выражены намного заметнее, чем в масках фасада церкви в Боголюбове, датируемой около 1160 г. Следовательно, рязанская находка либо выполнена раньше, либо своими оригинальными чертами художественного стиля обязана мастерам, искусство которых не было затронуто воздействием владимиро-суздальской пластики, находившейся в то время в стадии становления. По предположению Г.К.Вагнера, рязанская скульптурная голова - возможное изображение строителя храма, подобно тому, как это имеет место в Юрьеве-Польском /2/. Исследователь считает, что резная голова вряд ли случайна для рязанского искусства. Появиться же на 146 фасаде здания она могла лишь при условии, что профессии резчика уделялось большое внимание /3/.

Размер каменной головы от верхушки до кончика бороды составляет 22 см, от уха до уха 15 см. Ширина лица - 10 см. Как и все другие части старорязанского пластического декора , изваяние выполнено из белого известкового камня с сероватым оттенком, хорошо поддающегося обработке. Мягкость камня и явилась причиной того, что скульптура сильно повреждена: сбит нос, имеются мелкие сколы на губе и щеках, возле уха и на бороде. Узкое скуластое лицо обрамлено шапкой курчавых волос и небольшой окладистой бородой, распадающейся вместе с усами на прямые пряди и несколько заостренной на конце. От рельефа носа осталась только верхняя часть, примыкающая к переносице. Сохранилась и часть ноздрей, от которых по контуру усов проходят мимические складки. Ноздревые ямки сделаны при помощи буравчика. Большие, широко открытые глаза обрамлены веками, трактованными в виде валика. Глазное яблоко немного выпуклое. Сверлина на месте зрачка первоначально имела заполнение, но не из стекла, а свинцовое или оловянное, подобно каменным маскам из Успенского собора в Галиче. Волосы трактованы как соединение мелких завитков, покрывающих верхнюю часть лба и края ушей. Следы розовой раскраски лица и белой - волос указывают на то, что речь должна идти об изображении старца.

При соотнесении рязанской каменной головы бородатого мужчины с образцами романской скульптуры можно отметить примерно такое же сходство, которое существует между русской романизированной орнаментальной резьбой и ее западными параллелями. Это всего лить отголоски романского стиля, не позволяющие безоговорочно включать старорязанские находки в число памятников собственно романской каменной пластики или говорить о тщательном копировании романских моделей. Само понимание художественных форм свидетельствует о том, что знакомство с западной каменной .скульптурой оставило в произведениях работавших в Старой Рязани мастеров только определенные следы. Достаточно сопоставить старорязанское изваяние с капителью собора в Ферраре или со скульптурой в соборе Отуна, чтобы убедиться в этом /4,5/. Определенное стилистическое сходство выдают также головы ветхозаветных царей и пророков, выполненные во Франции около ПВО г., хотя они принадлежат к более развитому романскому стилю /6/. Последние, служившие завершением статуй, важны прежде всего тем, что дают представление о художественном направлении,

на которое отчасти ориентировался резчик старорязанской головы. Ее изготовление хронологически вряд ли выходит за пределы второй четверти ХП в. Стилистически это изваяние сближается с декоративной резьбой, обнаруженной среди развалин Борисоглебского собора в Старой Рязани /7/.

Какое место было отведено каменной голове в системе пластического декора названного храма? А.Л.Монгайт по этому поводу ограничился замечанием, что она, возможно, является частью горельефной фигуры на торце каменного блока, хотя это не похоже на все известные элементы древнерусской пластики /8/. По крайней мере, сопоставление с фасадной скульптурой Владимиро-Суздальской Руси делает такое предположение практически не доказуемым: все владимирские фигуры рассчитаны исключительно на обозрение спереди, тогда как рязанская голова по тщательности обработки наиболее выгодно в художественном отношении воспринимается с правой стороны лица. Если голова и не принадлежит круглой скульптуре, все же ее вряд ли можно назвать горельефной хотя бы уже потому, что "стесана" лишь часть шеи и затылка. Отнести принадлежность головы к консоли колонки тоже трудно, поскольку в таком случае это обязательно должно было бы сказаться на форме верхней части головы, что имеет место как во владимирских постройках, так и к сербской Студенице /9, 10/. Можно было бы еще допустить, что голова служила своего рода завершением одного из каменных кронштейнов, как на фасадах храма Сен-Пьер в Муассаке /II/. Но это мыслимо только в сооружении, столь же щедро декорированном горельефами, а предположить подобное явление в постройках Старой Рязани нет никаких оснований.

Наиболее отвечающим как самому произведению, так и характеру декора рязанского храма нам представляется иное функциональное использование изваяния головы. Как известно, в романской архитектуре иногда встречаются украшения блоков камней, служащих завершением откосов портала и одновременно являющихся опорой архитравов, скульптурными головами юноши и старца /12-15/. Порядок размещения этих антропоморфных изображений с противопоставлением молодости старости, выражающим мысль о скоротечности человеческой жизни, по-видимому, не был строго регламентирован, однако голову старца чаще помещали именно слева. Не о том ли говорят и все формальные признаки старорязанской находки, включая размеры, типологию и особенности пластической обработки? Если принять это предположение, то надо отметить исключительность следования романской традиции в

пластическом оформлении церковного входа на русской почве. .Думается, взяв за пример западный портал церкви св. Петра в Магвелонне (Франция), есть основания говорить о связи интересующих нас масок с темой "Страшного суда", выраженной здесь через изображения Христа во славе в тимпане и первоверховных апостолов по сторонам от входа. Было ли нечто подобное и в Борисоглебском соборе Старой Рязани? Об этом, к сожалению, мы никогда не узнаем.

