В один из прекрасных дней этого не изобилующего такими днями лета мне позвонил президент Федерации воздухоплавания Рязанской области Л.Б. Маврин и буднично спросил: «Ну что, совершим сегодня вечером полётик?». Этот вопрос-предложение не был для меня неожиданным и случайным. Ещё когда лежал снег, Лев Борисович пообещал мне «полётик» как награду единственному, наверное, в Рязани краеведу, продолжающему исследовать тему первого полёта на воздушного шаре рязанского подьячего Крякутного.

О дерзкой попытке оторваться от земли в небо над Переяславлем Рязанским, предпринятой в 1731 году, я написала в нескольких статьях, опубликованных в разное время. Рассказала о ней в романе «Похождения Стахия…», вышедшем в прошлом году. В общем, были основания Льву Борисовичу меня пригласить, а мне от этого приглашения не отказаться, как я и поступила… в конце зимы. В разгар же лета я тоже сразу не отказалась, но к вечеру малодушно струсила…

Дело в том, что в очень далёкое время я окончила авиационный институт и – зареклась подниматься в воздух, правда, на самолёте как транспортном средстве. Воздушные же шары в наше время используются как средства спортивные, дающие возможность одним, тем, кто на земле, увидеть великолепное воздушное зрелище, другим, в корзине воздушного шара, пережить чувства оторванности от земли, непосредственного соприкосновения с воздушным пространством, куда более яркие нежели те, что способен предоставить самолёт. Думаю, разница в чувствах и ощущениях при полёте на тепловом аэростате и авиалайнере сопоставима с той, что испытает человек, познавший восторг скорости при езде на мотоцикле, когда пересядет в самый комфортабельный автомобиль. Автомобильный комфорт не позволяет ездоку ощутить скорость…

В общем, во имя ярких, редких ощущений и чувств стоит иной раз рискнуть! Но я в тот раз не рискнула. И чего струсила! Ведь тогда не знала ни одного случая катастрофы, которую потерпел бы воздушный шар. Узнала на днях случайно о тех катастрофах, что произошли с российскими воздушными шарами сто лет назад, но теперь только больше жалею об упущенной возможности подняться в небо Рязани.

А 1908 год был как раз тем годом, когда Россия наиболее активно принялась осваивать воздушное пространство и делала это не случайно. Об этом свидетельствует, например, такая информация, опубликованная в ноябре 1908 года в «Рязанском вестнике»: «В настоящее время все государства Европы заняты устройством лучших воздушных шаров…».

В том же году был основан Императорский всероссийский аэроклуб, о чём сообщили «Рязанские губернские ведомости» и поместили его воззвание. В нём говорилось: «…в то время, когда в иностранных государствах частные люди, понимая громадное значение воздухоплавания… неудержимо идут вперёд в деле покорения человеку воздушного океана, не щадя денег и трудов… Россия до сего времени не имеет воздушного корабля…». Но вот шар появился – и на нём «потерпели крушение офицеры воздухоплавательного парка», а на следующий год с ним же « произошла… катастрофа, окончившаяся смертью В.И. Палицына и приковавшая к постели тяжело израненного Ю.Н. Германа».

Сведения о катастрофах воздушного шара приводит С.Н. Худеков в статьях, опубликованных 29 июля и 2 августа 1909 года в издаваемой им «Петербургской газете». Статьи обнаружила петербургский краевед Л.Д. Любачевская. Ко мне же они попали, как эстафета, по информационной цепочке: Петербург, Москва, Рязань, – возникшей во время работы над книгой о Худекове «Петербургский Фигаро и его звёздное окружение».

А рязанские журналисты в 1909 году ничего об этих горестных событиях не писали. Главное же – они «проморгали» потрясающую новость, которая могла бы стать губернской сенсацией, гвоздём статьи в «Рязанских губернских ведомостях», которую следовало бы назвать «Рязанский помещик в небе над Петербургом». Ведь автор статей «Несостоявшийся полёт» и «Вчерашний полёт аэростата Императорского всероссийского аэроклуба» Худеков, владелец имения в селе Ерлино Рязанской губернии, бывший предводитель дворянства Скопинского уезда, делится в них собственными впечатлениями от подготовки к полёту и самом полёте:

«Аэростат, на котором я впервые предпринял воздушное путешествие вместе с А.М. Кованько и генералом А.Р. Эйхгольцем, поднялся в час дня со двора газового завода, пошёл вертикально вверх и достиг быстро верстовой высоты, на которой и пролетел над Петербургом, приняв направление через Литейный мост, по линии Финляндской жел. дороги.

Через час мы достигли максимальной высоты полёта – 2 100 метров.
Около 33 вёрст мы шли по прямой линии, перелетели Суздальское озеро, всё продолжая идти в северном направлении, но затем курс изменился несколько к востоку.

Но вот в верхних слоях ветер переменился, вследствие чего мы повернули к Ладожскому озеру.

Решено было спуститься на его берегу, что почти и удалось искусному пилоту А.М. Кованько. Аэростат опустился в воду близ берега. Мы приняли маленькую ванну, но тотчас же были взяты рыбаками в лодки, а аэростат вслед за нами был доставлен на берег.

Это было в 3 ч. 25 мин. пополудни.

Всего наше воздушное путешествие продолжалось 2 часа 25 минут».

В обществе двоих генералов (Кованько тоже был генералом) летал 1 августа 1909 года отставной майор С.Н. Худеков в возрасте почти 72-х лет – рискнул. Наверное, не только потому, что склонен был Сергей Николаевич в силу своего характера к риску, которого не исключал в данном случае: «Мне представлялось это (воздушное путешествие. – И.К.) одним из величайших наслаждений, перед которым далеко на задний план отходила всякая мысль о риске». И не столько потому, что ему, как он пишет, «страстно хотелось испытать это нечто, до сих пор мною неиспытанное – подняться под облака и наблюдать сперва Петербург с высоты птичьего полёта, а затем и его ближайшие окрестные места, и наконец на высоте вдохнуть в себя полной грудью воздух, не заражённый испарениями земли и живущих на ней».

Думаю, главной движущей силой поступка Худекова, который с учётом его возраста можно назвать подвигом, был высочайший профессионализм издателя «Петербургской газеты», неустанная забота об её популярности. Он же вскользь признаётся в другом:
«Наше воздушное путешествие имело не только характер прогулки «аэроклубистов», но и серьёзное значение для восстановления репутации «аэроклубного аэростата», как известно, в своём прошлом имевшего две катастрофы.

Вчерашний полёт более чем реабилитировал этот аэростат».

Нам же, рязанцам, живущим в ХХI веке, это столетней давности признание даёт новые сведения о Худекове, позволяет теперь связывать его имя не только с театром, балетом, журналистикой, литературой и сельским хозяйством, но и с первыми шагами российского воздухоплавания. И, если первый полёт рязанца Крякутного на воздушном шаре вызывает у многих сомнение, то уж этот – полёт рязанца-петербуржца Худекова подтверждается документально.

Остаётся только восхищаться разносторонностью этого человека и ждать новых открытий его деятельности.

Ирина Красногорская

Небо Рязани: Фотоальбом

Средний:

0