Глубокий смысл в помещении олицетворений юности и старости на западном портале заключается в том. что они украшали двери, которые в эпоху средневековья рассматривались как врата вечности.

Таким образом, находка из Старой Рязани оказывается важным элементом декора храма, план которого весьма сходен с планом Успенского собора Елецкого монастыря в Чернигове, возведенного в начале ХП в. Именно с Черниговом связаны и наиболее романизированные образцы древнерусской архитектурной пластики /16-18/. Вряд ли следует сомневаться в том, что рязанская белокаменная резьба составляет единое целое с черниговской и что та и другая могут оказаться делом рук одной и той же строительной артели.

Борисоглебский собор Старой Рязани, впервые упомянутый в летописи под 1195 г., принято датировать очень широко - в пределах всего ХП в. /19/. Однако сооружение схожих по плану собора йлецкого монастыря и Кирилловской церкви в Киеве не выходит за границы первой половины того же столетия.

Можно было бы допустить, что изваяние каменной головы все-таки является принадлежностью если не консоли, то капители. Но такое предположение приходится отбросить. Датируемая около 1160 г. капитель из Лангона (Франция) /20/ позволяет наглядно проследить принципиальное различие в трактовке головы, особенно в ее верхней части. Таким образом, остается принять гипотетическое положение о связи каменной головы из Старой Рязани с порталом храма. Известный архаизм и некоторая схематичность являются неизменными спутниками художественного ремесла во всех случаях, когда отсутствуют высокий профессионализм и устойчивая традиция.

Древняя Русь не чуждалась культурных контактов со странами Западной Европы. И все же столь близкое, органическое соприкосновение с традициями романской архитектурной пластики осталось почти изолированным эпизодом. Тем не менее, конечно, его значение не следует слишком умалять хотя бы потому, что оно предшествовало такому исключительному явлению, как фасадная резьба Владимиро-Суздальской Руси. Последняя становится особенно понятной в общем историко-

культурном контексте своей эпохи /21/. Первые шаги, отмечающие переориентировку от византийской традиции украшения интерьера шиферными плитами с орнаментальными композициями к романской, связанной с пластическим декором фасада, зафиксированы в Чернигове и Старой Рязани. Скульптурное изваяние мужской головы, следовательно, является не столько экзотической находкой, сколько убедительным свидетельством стремления использовать в храмостроительной практике Древней Руси новые веяния. В этом плане старорязанские скульптурные фрагменты дают гораздо больше, чем зто может показаться на первый взгляд.

ЛИТЕРАТУРА

1. Монгайт А.Л. Рязанская скульптура/Краткие сообщения Института истории материальной культуры. - М., 1947. - Вып.ХУШ. -

С. 61-65.

2. Вагнер Г.К. Декоративное искусство в архитектуре Руси Х-ХШ веков. - М., 1963. - С.13.

3. ВагнермГ.К. Рязань. - М., 1971. - С.10.

4. Sauerlander ff. Rzezba sredniowieczna. - Warszawa, 1978. -S. 81, II. 50.

5. Mobius Po Romanische Kunst. - Berlin, 1969. - Taf. 9-11.

6. The Year 1200. - New York, 1970.- Vol. 1, NN 2-4.

7. Пуцко В.Г. Об архитектурной пластике Старой Рязани ХП ъ.// Проблемы изучения древних культур Евразии. - М., 1991. - С.166-184.

8. Монгайт А.Л. Художественные сокровища Старой Рязани. - М., 1967. - С.9.

9. Вагнер Г.К. Скульптура Древней Руси. ХП век: Владимир, Боголюбове. - М., 1969. - Илл. 91, 93, 94, 127, 128, 162, 166, 168.

10. Максимович И. Српска средньовековна скулптура. - Нови Сад, 1971. - Сл. 100, 102.

11. Baum J. Romanische Baukunst in Prankreich. - Stuttgart, 1910. - Taf. 90.

12. Baum J, Idem. - Taf. 11.

13. Zarnecki G. The Sources of English Romanesque Sculpture // Actes du XV'II-aie Congres international d'histoire de 1'art. -Amsterdam, 1952. - la Haye, 1955. - P.171-176. Fig. 1.

14. Rumpler M. L'art roman en Alsace. - Strasbourg, 1965. -PI. IXXIII.

15. Mobius ?. Romanische Kuiist. - Taf. 241.

16. Холостенко Н. Неизвестные памятники монументальной скульптуры Древней Руси//Искусство. - 1951. - № 3. С. 84-91.

17. Воробьева Е.В. Семантика и датировка черниговских капите-, лей/Средневековая Русь. - М., 1976. - С. 175-183.

18. Орлов Р.С. Белокаменная резьба древнерусского Чернигова/ Проблемы археологии Южной Руси. - Киев, 1990. - С.28-34.

19. Раппопорт П.А. Русская архитектура Х-ХШ вв.: Каталог памятников/ Свод археологических источников. - 1982. - Вып. EI-47. - С. 49-50 '(№ 70).

20. Rorimer J. J. The Metropolitan Museum of Art: The Cloisters. The Building and the Collection of Medieval Art in Fort Tryon Park. - New York, 1963. - P. 58, fig. 23.

21. Пуцко В.Г. Исторические судьбы искусства Владимиро-Суздальской Руси/ Памятники истории и культуры. - Ярославль, 1988. -Вып. 3. - C.I43-I5I.

Источник: Археологические памятники среднего Поочья. Вып. 4, Рязань, 1995 г.